ГОЛГОФА РУССКОЙ МЫСЛИ
Памяти репрессированных
Память о погибших, ушедших из жизни раньше положенного срока, — это всегда сложная и тревожная память уже потому, что в ней и обида на судьбу, оборвавшую жизнь, и размышление о том, сколько человек мог бы еще сделать, и воспоминание, каким он был. А для тех, чью жизнь оборвала война, еще и воздаяние за жертву во имя общей победы. Совершенно иную окраску имеет память о репрессированных, безвинно погибших под прессом безжалостного режима. Это память особая: когда режим еще жив, она под запретом; когда режим исчезает, она громко вопиет о его несправедливости, жестокости, унесшей столько жизней (и каких жизней!), а потом эта память постепенно угасает, как затухающий костер. И этому есть свои причины, главная из которых нежелание новой современной жизни стимулировать ее страшным ушедшим прошлым. Теперь она в распоряжении историков.
***
Для истории русской мысли тема репрессий по отношению к ней — тема интересная, благородная, но не имеющая у историков мысли повышенного интереса. Хорошо и достаточно много написано о цензурных запрещениях ее существования в печати, лишь несколько раз освещалось запрещение преподавании, например, философии, а о репрессиях по отношению к русским мыслителям пишется в основном в их интеллектуальных биографиях, да и то не всегда. Вместе с тем политическая составляющая русской мысли, отношение к ней со стороны властей предержащих — важнейшая часть ее истории, что наглядно демонстрирует ее судьба при большевистском режиме, кредо которого «кто не с нами, тот против нас» было сформулировано Лениным еще в 1905 г. в статье «Партийная организация и партийная литература». Эта установка, реализуемая большевиками во всех сферах жизни, обозначила переход русской культуры и мысли «от века серебряного к веку железному». Идеологическим обоснованием утверждения диктатуры пролетариата стал тезис о классовой борьбе, которая большевиками абсолютизировалась, а в тридцатые годы они стали утверждать об ее усилении по мере продвижения к социализму. Этот тезис был положен в основание борьбы с «буржуазным» инакомыслием, т. е. со всем, что не соответствовало ценностям марксистской идеологии. Его носителем большевики считали священников, деятелей культуры, философов, ученых. Все они стали объектом репрессий, во всей их амплитуде, от резкой критики до физического уничтожения. Своих намерений большевики и не скрывали. К примеру, Н. И. Бухарин так и писал: «Пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».
Практика репрессий была разнообразной и, как правило, неоправданно жестокой. В начале 20-х годов сильно пострадала церковь: были закрыты церкви, монастыри, учебные заведения, в пользу государства конфисковано их имущество, физически уничтожены тысячи священнослужителей. 19 марта Ленин послал членам Политбюро секретное письмо в котором требовал: «Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий… Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше». Вскоре «Правда» опубликовала список «врагов народа», среди которых значился патриарх Тихон, весь «церковный Собор», десятки священников. Многие из них были расстреляны. В июне 1922 г. ВЦИК утвердил приговор о расстреле пяти обвиняемых в «сокрытии церковных ценностей», а в августе к расстрелу были приговорены еще четыре петроградских священника, среди которых был митрополит Вениамин.
Под пресс репрессий попал выдающийся русский религиозный мыслитель священник Павел Александрович Флоренский, которого по праву называли «Леонардо да Винчи ХХ века».
