ВИКТОР БЕРДНИК. РАССКАЗЫ
В ПРОШЛОМ ВЕКЕ
История, приключившаяся с Зиновием в последний год уходящего столетия, ему запомнилась надолго. А всё потому, что ситуация тогда сложилась, прямо сказать, водевильная. Эдакое комичное положение её участников и Зиновия, в частности. Вот только от игровой сцены в спектакле, происшедшее с ним, к сожалению, отличалась грустной подоплёкой вполне реальной жизни...
Из Бостона в Херсон Зиновий и Светлана отправились навестить родные могилы. Опять-таки, с немногочисленными близкими знакомыми, оставшимися в городе, повидаться. Да и сынишке Олегу хотелось показать край его предков. По вечерам Зиновий и его жена просиживали на традиционных застольях, устраиваемых в их честь, а днём, пока Светлана проводила досуг с подругой, он частенько бродил по улицам вдвоём с Олегом. Вроде как знакомил сына с городом и его историей, а на самом деле с упоением окунался опять в свое прошлое. Во время одной из таких бесцельных прогулок Зиновий и столкнулся с сокурсником по университету — Димкой. В годы студенчества они даже приятельствовали. Потом их пути незаметно разошлись, но факт отъезда Зиновия за границу для Димки не остался секретом. И хоть Херсон — город отнюдь не маленький, и там в определённых кругах слухи циркулируют, как в провинции, обрастая домыслам, выдаваемыми сплетниками за животрепещущие подробности.
— Зиня! — искренне обрадовался Димка. — Никак к нам в гости из Штатов пожаловал?
— Да, — Зиновий, смущённый неподдельным радушием давнего товарища, тоже испытывал удовольствие от негаданной встречи. — Вот вместе с сыном приехал.
Постояли, потрепались и Димка, пожелав расспросить побольше о подробностях обустройства быта соотечественников в Америке, не замедлил пригласить Зиновия к себе на ужин.
— Посидим, пузырёк раздавим, потрындим. Уверен, что и моей Леночке будет любопытно пообщаться с полпредом неведомого нам мира. Не каждый же день доводиться беседовать с настоящим американцем. Так что, дорогой, завтра непременно ждём...
Отказывать Димке, сославшись на неудобство столь спонтанного визита, Зиновий не собирался. Наоборот, и ему было чрезвычайно интересно послушать о житье-бытье своего бывшего коллеги в новых условиях. Ведь не эмигрируй он в начале девяностых и тоже пришлось бы как-то устраиваться, подобно всем остальным. Никто из знакомых в Херсоне особо не преуспел — не стал ни олигархом, ни просто состоятельным человеком. Да и Димка не выглядел обласканным фортуной, баловнем судьбы.
Наверное, не обнаруживший даже малейшего признака его процветания, Зиновий на следующий день решил по пути к Димке прихватить с собой пакет с дорогими деликатесами. Колбаски там сырокопченой прикупить, балычка посвежее, икорки и прочего былого дефицита, доступного теперь горожанам по ценам, явно не вписывающихся в бюджет среднего потребителя. Да и жена одобрила его план — чем идти в гости с какой-то ерундой, лучше принести качественные продукты, которые любой хозяйке пригодятся. Набрали всякой всячины и Зиновий лишь волновался, чтобы гастрономическим подношением, не дай бог, не оскорбить товарища. Гостинцы Димке вовсе не показались неуместными или, тем более, обидными, но, похоже, его крайне смутило появление у себя в доме Светланы. Зиновий уже очень скоро прочувствовал, как тот невероятно сконфужен и терялся в догадках по поводу столь необъяснимого замешательства приятеля.
— Ну и где твоя драгоценная половина? — шутливо-недоумённо спросил он. — Кому прикажешь вручить продуктовый набор?
— В парикмахерской, — рассеянно ответил Димка, не удосужившийся обстоятельно разузнать только ли с сыном Зиновий прибыл в Херсон. Потому и досадовал на собственное недомыслие, вылившееся сейчас в глупейшее положение.
«...Идиот, — ругал себя Димка, уже представляя реакцию Леночки и её уничижительные комментарии наедине, — так непростительно влипнуть. Ох, и до чего ж неудобно. Пожалуй, что теперь не выкрутиться...»
— С минуту на минуту должна быть. Давай пока по стопарику, — предложил он, пытаясь разрядить возникшую неловкость. И, не дожидаясь согласия, метнулся в кухню за рюмками. С ними, зажатыми в руке между пальцев, и с запотевшей бутылкой водки в другой Димка вернулся в аккурат, когда в передней хлопнула входная дверь.
— А вот и Леночка, — воскликнул он наигранно-весело и по непонятной Зиновию причине уже стушевался вконец.
Леночка очевидно пришла домой не одна. В прихожей послышались голоса переговаривающихся между собой женщин, а через минуту на пороге центральной комнаты возникла Димкина супруга с причёской а-ля Барбара Стрейзанд. Из-за её плеча в проёме двери кокетливо выглядывала очень похожая на Леночку особа — наверняка, родная сестра. У обеих при виде Светланы в момент разочарованно вытянулись лица, как у советских покупательниц в универмаге, перед носом которых закончились вожделённые импортные сапоги. Димка от стыда был готов провалиться сквозь землю — уж слишком недвусмысленным оказалось появление здесь ещё одной дамы.
Судя по безупречным уложенным волосам, Леночка и та другая — уже далеко немолодая барышня, действительно посетили парикмахерскую. И, наверное, в маникюрный кабинет завернули тоже. Короче, основательно почистили пёрышки, ожидая преподнести себя в лучшем виде одинокому мужчине с ребёнком, приехавшему из Америки. Во всяком случае, произвести благоприятное впечатление, без сомнения, рассчитывала Леночкина незамужняя сестра...
