572° ПО ФАРЕНГЕЙТУ

Коттедж писателя Рэя Брэдбери выставлен на продажу

Продается дом Рэя Брэдбери... В этом словосочетании изначально заложено что-то неестественное. Разве может кто-то один завладеть вином из одуванчиков, которое Брэдбери подарил всем нам? � неужели равнины Красной планеты, на которые мы уносились от «бетономешалки» повседневной земной жизни вместе с героями «Марсианских хроник», поместятся теперь в чьем-нибудь кармане, достаточно глубоком, чтобы положить их туда? А где же теперь будет держать свою «Саламандру» Гай Монтэг?

Ответы на эти вопросы лежат в области не разума, а чувств. Чувства – вот основной инструмент понимания произведений Брэдбери, которые он создал в коттедже, выставленном теперь на продажу.

Говорят, вещи, долго принадлежавшие одному владельцу, начинают нести в себе отпечаток его личности. Брэдбери верил в это. Вспомните слова одного из его любимых героев – астронавта Спендера из «� по-прежнему лучами серебрит простор Луна…»: «Куда ни глянешь, всюду вещи и сооружения, которыми пользовались. К ним прикасались, их употребляли... Спросите меня, верю ли я в душу вещей, вложенную в них теми, кто ими пользовался, – я скажу да».

� все же применительно, например, к обычному венику или стулу подобное представить весьма сложно – слишком уж данные предметы просты и монофункциональны. �х довольно примитивный внешний вид практически не в состоянии измениться под воздействием характера их хозяина. Глаза не помогут вам ощутить вложенную в эти вещи душу.

Но дом, наружный облик и внутреннее обустройство которого зависят от вкусов и даже мировоззрения владельца, нередко является «портретом» его личности.


КОТТЕДЖ НЕУМЕРШЕГО ДЕТСТВА

Своей расцветкой он напоминает золотистые головки одуванчиков, а если еще и формой, то кусок лимонного пирога. Подойдите к нему и просто постойте рядом. От него исходит какое-то удивительное ощущение тепла и человечности. Почему?

Наверное, потому, что в нем остановилось время, не отравленное холодной расчетливостью и цинизмом современной эпохи, наркотиками, джихадом, стрельбой психопатов-одиночек по случайным прохожим, чувствами, обмелевшими, словно река, на дне которой отложились осадки в виде банковских купюр.

А может быть еще и потому, что люди, жившие в этом коттедже, не заменяли общение друг с другом «перелистыванием» бесчисленных каналов кабельного телевидения, сидением в социальных сетях или просмотром фильмов в домашнем кинотеатре? Все эти «гаджеты» нынешнего мира смотрелись бы в доме Брэдбери не более уместно, чем аэродинамические спойлеры на старом дилижансе.

«Безгаджетный» мир... Разве это не то, в чем прошло детство большинства из нас?


ВОЛАН В ВОДОСТОЧНОМ ЖЕЛОБЕ

Как-то Брэдбери сказал: «Я люблю своих дочек, но мне не хватает моих детей». �менно в этих стенах они росли, играли на лужайке, искали там закопанные «сокровища», оббивали коленки, плакали, смеялись, радовались подаркам, «намагничивая» коттедж счастьем и беззаботностью жизни под крылом любящих родителей. Но ведь мы знаем: возьмите магнит, расплавьте его, смешайте с другим, цветным металлом, и он потеряет свои свойства.

Быть может, в этом кроется одна из причин, по которым Брэдбери, купивший этот дом в 1958-м году, «законсервировал» его в том времени, которое окружало писателя и его семью в конце 1950-х – начале 1960-х годов. Возможно, он инстинктивно опасался того, что любые переделки станут для этого коттеджа как добавление бронзы или олова в намагниченное железо, после чего «лимонный пирог» потеряет притягательную силу такого дорогого для автора «Вина из одуванчиков» оазиса детства.

Вот что написал в своем очерке под названием «Вернись домой» Сэм Веллер, биограф Брэдбери, о его доме через месяц после того, как писателя не стало 5 июня 2012 года: «В тихие калифорнийские дни девочки играли в бадминтон на небольшой лужайке позади дома. С тех пор прошли десятилетия, но и сейчас можно увидеть волан, застрявший в ржавом водосточном желобе. �х безнадежно сентиментальный отец специально оставил его там. Он хотел, чтобы то время никогда не ушло, чтобы его девочки могли вечно оставаться маленькими».