После закрытия в 1918 г. Московской духовной академии, где он как профессор читал лекции по истории философии, Флоренский работал во многих государственных учреждениях: работал заведующим научно-технического отдела московского завода «Карболит», в Центральном электротехническом совете Главэнерго ВСХН, заведующим отделом материаловедения экспериментального электротехнического института, членом Комиссии по стандартизации при Совете труда и обороны. Начиная с 1927 г. в течение нескольких лет Флоренский редактирует многотомную «Техническую энциклопедию», в которой публикует более 100 статей. При этом Флоренский никогда не снимал подрясник и крест на груди, поскольку считал, что остается в сане священника. И это в обществе, стремящемся к абсолютной атеизации. Неудивительно, что своим поведением Флоренский власти раздражал. В печати постоянно появлялись статьи, в которых его критиковали не как ученого, а как «защитника религиозного мракобесия». В 1928 г. критика словом закончилась, П. А. Флоренского арестовали и выслали в Нижний Новгород, где он стал трудиться в Нижегородской радиолаборатории. За него заступилась председатель Всероссийского общества Красного Креста Е. П. Пешкова и Флоренскому разрешили вернуться в Москву. Но ненадолго. 25 февраля 1933 г. его по ложному обвинению вновь арестовали и, осудив на 10 лет, отправили в сибирский лагерь «Свободный», где он в течение года работал на Сковородинской мерзлотной научно-исследовательской станции. Правительство Чехословакии ходатайствовало об освобождении Флоренского и переезде его на Запад, но правительство СССР отклонило эту просьбу.
В 1933 г. П. А. Флоренского перевезли на Соловки, где он в лагерных условиях продолжает заниматься научной разработкой добычей йода и агар-агара из морских водорослей.
25 ноября 1937 г. особая тройка НКВД по Ленинградской области вторично осудила Флоренского. С этого времени прервалась его переписка с семьей. Существовало несколько версий гибели философа. Теперь документально установлено, что он был расстрелян под Ленинградом 8 декабря 1937 г.
Аналогична судьба известного религиозного мыслителя, друга П. А. Флоренского и Л. Н. Толстого, епископа «катакомбной церкви» Марка — Михаила Александровича Новоселова. ОГПУ его трижды арестовывало в 1929, 1931 и 1937 гг., приговаривая к разным срокам тюремного заключения. Наконец, по решению тройки Новоселова 17 января 1938 г. расстреляли.
Расправлялись большевики и с высшей школой: в 1918—1919 гг. были ликвидированы ученые звания, закрыты юридические и историко-филологические факультеты, имеющие кафедры философии, к середине 20-х годов из вузов была удалена большая часть «старых» профессоров философии и среди них Н. А. Бердяев, Н. О. Лосский, Л. М. Лопатин, А. Н. Гиляров, А. И. Введенский, Г. И. Челпанов, М. М. Тареев, И. И. Лапшин, П. Б. Струве, С. Л. Франк, Г. Г. Шпет, Л. П. Карсавин, П. А. Флоренский, П. А. Сорокин и многие другие. В 1923 г. в вузах была проведена партийная чистка, около 100 тысяч (!) студентов, преподавателей, вузовского персонала было отчислено и уволено с работы «по недоверию».
Но этими мерами Ленин оказался недоволен. По его инициативе была предпринята беспрецедентная акция высылки из страны большой группы интеллигенции. При помощи ГПУ в Москве, Петрограде, на Украине были составлены списки депортируемых, среди которых оказалось много философов: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Б. П. Вышеславцев, В. В. Зеньковский, И. А. Ильин, П. А. Сорокин, Ф. А. Степун, С. Л. Франк и другие.
Списки лично просматривал Ленин, после чего их утвердила специально созданная комиссия ЦК ВКП(б). Всех, подлежащих депортации, арестовали, привезли на Лубянку, допросили и заставили написать подписку, что они обязуются «не возвращаться на территорию РСФСР без разрешения органов Советской власти». Причем особо подчеркивалось, что нарушение обязательства карается смертной казнью.
В момент подготовки депортации у властей возникла неожиданная проблема. Германия, куда предполагалась высылка, воспротивилась этой акции. Как вспоминал Н. О. Лосский, «канцлер Вирт ответил, что Германия не Сибирь и ссылать в нее русских граждан нельзя, но если русские ученые и писатели обратятся с просьбой дать им визу, Германия охотно окажет им гостеприимство». Парадокс состоял в том, что ГПУ пришлось просить депортируемых самим (!) обратиться в германское посольство за визами на отъезд. Когда все визы были получены, 22 сентября 1922 г. высылаемые были погружены на пароход «Oberbürger meister Hacken» и отправлены в Штеттин. Некоторых русских мыслителей депортировали другим путем: П. А. Сорокина — в латвийском дипломатическом вагоне в Берлин, С. Н. Булгакова — на пароходе в Константинополь.
