АНДРЕЙ Б�ЛЬЖО: «МНЕ ГЛУБОКО НАПЛЕВАТЬ НА ТОЧК� ЗРЕН�Я ВЛАСТЬ �МУЩ�Х»

�нтервью с мастерами политической карикатуры. На этот раз собеседником стал художник Андрей Бильжо, который рассказал, что не смотрит ни на власть, ни на деньги, и никто его за это не преследует. Просто не печатают иногда.

— Андрей Георгиевич, ваш арт-проект «Петрович» знаком многим россиянам. Вы сами относите его к карикатуре?
— Да, конечно. Хотя это ближе уже к современному искусству, есть песни, мультфильмы, есть книга его, есть даже еда, но часть занимает карикатура. Персонаж уже шире. Вот книга «Мои классики». Там именно карикатуры. Второй том выходит в Киеве, а первый вышел в Москве. Там именно карикатуры. Петрович часть карикатуры. � в то же время хлеще карикатуры.

— А насколько это политическая карикатура?
— Трудно разделить… Нарисовано два с половиной десятка, если не тридцать десятков тысяч карикатур. Это папки, папки и понять, где начинается одно, а где другое тяжело. Я не отделяю политическую карикатуру от социальной. Потому, что все в жизни переплетено и непонятно, где кончается политика, а где начинаются социальные проблемы или культурные проблемы. Как в еде, когда мясо, овощи в одном комке… Отделить одно от другого очень сложно. Скажем так: Петрович — персонаж с активной жизненной позицией, частью которой является и политика.

— Вы недавно проиллюстрировали программу партии «Гражданская платформа». Что это было, ваше личное желание или заказ? �, если заказ, был ли он выгоден?
— Это был, безусловно, заказ, не буду лукавить. Но у меня подобных заказов было несколько десятков. � от разных отказывался. Вопрос о денежной составляющей не главный, потому что если это противоречило моим представлениям о добре и зле, моральности, мне это было неприятно и неинтересно, то я ни при каких деньгах за это не брался. В данном случае все совпало. Потому что ни один из пунктов не противоречил моим представлениям о хорошем, плохом, поэтому я бодро согласился. Не знаю, пойдут ли эти пункты дальше вербалики, правда.

— То есть для «Единой России» вы бы такое не нарисовали?
— Ни за что, я бы такое не рассматривал даже. Да и от них вряд ли бы кто-то обратился. У меня активная позиция, как у Петровича, и многие ее знают. Я бы не рассматривал ни одну из партий нынешних основных: ни ЕР, ни ЛДПР, ни коммунистическую.

— Сейчас говорят о том, что карикатура несколько уходит из медиа. Вы согласны с этим?
— Безусловно, она уходит. Если бы несколько лет назад я бы еще сопротивлялся этому тезису, то сейчас многие темы даже становятся запретными. Раньше в газете «�звестия» каждый день моя карикатура выходила, а раз в неделю – колонка. Были карикатуры на тему христианства, например, где присутствовала тайная вечеря, например. Сегодня такая карикатура невозможна в печати. Вот была у меня одна. �дет �исус Христос, навстречу ему — две девушки. Одна говорит: «О, знакомое лицо, можно с вами сфотографироваться?». Мы это часто слышим, когда люди встречаются с известными людьми. Это не об �исусе Христе, это о менталитете. Такая карикатура сейчас бы не могла бы быть опубликована нигде. Редактора бы пожурили, и он бы решил не рисковать. Целые темы просто уходят. Я работал в «Коммерсанте» и можно было публиковать карикатуры про все. Про Хасбулатова, про Руцкого, кого там только не было. У меня с ними были, кстати, вполне человеческие отношения, и они понимали, что это нормально. Но сегодня в 90% СМ� это невозможно.

— То есть уходят острые темы? �дет цензура?
— Острые темы остаются. Сильна цензура, и даже главное, самоцензура. Это касается прежде всего главных редакторов. Они несут ответственность за все, что опубликовано. На всякий случай, что бы избежать каких-то конфликтов, нападок, чтобы не увеличили аренду помещения, что не пришла налоговая чтобы, он лучше заменит эту карикатуру на какую-то статью другую.

Карикатура, вообще, политическая или социальная оказывает очень активное влияние на читателя. Если статья — это буквы, и вы должны это прочесть, то карикатура работает как моментальная статья. Вы читаете этот анекдот моментально. � если вы не идиот, вам тут же становится понятно, о чем речь.

— То есть карикатура может оказаться порой сильнее любого текста?
— Да, конечно, абсолютно точно.