СЛЫШЕН В КОСМОСА БЕЗМОЛВ�� Л�ШЬ СТУПЕНЕЙ СТАРЫХ СКР�П...

Коттедж совсем небольшой, особенно на фоне нашего представления о том, в каком особняке должен жить мультимиллионер, а Брэдбери, получавший весомые гонорары за издание и экранизацию своих произведений, без сомнения, был таким. Его общая площадь – чуть больше 230 квадратных метров. Он даже не двухэтажный, а скорее двухуровневый, поскольку стоит на склоне холма.

Дом – как и человек, наружность которого многое может рассказать о нем, но чтобы узнать, кто действительно стоит перед вами, нужно попытаться проникнуть в его внутренний мир. Так же и с жилищем – зайдите в него, и вам многое станет ясно о его владельце.

Но в отличие от человека, дом не может удержать в себе все, что хотел бы. Тех вещей, которые окружали Брэдбери и могли бы более подробно рассказать о его вкусах и нравах, там уже нет. Остались лишь стены и некоторые из бытовых предметов, которые теперь предлагаются на продажу вместе с коттеджем.

Однако каждый, кто знал писателя лично или читал о нем, разглядит на них надпись: «Здесь жил Брэдбери».

�з-за разных уровней внутри коттеджа в нем повсюду лестницы. Писатель дожил до 91 года, и последние несколько лет ему было трудно по ним ходить. Поэтому на стенах вдоль многих из них прикреплены поручни, за которые держался Брэдбери, одолевавший спуск или подъем. Лучшим свидетельством «заслуг» этих поручней является их вытертость.

Комнаты... Проходя по ним, кажется, что попал в дом, который еще недавно населяли живые свидетели позапрошловековой викторианской эпохи, не пожелавшие расстаться ни с малейшим атрибутом ушедшего времени.

В одной из них простой овальный стол из темного дерева, вокруг которого расположились массивные стулья с резными спинками. Над столом многосвечовый электрический канделябр, более уместно смотревшийся бы в магазине антиквариата, чем в доме писателя-фантаста. Белые стены, окна, закрытые ставнями-жалюзи «а-ля 1960-е годы».

Другая комната тоже выкрашена в белый цвет. В углу камин, рядом с ним кресло-качалка, над камином уже не удивляющая глаз пара архаичных канделябров.

На кухне старый двустворчатый холодильник. Одна ручка осталась почти без краски в том месте, где за нее постоянно брались правые руки – Брэдбери, его жены Мэгги, с которой он прожил 56 лет (ее не стало в 2003 году), и четырех его дочерей...

Сама кухня – музей быта полувековой давности. Выложенные голубой плиткой столешницы, напольные и настенные шкафчики, как белые, так и непокрашенные, цветастые обои, водопроводные краны, словно найденные на свалке металлолома или купленные у старьевщика, газовая плита. Ванная комната по убранству и сантехнике – под стать кухне.

А главное – все очень долго, десятилетиями служившее людям. Обтертые углы, кое-где отвалившаяся краска, потемневшие от воды краны. � повсюду полки вместе с настенными шкафами. �х так много, что они более кстати смотрелись бы в магазине, чем в жилом доме.

Этого «полочно-шкафного» нашествия не избежала даже гостевая душевая комната, из-за чего она изменила свою природу, превратившись в одно из бесчисленных складских помещений, разбросанных по всему коттеджу.


В ОБЪЯТ�ЯХ ПЛЮШЕВОГО Д�НОЗАВРА

Если бы кто-нибудь зашел в дом Дмитрия Менделеева, то мог бы подумать, что известный химик либо собрался в очень дальнее и долгое путешествие, либо вообще переезжает на новое место – в его доме повсюду могли лежать чемоданы.

Но ни то, ни другое предположение не было бы верным. �зготовление чемоданов было хобби Менделеева.

Установка шкафов и полок в доме не входило в список увлечений Брэдбери. Просто он любил «всякую всячину» и никогда от нее не избавлялся, даже когда ее становилось слишком много. Он всего лишь добавлял «жилплощадь» для многочисленных безделушек, продолжавших наполнять его коттедж.