Оправдывая высылку этой большой группы творческой и научной интеллигенции, «Правда» поместила несколько статей. В одной из них — «Первое предупреждение» подчеркивалось, что выслали «наиболее активных контрреволюционных элементов из среды профессоров, врачей, агрономов, литераторов» и «среди высылаемых почти нет крупных имен», а причиной высылки было то, что «политиканствующие ученые-профессора на каждом шагу оказывали упорное сопротивление советской власти, приступившей к реформированию высшего образования. Эти группы упорно, злобно и последовательно старались дискредитировать все начинания Советской власти, подвергая их якобы научной критике. В области публицистики они гнули ту же линию. Художественная литература, издаваемая в этих кругах, была также антисоветская. В области философии они проповедовали мистицизм и поповщину». Свою лепту в оправдании этой акции внес Лев Троцкий. В интервью вдове Джона Рида Луизе Брайант, данном 31 августа 1922 г., он заявил, что это был своеобразный акт гуманизма (!).
Большинство высланных покидать родину не хотели и некоторым удалось от депортации освободиться на свою беду. Примером этому служит трагическая судьба известного русского философа профессора Московского университета Густава Густавовича Шпета.
В 1921 г. его как и многих других уволили из университета, а через год Шпет попал в список высылаемых из России. Заступничество высокопоставленных партийных чиновников, в том числе А. В. Луначарского, позволило ему остаться на родине. С середины 20-х до середины 30-х годов было временем расцвета творческого и организационного таланта Шпета: он создает Институт научной философии, Вольную философскую ассоциацию творческой интеллигенции, совместно с Г. Челпановым — Московский психологический институт, становится вице-президентом Академии художественных наук (ГАХН). Издает две книги: «Введение в этническую психологию» и «Внутренняя форма слова». И все это время он оставался на подозрении у органов НКВД. Шпета исключили из ГАХН и запретили заниматься научной и переводческой (он знал 19 языков) деятельностью, а в ночь на 15 марта 1935 г. арестовали и предъявили два взаимоисключающих обвинения: в симпатиях к фашистской Германии и в великорусском национализме. Его приговорили к пяти годам ссылки в Енисейск. Как ни заступались за него перед Сталиным известные артисты и ученые — Качалов, Москвин, Книппер-Чехова, и другие, им не удалось спасти Шпета. Его лишь перевезли в Томск и разрешили переводить «Феноменологию духа» Гегеля. 27 октября 1937 г. Шпета вновь арестовали, «тройка НКВД» приговорила его к десяти годам «без права переписки», а уже 16 ноября его расстреляли.
Свой урожай репрессий по отношению к русской мысли собрал сталинский режим. К концу 20-х годов его идеологическими и философскими противниками стали мыслители марксистской ориентации. Для обнаружения «инакомыслия» Сталин и его приближенные использовали философские и научные дискуссии и первую из них — между «механистами» и «диалектиками», длившуюся почти десять лет. Ее результат был плачевен для обоих сторон. В 1929 г. на апрельском пленуме ЦК партии «механисты» были объявлены «правым» уклоном в философии, что стоило многим из них не только работы, но и жизни. А спустя некоторое время уже «диалектики» были объявлены «меньшевиствующими идеалистами». Их руководителю академику А. М. Деборину Сталин сохранил жизнь, остальных в разное время расстреляли, в том числе известных философов Н. Кареева, Л. Стэна, И. Луппола, И. Агола. Репрессиями закончились дискуссии 30-х годов в биологии, языкознании, педагогике, физике. Русская мысль терпела непоправимый урон, пронеся через десятилетия терновый венец «репрессированной мысли».
Б. В. Емельянов