— А вот, например Сергей Ёлкин делает довольно острые карикатуры. Например, про Путина и журавлей у него была, можно сказать, жесткая. �ли Ёлкин и Меринов потому востребованы, что не так остры, как могли бы, и надо еще острее?
— Я бы не сказал, что можно было бы острее, я бы сказал, что можно было бы тоньше. � Сергей Ёлкин, и Леша Меринов замечательны, но эти художники мне не так близки, часто они прямолинейны и слишком злободневны. Мне интересней копнуть глубже и понять происхождение того или иного явления. Мне не интересен полет со стерхами. Это уже анекдот, я мог бы сотню карикатур на эту тему нарисовать, но мне это неинтересно, потому что это событие является исчерпывающим само по себе, там даже шутить невозможно. Это уже шутка. Когда Путин говорит, что его жена отстояла 9-летнюю вахту, не надо портить историю. Надо ее додумать, расширить. Поэтому когда слишком в лоб все подается, лично мне как художнику это не очень интересно. Мне интересны общие сегодняшние злободневные темы. То, что происходит сегодня со страной. Вот разговор Петровича с курами… Петрович, куры, все это показывает, что происходит. Курица для меня это такое существо распространенное. Кур мы едим, куриные мозги. Это для меня олицетворения образа среднестатистического большинства.

— Ох, как!
— Ну, вот так.

— Есть такое мнение, что демотиваторы и всякие интернетовские хохмы вытесняют карикатуру. Вы согласны с этим?
В какой-то степени вытесняют, но надо все правильно понимать. �нтернет дает возможность участвовать в творчестве огромному количеству людей. Раньше в редакцию приходили тысячи и даже десятки тысяч писем с картинками и т.д. � вот редактор это открывал и понимал, что из этих десятков тысяч нет ни одного первого. А сейчас в интернете много всего, 3-4% интересны, вот они и расходятся. Это замечательно. Вот новая такая история.

— Возвращаясь к вопросу самоцензуры, это же что-то очень личное, а явление при этом — массовое, как это?
— Да, с цензурой, самоцензурой художников и самоцензурой редактора. У меня в «�звестиях» лежала папка с множеством картинок. Она постоянно обновлялась. Я каждые две недели приносил новые 25 картинок. Часть картинок уходила в заднюю часть папки, и я понимал, что эти картинки не будут опубликованы. Вот расскажу маленькую историю, когда я стал понимать, почему картинки с тремя медведями и Машенькой постоянно уходили в конец папки. До этого их печатали, а тут перестали. Я не мог этого понять, а потом внезапно до меня случайно дошло, что президентом стал Медведев, и, видимо, редактор стал бояться делать намеки на медведей. В узких кругах я рассказал это как анекдот. � это, видимо, каким-то образом дошло до Натальи Тимаковой, пресс-секретаря Медведева, с которой я еще в «Коммерсанте» работал. � тут «�звестия» стали каждый день выходить с карикатурой про медведей. То есть не всегда все связано именно с цензурой… Скорее, с самоцензурой главного редактора, который на всякий случай стремится себя обезопасить.

— Получается, что там человек не мог быть честным без указания свыше?
— А вы думаете так много честных людей, которые говорят то, что думают? Я думаю, их подавляющее меньшинство.

— А как у вас лично с самоцензурой? Бывало, что вы что-то нарисовали, а потом сами же отцензурировали?
— Никогда такого не было. Я рисую то, что рисую. Замечательный карикатурист Виталий Песков сказал, что если картинка не нарисована, то она никогда не будет нигде и напечатана. Самоцензура может быть только на уровне этики. Где ты показываешь картинку, кому ты показываешь. Только на уровне этических вещей такое возможно. � эта этика проходит только внутри: не ругаешься матом при детях, не можешь ворваться в дверь, когда перед тобой стоят две женщины, ты пропустишь их, помогаешь пожилому человеку выйти из автобуса или перейти дорогу. �, если ты поступишь иначе, тебе самому будет плохо. Вот это и называется этикой. А есть люди, лишенные ее. Можно нарисовать черный юмор, где фигурируют стихи про маленького мальчика, который нашел гранату. Но это пример абстрактного мышления, так называемый черный юмор. Про это тоже можно нарисовать. �ли моя карикатура, где слепые пальцами водят и говорят: мы читали, мы читали, наши пальчики устали. Она смешная, но я же никогда не покажу эту картинку слабовидящим. Надо быть корректным и понимать среди кого ты находишься. Вот это и есть этическая цензура.

— А сегодня не бывает, что вам отказывают в публикации каких-то рисунков? �ли вы не рисуете того, что не напечатают?
— Я сейчас работаю совсем не так. У меня на «Эхо Москвы» есть еженедельный блог, я там пишу тексты, выдаю четыре картинки. Никто их мне не цензурирует. Все, что я дал в этом блоге, все это там есть. За три года мне ни разу не сказали, что эта картинки не будут напечатаны.

