ШАРЛОТТА ДЕЛЬБО. В ПОРЯДКЕ ОСОБОЙ СРОЧНОСТ�

В начале 1970-х годов Editions de Minuit публикует «Освенцим и после». Увы, Франция в то время еще не способна воспринять эту трилогию, от литературной красоты которой захватывает дух. �ногда тайна не-встречи с читателем не может быть разгадана до конца.

Автор, Шарлотта Дельбо, не была чужой в среде литераторов, поскольку уже выпустила две книги в “Минюи”. Одной из книг были удивительные биографические записки о женщинах, депортированных в Конвое 24 января, с конечной станцией Аушвиц-Биркенау. Среди этих женщин была и сама писательница.

Вопрос - откуда столько равнодушия к трем великолепным книгам? Потому ли, что тексты коммунистки и участницы движения Сопротивления, сражавшейся с первых часов войны, выражали крайнее отчаяние и стремление выжить? Это сближало книги Дельбо с литературой выживших евреев, в те времена еще мало известной. �ли дело в том, что читатель не мог принять оригинальность текстов, рассказывающих об этой грани �стории?

� это несмотря на то, что захватывают уже первые строки: “…это вокзал где те, кто прибывают – это те же, кто отбывают/ вокзал где те, кто прибывают не прибудут никогда, а те кто уехали, никогда не вернутся./ Это самый большой в мире вокзал./ На этот вокзал они прибывают, приезжая отовсюду./ Они прибывают сюда спустя дни и ночи (…) Каждый привез то, что было ему дороже всего, потому что не нужно оставлять самое дорогое, когда едешь далеко./ Каждый взял с собой свою жизнь, именно жизнь свою нужно было брать с собой./ � когда они прибывают,/ им кажется, что они прибыли/ в ад/ сущий. Хотя они не верили в это./ Они не знали, что сели в поезд, идущий в ад, (…) им кажется что могут принять вызов его/ со (…) старыми родителями, с семейными воспоминаниями и семейными документами./ Они не знают что на этот вокзал нельзя прибыть (…)”.

Так, с прибытия на этот вокзал, каждое последующее предложение, до самого последнего, звенит в нас. Они - как колокольчик, в который так же звенели Примо Леви, Робер Антельм, Патрик Модиано, Арон Аппельфельд и многие другие великие писатели. Без него чтение �стории лагерей очерствляет, как лишаются жизни и сами лагеря.

Первый том, “Ни один из нас не вернется”, Шарлота Дельбо написала с невероятной скоростью в 1946 году, сразу после возвращения, в школьной тетрадке на спирали. В нем чувствуется особая срочность воспоминаний и молниеносность написания. Строфы «Диалог», «Манекены», «Люди», «Зов», «Однажды», «Мария», «На следующий день», «Нога Алисы»… отбивают ритм личного дневника из жизни в лагере, от первого лица множественного числа. «Мы» - это солидарность 230 женщин, отконвоированных в 1943 году. Это – соучастие с польками, с которыми писательница встречается. С еврейками, которых грузовики везут напрямую в блок 25. Это – симпатии к людям, встреченным на болотной дороге. Это - «мы» стыдливости и тесноты.

“(…) все слова давно увяли/ Все слова давно обесцветились/ Колосок – зонтичек – родник – гроздь сирени – волна – все образы с тех пор мертвенно бледны./ Зачем мне сохранили память? Я не могу вновь узнать вкус слюны во рту по весне – отдающей вкусом травинки, которую сосешь. Я не могу вновь узнать запах растрепанных волос, где играет ветер, почувствовать его утешающую руку и его нежность. / Моя память бескровнее осеннего листа./ Моя память забыла – что такое роса. / Моя память истекла своим соком. (…) / Тогда и сердце должно перестать биться – перестать биться – биться./ Поэтому я не могу приблизиться к той, что зовет меня. Моя соседка. Зовет ли меня она? Почему зовет она? Ей смерть внезапно легла на лицо, смерть сиреневатая у крыльев носа, (…) смерть в пальцах ее, что изгибаются и скручиваются как стебельки от укусов пламени, она говорит на неизвестном языке слова что я не слышу./ Колючая проволока так бела на синем небе./ Звала ли она меня ? Она теперь недвижна, голова упала в грязь и прах. / Вдали за колючей проволокой поет весна/ (…)/ Мы лишились памяти./ Ни один из нас не вернется.»

