Н�ЧЕЙНАЯ ЗЕМЛЯ

К чтению книг по новой истории �зраиля следует приступать с известной осторожностью, делая обязательную поправку на партийность позиции автора. В этом смысле первый том монографии «Толдот ха-Хагана», изданной в 1954 году, кажется мне заслуживающим доверия — во всяком случае, когда речь идет о тех его главах, которые посвящены Первой волне алии (1882-1904 гг.). В самом деле, в 1954-ом перед автором не стояло необходимости изыскивать уходящие вглубь истории права «палестинского народа» (или, напротив, доказывать отсутствие оных) — хотя бы потому, что в те годы о таком народе никто еще слыхом не слыхивал. А значит, можно было со спокойным сердцем анализировать документы, письма и воспоминания, не опасаясь лишиться кафедры или подвергнуться остракизму за «неполиткорректное понимание момента». То ли дело сейчас — в наши дни любая статейка на эту скользкую тему тут же становится поводом для яростных склок совсем не академического накала.

Автор (�егуда Слуцкий) делит арабоязычное (именно так, ибо пестрый этнический состав этих групп позволяет объединить их лишь по принципу общности языка) население Эрец �сраэль на три части: бедуины, феллахи и «пришлые». Следует иметь в виду, что жители городов (Яффо, Газы, �ерусалима, Тверии, Цфата, Хеврона, Шхема, Хайфы, Акко и др.) предметом рассмотрения тут не являются, ибо на этапе первых волн алии процесс еврейского возвращения в Страну охватывал преимущественно (если не исключительно) сельскую местность — именно там скупал земли барон Ротшильд, именно там пытались создавать свои поселения (мошавы) первые еврейские переселенцы.

«Пришлые» представляли собой разношерстный сброд, смесь «магрибов» (североафриканцев) и «кушей» (чернокожих), занесенных в Страну относительно недавно на волнах прошлых событий. В отличие от друзов или черкесов, они не были компактной группой и оттого так и не смогли закрепиться на том или ином участке территории. С одной стороны, это лишало их защиты племени, с другой — освобождало от групповой ответственности. К примеру, феллахи и бедуины чрезвычайно остерегались действующего в этих краях закона «кровавой мести». Тот, кто по неосторожности или в пылу драки убивал человека, подвергал смертельной опасности не только себя, но и всю свою семью, племя, деревню. В результате, случаи убийств в этой среде встречались чрезвычайно редко. А вот «магрибам» и «кушам» — людям без роду и племени было не за кого опасаться. Поэтому они составляли основной контингент разбойников на дорогах и прочих «беспредельщиков»; их же приходилось нанимать в качестве охранников и сторожей, поскольку работа сторожа всегда сопряжена с опасностью пролития чужой крови.

Феллахи — оседлые земледельцы — проживали в деревнях и были организованы по принципу «хамул» — больших родов, насчитывающих десятки, а иногда и сотни связанных кровными узами людей. При этом обрабатываемая земля принадлежала именно хамуле, а не индивидуальному земледельцу или его семье. Каждые два года старейшины хамулы производили перераспределение земельных участков между семьями в зависимости от числа душ и работников. В результате, связь человека с землей носила безличный, «колхозный» характер: земледелец знал, что нет особого смысла вкладывать силы и душу в данный участок — ведь вскоре он мог перейти (и действительно переходил) в другие руки.

Таким образом, внешне оседлые, арабские феллахи во многом сохраняли верность извечной ментальности кочевника, которая учила пользоваться землей, пока она кормит, а затем переходить на другие угодья. Нужно сказать, что этому фактическому отчуждению от земли способствовали и другие обстоятельства, такие как турецкое земельное законодательство и методы налогообложения. Налоги в сельской местности, особенно, в отдаленных, пустынных и малонаселенных районах собирались методом набега. Раз в год какой-нибудь паша из Дамаска или Бейрута в сопровождении большого вооруженного отряда отправлялся на сбор дани. Заслышав о его приближении, феллахи дружно покидали свои деревни и скрывались в окрестных пещерах. То же самое проделывали и кочевники-бедуины.

Обычный ответ на требование заплатить налог звучал просто: «Это не моя земля, не мой дом, не моя деревня». Соответственно феллахи встречали и требование Кушты (Стамбула) упорядочить землевладение (что облегчило бы губернаторам процесс сбора налогов): арабские хамулы отказывались записывать землю на свое имя, предпочитая просить об этом богатых горожан и турецких чиновников, которые за определенную мзду милостиво соглашались принять на себя фиктивное владение участками. Хорошо известен принцип турецкого законодательства, который гласит, что «ничейная» земля переходит в распоряжение того, кто начинает ее обрабатывать. Но не все знают, что помимо этой «точки входа» существовала и «точка выхода»: если хамула прекращала обрабатывать участок, то, по прошествии нескольких лет, он возвращался в категорию «ничейного».

Между деревнями кочевали племена бедуинов. �х взаимоотношения с феллахами основывались на ряде неписаных законов, которые в итоге поддерживали все тот же неопределенный, отчужденный статус земли: она как бы принадлежала всем и в то же время не принадлежала никому. Например, бедуины имели право пасти свои стада на любом незасеянном (или только что убранном) участке. То же касалось и воды: с точки зрения бедуина, она (как и трава на полях) была даром аллаха, и неважно, на чьей земле располагался родник или колодец. Важным источником дохода бедуинских шейхов являлся рэкет, то есть узаконенный грабеж на территории их сезонных кочевий. Шейхи предлагали феллахам свое покровительство и защиту от «пришлых» отморозков, и от этого предложения было крайне опасно отказываться.

Богатые землевладельцы (эфенди) недолго оставались фиктивными хозяевами земли. Крайне неэффективные методы обработки, «колхозное» отношение к почвам, потрава и периодическое вытаптывание полей бедуинскими стадами приводили к регулярным неурожаям. В результате, феллахи залезали в долги, и довольно быстро эфенди превращался в реального (а не только записанного в турецких документах) владельца участка. Впрочем, это мало что меняло, учитывая вышеописанный принцип утери права на землю в случае прекращения ее обработки. Так что у эфенди не было особого выбора: если они прогоняли феллахов, то автоматически лишались и земли. Получалось, что абсолютно неважно, на кого записан участок: феллахи продолжали сидеть на бывших землях хамулы, и это положение могло длиться хоть до скончания времен. В этих обстоятельствах участки могли приносить лишь самый мизерный доход и, соответственно, стоили сущие гроши.

В вышеописанном турко-феллахо-бедуино-магрибо-разбойничьем статус-кво нельзя не усмотреть весьма определенной исторической символики: по факту Страна �зраиля ухитрялась до самого последнего момента выворачиваться из-под чьей бы то ни было реальной собственности — пока в последней четверти XIX века на нее не стали возвращаться ее истинные хозяева, разом изменившие и отношение к земле, и само понятие владения ею.


alekstarn.livejournal.com