Я сотрудничаю также с журналом «Дилетант», где у меня разворот с картинкой и полоса на историческую тему с перекидыванием ее на сегодняшние реалии. То есть, если там про �вана Сусанина, то там �ван Сусанин, поставленный в сегодняшние условия. � его главный редактор Виталий Дымарский ни разу мне не отказал ни в одной картинке. Там была у меня картинка: Василий �ванович Чапаев, переплывая Урал, говорит Петьке: «Эх, Петька, жаль, что я не говно». Ну, логика понятна: говно не тонет. � не возникло сомнений, что это не будет понято. Эта картинка даже вошла в сборник лучших материалов «Дилетанта» за 2012 год. То, что я пишу Колесникову и свой комикс в «Русский пионер» также не подвергается никакому цензурированию.

То есть острая карикатура, какой бы острой ни была, находит свое место и площадки.

Но их становится все меньше и меньше, круг безусловно сужается. � это касается не только карикатуры, но и телевидения и радио. Все это сужается, сужается. Но я это чувствую, замечаю, про это не просто говорят. Вот думали сделать программу на «Культуре» к моему 60-летию, а потом вся эта история почему-то свернулась. Друзья узнали, сказали, что ничего не получится. Сужается, так сужается. Бог с ним.

— А испытывали на себе какое-нибудь давление? Например, вам не звонили, ругая за плохую карикатуру лица, аффилированные с властью?
— Нет, никогда. Были случаи в газете «�звестия», когда мне говорили, что они не будут это печатать. Я приходил и говорил, что для меня это очень важно, что это нужно печатать. Это касалось разных материалов и картинок.

Но ведь такого цензурирования и давления сейчас навалом в интернете. Появляется картинка, и сто человек в комментариях пишут, какой художник Бильжо идиот, что он ничего не понимает и рисовать не умеет. Находятся те, кто вступаются. Завязывается дискуссия. Нормальные комментарии разных слоев общества получаются… С разным уровнем интеллекта и культуры.

Вот был случай в музее Тургенева. Там была выставка моих карикатур на тему «Герасим и Му-му». Кто-то в книге отзывов написал, что Бильжо ненавидит собак и глухонемых. Смешно вступать в дискуссию с этим человеком. Я обрадовался этой записи и даже включил в книгу своей классики как пример такого мышления.

— А вот существовали ли так называемые клубы карикатуристов, при МК, при «Совершенно секретно», почему они исчезли, как думаете?
— Клубы карикатуристов, насколько я знаю, существуют и сейчас. Вот в Перми у меня была выставка и там были члены пермского клуба карикатуристов. Дело в том, что карикатуристов в принципе, и это нормально, много быть не может. Настоящих, таких, что придумывают свой образ, который узнаваем. По мелкому кусочку можно определить человека, который такую картинку рисовал. Это, как спорт. А человек, который придумал даже десять, даже очень смешных картинок и послал их на конкурс, он не является карикатуристом. Карикатурист — это ежедневная постоянная работа. Это поток. Как журналист, который должен выдавать какое-то количество знаков в день.
�з клуба выходили профессионалы. В МК были я, Леша Меринов … Потом я в 91-м году я ушел в «Коммерсант», Меринов остался. Для других это осталось либо как хобби, а кто-то полностью ушел в иную профессию, а кто-то сделал карикатуру профессией. Я делал разные вещи, была программа на телевидении даже… Но для меня рисовать — это часть художественной творческой жизни.

— �нтересно, но что-то кроме «ежедневности» труда отличает вас, Меринова и Ёлкина от тех, кто ушел от карикатуры, хотя и делал успехи?
— Для нас это является необходимостью, потребностью, способом мышления, частью мировоззрения. Мы по-другому не можем видеть мир. Этим и отличается карикатурист от остроумца, который просто рисует. Это некая данность. Это было нам дано сверху, хорошо это или плохо — другой вопрос. Мы что-то умеем, что не умеют другие, вот этим и отличаемся. � много нас таких по определению быть не может.

— Считали ли бы вы своим успехом, если бы вам удалось нарисовать карикатуру, от которой помрачнел бы человек очень влиятельный, например, Путин или Медведев?
— Сложный вопрос. Если бы это была хорошая карикатура… Это я понимаю с помощью круга близких людей, мнение которых я ценю, и которым доверяю. Например, им бы понравилось, а Путину и Медведеву бы было неприятно… Да, тогда я бы считал это своим успехом. Хотя, с другой стороны, мне глубоко наплевать на точки зрения власть имущих. Потому, что я стараюсь делать то, что мне кажется делать правильно, то, что мне хочется, и то, что я считаю необходимым.


ПОДГОТОВКА �НТЕРВЬЮ: Евгений Ершов
Polit.ru