Во втором томе, «Бесполезное знание», написанном через 25 лет после первого, «я» приходит на смену «мы». Это необходимо, чтобы говорить об отсутствующих и вернуться к любви и дружбе, к смятению любви и дружбы автора в менее импрессионистичных главах: «Мужчины», «Перерезанное горло Марсельезы», «Утро. Прибытие», «Другим спасибо», «Эстер», «Пить», «Ручей». Литературный стиль проявляет свою нежность и, порой, меланхоличность. Но он так и остается россыпью эксизов, зарисовок портретов, философских отрывков, новелл, рассказов и, конечно, стихов.

“�вонна Пикар умерла/ у нее была красивая грудь./ �вонна Блех умерла/ у нее были миндалевидные глаза/ и такие говорящие руки./ Мунетт умерла/ у нее был милый цвет лица/ чуственный рот/ и серебряный смех. / Аврора умерла/ у нее были фиалковые глаза./ Столько красоты столько молодости/ столько пламени страсти столько обещаний…/ Вся смелость времен Рима./ � �ветта тоже умерла она не была красивой ни милой/ и смелой была как никто./ � ты Вива/ и я Шарлотта/ мы скоро мы умрем/ мы у которых больше нет ничего ценного.”

После этой книги Шарлотта Дельбо писала без остановки. Год спустя она закончила третий том эпопеи, “Мера наших дней”. Пронзительная скорбь первых книг становится глубже. Автор рассказывает о своем возвращении, после 27 месяцев заключения, в мир тех, кто не познал лагерей. Ее лагеря - место “до возникновения географии”, где жизнь – уже не то, чем была, просто потому, что ее не должно быть. Рассказы становятся длиннее, они сталкиваются со встречами и вопросами. Они сталкиваются с пошлостью человека и с растерянностью от того, что столько осталось посзади.

“Ребенок протянул мне цветок/ утром/ цветок, что он сорвал/ для меня/ он цветок поцеловал/ прежде чем протянуть мне/ и он хотел чтобы я тоже поцеловала его/ он улыбнулся мне/ то было в Сицилии/ ребенок цвета лакрицы / нет ран что не заживают / Я поняла это / в этот день/ я повторяю это для себя иногда/ этого мало, чтобы я поверила в это.”

МЕЖДУ “ТАМ” � “ЗДЕСЬ”

Нынешний 2013 год, год столетия со дня рождения Шарлотты Дельбо, полон событий. После многолетних исследований Виолен Гелли и Поль Градвол опубликовали биографию писательницы, Мы находим в ней женщину, полную оптимизма. Ее питает энергия активистки, ее не сломил опыт. Ее жажда интеллектуального успеха и тяга к обольщению ничем не напоминают женщину, которую мы представляли при чтении трилогии. Уцелев в крушении �стории, она раздвоилась между миром призраков - “там”, и миром живых - “здесь”.

Волшебство литературы в том, что она дает жизнь персонажам, тревожащим светлые воды нашего существования, пока не возникнут в глубине тины забытые фантомы прошлого. Шарлотта из “Освенцима и после Освенцима” принадлежит к поэтической прозе устрашающе реалистичного воображения, в которое она зовет нас за собой. При чтении вы не узнаете о кошмаре лагерей больше, чем уже знаете. Но вы пройдете по ним, увидите их обнаженную, плотскую, сумасшедше тоскливую и чувственную жизнь. Вы вновь увидите исчезнувших. Верный спутник – писатель - засвидетельствует, что самые ужасные разрушительные силы никогда не победят красоту слов.


Жан Ацфельд, Le Monde des Livres
morebo.ru