БЕГ�, СОБАКА, БЕГ�. Рассказ

Сергей Криворотов


Событие предстояло незаурядное, просто из ряда вон. В наш город впервые прибывал глава государства. Тот, кто занял единовременно и единолично должности Первого Секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета министров. К тому же, избавившийся недавно от главной угрозы своему правлению, по иронии судьбы и предоставившего ему этот трон – министра обороны, маршала Жукова. Короче, сам Никита Сергеевич Хрущёв, неутомимый борец за мир, пожелал осмотреть здешний рыбный край. Власти восприняли эту весть с испугом и настороженностью, едва ли не с паникой, зато рядовые жители с небывалым энтузиазмом.

Никто из предшественников нового властителя, никогда не приезжал сюда доселе. Ни великий вождь всех народов, генералиссимус, ни дирижёр октябрьской революции и создатель Красной армии Троцкий (ставший затем врагом народа)… Самое близкое доезжали они до Сталинграда, в бытность его Царицыным, да и то ещё во время гражданской. Даже основатель партии и государства ни разу не побывал тут, хотя, как выяснилось значительно позже, его дедушка-калмык проживал в здешних краях.

Про визиты руководителей более мелкого масштаба история вовсе умалчивает. Лишь некоторые члены правительств прибалтийских республик после освобождения в сороковом году посетили эти края, правда, принудительным транзитом, в качестве заключённых тюрьмы, прозванной в народе «Белым лебедем». Но это также всплыло многие годы спустя.

Про царские времена и говорить нечего, не приезжали сюда хозяева земли русской.. Лишь один Пётр Первый удостоил своим пребыванием здешнюю губернию во времена персидского похода. Были, правда, ещё какие-то грузинские царьки, умершие от холеры где-то поблизости и захороненные в местном кремле, но об этом широкие массы узнали, когда с территории кремля вывели местный гарнизон и провели реставрацию того, что ещё можно было отреставрировать.

Поезд с главой государства прибывал на единственный древний железнодорожный вокзал, построенный в мусульманском стиле. Тротуары на протяжении трёх-четырёх километров пути до обкома партии старательно оградили натянутыми канатами и милиционерами в парадной форме. Толстые верёвки привязали к побеленным по такому случаю стволам растущих вдоль дороги деревьев.

Мне исполнилось тогда… Точно не помню. Но в школу я ещё не ходил. Наша квартира в доме, бывшем полицейской управой во времена царизма, выходила окнами на центральную улицу, по которой неминуемо должно было проследовать невиданное высокое начальство из Москвы.

Часа за два до предполагаемого времени приезда стали собираться зеваки, и пока их набиралось по двое-трое на каждом участке меж обвязанных канатом соседних деревьев, я несколько раз бегал наружу. Но когда бесконечно прибывавшие зрители образовали сплошную живую стену по обеим сторонам дороги, меня оставили дома и разрешили смотреть только через окно. Впрочем, высокий подоконник позволял хорошо видеть проезжую часть улицы поверх моря людских голов.

Постепенно народу набралось столько, что перед верёвочным ограждением стояли уже пять-шесть рядов. Настроение у всех царило приподнятое. В ожидании зрелища многие оживлённо переговаривались со своими знакомыми и незнакомыми соседями по толпе, смеялись, даже пытались жестикулировать в этакой тесноте. Стоял несмолкаемый гул, вливавшийся в распахнутое окно квартиры. Минуты ожидания растягивались до бесконечности.

Когда многие уже начали, видимо, изнывать от нетерпения, внезапно издалека, со стороны вокзала донёсся неясный шум, вскоре стали различимы свист, улюлюканье, беспрерывное хлопанье множества ладоней. Неужели так встречают самого важного гостя? Все тянули шеи, стараясь заглянуть за стоящих впереди и не пропустить незабываемого момента. Я последовал их примеру, хотя меня удерживали сзади, чтобы не выпал из окна. Уже все на улице хлопали, смеялись, свистели и кричали что-то несуразное. � эта волна передавалась дальше и дальше. Я тянулся изо всех сил, но пока ещё ничего не происходило. � когда гвалт и свист достигли, казалось, своего предела, я увидел.

Почти ровно по центру свободной полосы дороги, что есть мочи, неслась вперёд небольшая испуганная собачонка. Как она оказалась там, случайно ли? Может быть, кто-то зло пошутил и нарочно выбросил её за ограждение? Свалявшаяся, далеко не белая шерсть с коричневыми подпалинами, уши плотно прижаты, хвост жалко подогнут – дворняжка бежала, почти пластаясь по самой поверхности мостовой. Видно было, что силы её на исходе, при малейшей попытке свернуть к тротуару, свист и улюлюканье усиливались, вновь возвращая её на середину улицы. Развеселившиеся люди сбились в плотную стенку и на нашей стороне, и напротив: у собаки не имелось ни малейшего шанса проскочить меж их ног.

Поравнявшись с нашим окном, она сделала новую попытку свернуть к тротуару, и снова моментально усилившийся смех, свист и крики вернули её на среднюю линию. Затравленная псина ничего не видела, кроме нескончаемой живой стены без малейшей лазейки, изрыгающей жуткие страшные звуки, ей ничего не оставалось, как бежать дальше из последних сил. Конечно, бедная дворняжка никак не могла увидеть меня, даже если бы подняла на бегу низко опущенную морду с далеко высунутым книзу языком. Но внезапно я как бы оказался на её месте, с удивительной ясностью ощутил животный испуг перед враждебными шпалерами двуногих. Свист, хлопки как выстрелы, улюлюканье усилились в разы, причиняя физическую боль. Лапы сами несли вперёд, нарастающий ужас и отчаянье не оставили места ни малейшему проблеску соображения. Всего лишь миг, и я снова осознал себя стоящим на подоконнике, придерживаемым сзади заботливыми руками близких. Несчастная собака находилась уже далеко, продолжая свой безысходный бег.

Как такое могло произойти? Я запомнил этот момент на всю жизнь. Даже сейчас, давно став взрослым, иногда я вновь ощущаю себя до смерти напуганной собачонкой, бегущей вдоль враждебной людской массы, а где-то позади за мной несётся бездушная и безжалостная машина хозяев жизни. � теперь думаю, причиной подобного переживания оказалось всего лишь моё неуёмное детское воображение, результат бабушкиных сказок. Но тогда я полностью сопереживал загнанной собачке, мне было жаль её, как родное понятное существо.

Вскоре в закрытом чёрном «зиме» пронёсся, блестя безволосым черепом, дорогой гость. Сидя рядом с водителем, он вяло помахивал из окна лёгкой летней шляпой. Сзади не отставали лимузины сопровождения. � хотя за резво мчащимся кортежем катилась несмолкаемая овация восторженных жителей, никто на этот раз уже не свистел и не улюлюкал.

�ной раз я думаю, а чтобы я мог предпринять, окажись тогда на самом деле в шкуре несчастной собачонки: так и продолжал бы одурело бежать по прямой под пронзительный свист и улюлюканье в тщетной надежде найти хоть какую лазейку, пока не сдох бы в конце концов, или же бросился на живую стену в попытке пробиться прочь? � так и не могу найти ответа.


Публикация подготовлена Семёном Каминским.