Главными обитателями его дома были, конечно, книги, причем в таком количестве, что порой за ними почти полностью исчезали стены. Но кроме этого на полках стояли игрушечные железные роботы, какие-то предметы непонятного предназначения, мягкие игрушки, лежали клюшки для гольфа, птичьи гнезда и даже куски железа с разобранных железнодорожных путей.

Последние представляли особую ценность для писателя. Уходившая в Америке во второй половине 20 века в прошлое эра железнодорожных перевозок уносила вместе с собой рельсы и полотна, которые иногда сносили и сравнивали с землей, а иногда просто оставляли ржаветь под открытым небом как свидетельство неизбежного отступления старого под натиском нового.

«Ему так нравились эти "прикосновения былого", которые еще можно было найти в той округе, где он жил, – вспоминал Билл Гудвин, друг Брэдбери. – Он нередко отправлял меня на поиски этих штук».

Все эти безделушки, окружавшие писателя, не имели никакого функционального предназначения, но, возможно, именно поэтому были ему особенно дороги – ведь они были стеклышками калейдоскопа, сквозь который он смотрел на окружающий мир. «Я никогда не спорю с теми, кто критикует мои взгляды на космические полеты, мое отношение к цирку, карнавалам или гориллам, – сказал как-то Брэдбери. – Когда такое случается, я просто беру своих динозавров и ухожу в другую комнату».


МАРС�АНЕ �З ПОДВАЛА

Некоторые предназначенные для публикации фотографии Брэдбери изображают его сидящим за неким подобием пикникового складного столика в небольшой комнате, заваленной разномастными книгами, брошюрами, папками и просто бумагами. Многое лежит стопками на полу, на стульях, в картонных ящиках.

Системы никакой не прослеживается, если не считать, что весь этот книжно-бумажный «циклон» вращается вокруг писателя, восседающего на массивном кожаном кресле с подложенной под спину подушкой, в рубашке и шортах, со спокойным и мудрым взглядом. Наверное, если когда-нибудь люди решат создать эталон «творческого беспорядка», то это будет рабочая комната (или правильнее сказать – кабинет?) Брэдбери.

Комната и хаос в ней настоящие, но вот писатель, если и появлялся там, то не для того, чтобы создать очередное произведение. Смуглые и золотоглазые марсиане выходили в наш мир из подвала его дома-«одуванчика».

Впрочем, «подвал» – это по-американски. С точки зрения российской архитектуры он скорее похож на встроенный сарай или даже гараж.

Мэгги, жена Брэдбери, вспоминала в интервью газете «Лос-Анджелес Таймс», что ее муж выбрал коттедж во многом из-за этого помещения: «Ведь в нем он мог сложить все то, что не хотел выбрасывать».

Но подвал служил не только хранилищем вещей. Там было рабочее место писателя. Видимо, более чем аскетическая обстановка, скорее напоминающая слесарную мастерскую с полками (ну куда же без них?), на которых вместо инструментов лежали бумаги, помогала ему забыть, что он находится среди зеленых холмов Калифорнии, и перенестись в марсианские пески.

А относительная изоляция этого гаража-сарая от остального дома отрезала посторонние звуки, которые могли помешать Брэдбери услышать и записать разговоры марсиан или первых переселенцев с Земли на Красную планету.

Как странно – глядя на опустевшие полки подвала, невольно думаешь, что создаваемые в нем образы и определили его судьбу и внешний вид. Он сейчас напоминает вымершие марсианские города, населенные когда-то развитой, обогнавшей земную, цивилизацией...


КРЕПОСТЬ, НЕПР�СТУПНАЯ ДЛЯ ДЕТСКОГО СТРАХА

Многие исследователи творчества Брэдбери подметили одну особенность его мировоззрения: он жил в будущем, но одновременно боялся его. Примеры – его самый знаменитый роман «451° по Фаренгейту», рассказы «Пешеход», «Мертвый сезон», «Бетономешалка», «Завтра конец света»...

Но как ребенок забирается с головой под одеяло, чтобы спрятаться от притаившихся в темных углах комнаты чудовищ, порожденных его воображением, так и Брэдбери вольно или невольно относился к своему дому, как к крепости, где можно было укрыться от устрашающих картин будущего, возникавших в его сознании.