В любой комичной ситуации всегда найдётся грустный момент...
РАБОЧИЙ И КОЛХОЗНИЦА
Пролетарское прошлое Семёна осталось в советской жизни вместе с померкнувшими воспоминаниями о даче с десятью сотками. Когда-то там, на ухоженном земельном участке, стояли три парника, в которых он и его жена Татьяна почти круглый выращивали цветы. Вообще-то, Семён в то время числился маляром-штукатуром в РСУ, то есть считался рабочим, а Татьяна — домохозяйка, целиком посвятившая себя с мужем приусадебному сельскому хозяйству, была вроде как колхозница.
Жили супруги по-куркульски богато и, наверное, по этой веской причине не рыпнулись в эмиграцию. Не поехали, когда у жаждущих свалить за рубеж, наконец, появилась такая долгожданная возможность, и остались, когда у обнищавших честных тружеников возникла подобная грустная необходимость. Семён нутром чувствовал грядущие экономические перемены и не спешил рвануть за кордон . А шансов устроиться за границей, в принципе, у Семёна хватало и раньше: дядя в Америке, и сестра — Ада, перебравшаяся к тому не на заре перестройки. Пожелай он воссоединиться с семьёй и выслать вызов в любой момент для тех был сущий пустяк. Но вот существовал ли резон бросить какой-никакой достаток и отправиться неизвестно куда? В этом супруги крепко сомневались. А всё потому, что, опять-таки, во-первых, успели побывать за океаном в гостях, а, во-вторых, не увидели там себе места.
Когда-то советских граждан, гостивших в Америке у родственников, снисходительно называли пылесосами. Надо полагать небезосновательно, поскольку большинство счастливцев, попадавших то ли в Нью-Йорк, то ли в какой другой крупный американский город, выметали модную дешёвую мануфактуру, недорогую бытовую электронику и прочие товары народного потребления, пользовавшиеся спросом на родине. Прибывали эти люди в США, как инженеры на овощную базу, с дохленьким баульчиками, а возвращались домой, гружёные оккупационными чемоданами.
Вот и Семёну с Татьяной довелось посетить Новый Свет в годы его триумфального процветания. Многое в Америке для них оказалось в диковинку: и кредитные карточки, и беспроводной телефон, и кондиционер в машине у дяди.
— Как здорово, — дивилась Татьяна полезным удобствам.
— И съездунов не показывают, — с удовлетворением отмечал Семён, развалившись вечером на кожаном диване перед телевизором и играясь с кнопками пульта. — Замахали там своими партийными лозунгами.
Ада в Америке звёзд с неба не хватала и вероятно, памятуя недавний собственный нелёгкий опыт эмигрантки, не допекала умными советами ни брата, ни невестку. Приняла их с должным радушием, специально взяв положенный ей двухнедельный отпуск. Плюс три тысячи долларов оторвала от домашнего бюджета и потратила их на развлечения и поездки с ними. Родня! Куда денешься?
Семёну и Татьяне отдыхать в Америке, очевидно, понравилось и вскоре те опять пожаловали к Аде. Теперь уже в статусе предпринимателей, владельцев тепличного хозяйства, ну и в качестве людей небедных. До новых русских, с мешками денег, им было, конечно, далековато, но позволить определённые финансовые вольности они уже могли. Например, выпить пива с солёным крендельком в манхэттенском баре или сходить позавтракать в ближайшую пиццерию на Брайтоне. Правда, на гостиницу Семён и Татьяна всё равно не раскошелились и остановились, как и в первый раз, у Ады. А через несколько дней Ада с удивлением поняла, что с её братцем случилось нечто странное...
Семён заделался чуть ли не националистом. Причём, не сионистом, которым, по логике вещей, мог стать, благодаря своему еврейскому папе, а превратился в эдакого ярого патриота бывшей республики СССР, провозглашённой независимым государством после развала страны. У Ады широко раскрывались глаза, когда она его слушала. Но особенно Семён усердствовал в пересказывании общеизвестных исторических фактов, переписанных заново и, по его словам, неопровержимым. Причём, раньше он никогда историей не интересовался и единственным источником информации о минувших событиях так и оставался учебник средней школы. Натянутая троечка в аттестат зрелости был его потолок знаний и вдруг такая учёность?
— Да вы, вообще, в курсе, что на самом деле творилось? — с негодованием обличал Семён деяния прежних советских руководителей. — Нам же бессовестно врали!
А Татьяна ему поддакивала, мол, столько лет скрывали от народа истинное положение вещей. Обманывали, замалчивали. Искажали факты! И оба они дружно стрекотали как сверчки в августе: назойливо и однообразно — рабочий и колхозница, не способные жить без привычной им трибунной демагогии. Ораторствами гости, в основном за обедом, разгорячённые обильным возлиянием, и потом уже весь вечер с горячностью доказывали Мишке — мужу Ады, его политическую незрелость.
— Ада, у меня не хватает нервов, — не вытерпел однажды Михаил, — умоляю, угомони твоего брательника — правдолюбца. Нет больше сил слушать эти бредни...
Разговоры разговорами, а своё дело Семён и Татьяна знали туго. Методично обходили выгодные распродажи всякого барахла и чемоданчик заветный потихоньку паковали. Ну не тащить же багаж домой пустым?
Раньше в Америку бежали из СССР от идеологии, теперь её привозят с собой в Америку.