Патриархальность внутреннего убранства и духа, царившего в коттедже, была тем, что придавало прочность стенам этой крепости, не давая ей рухнуть от ядерных взрывов или грохота стратегических бомбардировщиков. Брэдбери дал это понять на заключительных страницах своей антиутопии.

Преследуемый полицией Монтэг вспоминает счастливый день, который провел еще ребенком на сеновале старой фермы. Тогда «ему удалось своими глазами увидеть, что за семью завесами нереальности, за телевизионными стенами гостиных и жестяным валом города есть еще другой мир, где коровы пасутся на зеленом лугу, свиньи барахтаются в полдень в теплом иле пруда, а собаки с лаем носятся по холмам за белыми овечками».

С тех пор прошло немало лет, и Монтэг, «внимая голосу смерти, под рев реактивных самолетов, раздирающих небо надвое до самого горизонта», понял, что самое надежное убежище для него – это тот самый сеновал, с которого он будет «смотреть, как удивительные незнакомые ему звезды тихо уходят за край неба, отступая перед нежным светом зари».

�зношенные полы и мебель, архаичная бытовая техника были для Брэдбери словно гарантией того, что нарисованное в рассказе «Будет ласковый дождь» гибельное будущее, в котором на стене сверхсовременного, обладающего собственным интеллектом дома появятся выжженные в «одно титаническое мгновение» силуэты его обитателей, никогда не наступит.


572° ПО ФАРЕНГЕЙТУ

Здесь нет ошибки. Это – температура воспламенения дерева, из которого сделан дом Брэдбери.

Он оценен в 1 500 000 долларов. Разумеется, это стартовая цена, которую можно немного «сбить».

Полтора миллиона... Неужели в Америке не найдется полутора миллионов поклонников творчества Брэдбери, которые скинулись бы по доллару, чтобы выкупить этот коттедж и превратить его в музей? А если посмотреть более широко, то может ли быть, чтобы каждый второй представитель более чем трехсотмиллионного населения США хотя бы не слышал о Брэдбери? Если сто пятьдесят миллионов американцев скинутся по центу, то смогут выкупить этот дом и тем самым спасти его от почти неизбежной гибели.

Нет, никто, конечно, не будет жечь коттедж писателя. Его просто снесут. Место под названием Чевиот Хиллс (Cheviot Hills), где он расположен, слишком дорого и престижно, чтобы его занимал несоответствующий критериям современной архитектуры и комфорта деревянный «середняк», построенный почти 60 лет назад и с тех пор ни разу не «модернизировавшийся» и не ремонтировавшийся.

Хотя «середняк» этот видел столько вошедших в историю американской культуры и политики людей, что ему позавидовали бы многие куда более «гламурные» и дорогие виллы. Порог дома Брэдбери переступали известные режиссеры и сценаристы, звезды кино и театра, писатели и политики.

А как же четыре дочери Брэдбери? Ведь они унаследовали многомиллионное состояние отца и будут получать проценты от продолжающегося издания его книг. �м в самом деле так нужны полтора миллиона долларов, что ради этой суммы они согласны на снос своего бывшего семейного гнезда, в котором так любивший их отец до последних дней жизни пытался сохранить их детство?

В начале июня стало известно, что поместье певицы Уитни Хьюстон купил, кстати, тоже за полтора миллиона долларов, Мэтью Краутаммер, 33-летний врач скорой помощи и большой поклонник ее таланта. Можно не сомневаться, что дому Уитни ничего не угрожает.

Хьюстон, безусловно, великая певица, но неужели ее песни и образ в фильме «Телохранитель» оставили в душах людей более глубокий след, чем произведения Брэдбери, учившие прежде всего тому, чтобы в любых ситуациях, в прошлом или будущем, оставаться людьми? А разве благодарная память не является одним из важнейших человеческих качеств?

Хорошими ли учениками оказались читавшие Брэдбери люди, если позволят, чтобы место, где писались для них «учебники», было фактически уничтожено или перестроено до неузнаваемости? Не является ли это с точки зрения морали приближением к залитым керосином страницам книг, вспыхивающих ярким пламенем, чтобы уничтожить записанную в них память человечества?

Стертый с лица земли коттедж писателя, сожженные книги, а финальное и логическое звено этой цепочки – выжженные на стене дома силуэты его обитателей.

Продается дом Брэдбери. Будет ласковый дождь...


Юрий Караш, VOA