ДЕТЕКТИВНЫЙ РАССКАЗ

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ:
Павел Амнуэль родился в 1944 году в Баку. В 1967 году окончил физический факультет Азербайджанского государственного университета и в течение 23 лет работал в лаборатории физики звездных атмосфер — сначала в Шемахинской астрофизической обсерватории, а с 1979 года — в Институте физики в Баку. Темой диссертационной работы, защита которой прошла в Ереване в 1972 году, было исследование способов обнаружения нейтронных звезд.
В 1990 году репатриировался в Израиль и три года работал в астрофизической лаборатории тель-авивского университета. С 1995 года перешел на профессиональную журналистскую деятельность — работал редактором еженедельников \»Час пик\» и \»Черная маска\», а с июня 1997 года по март 2001 года был главным редактором журнала \»Алеф\», издающегося в Израиле и распространяющегося в 47 странах мира. С июня 2002 года по июнь 2004 — редактор газеты \»Время\».
Первый рассказ \»Икария Альфа\» был опубликован в октябре 1959 года в журнале \»Техника-молодежи\». В дальнейшем публиковался в журналах \»Искатель\», \»Если\», \»Полдень, 21-й век\», \»Реальность фантастики\», \»Техника-молодежи\», \»Наука и религия\», \»Знание-сила\» и др.. Десятки публикаций в коллективных сборниках \»Фантастика\» (изд. \»Молодая гвардия\» и АСТ), \»НФ\» (изд. \»Знание\»), \»Мир приключений\» (изд. \»Детская литература\») и др.
Первая авторская книжка \»Сегодня, завтра и всегда\» вышла в издательстве \»Знание\» в 1984 году. За последние десять лет опубликовал более 20 книг в российских, украинских и израильских издательствах.
Сегодня мы предлагаем вниманию читателей рассказ из детективного цикла Павла Амнуэля «Расследования Бориса Берковича». Все рассказы этого цикла лаконичны, совершенны по форме и так же безукоризненны по сюжету. Это практически готовый материал для захватывающего детективного сериала.
Семён Каминский, newproza@gmail.com
______________________________________

Павел АМНУЭЛЬ
\»О, ГАМЛЕТ МОЙ! Я ОТРАВИЛАСЬ!\»

Спектакль заканчивался. Лаэрт поднял отравленный клинок и обменялся с Гамлетом первыми ударами. Королева отерла сыну лицо и протянула руку, чтобы выпить из отравленного кубка. Клавдий, как и положено по тексту, попросил жену не пить, но Гертруде очень хотелось. Выпив вина, королева закричала: \»Питье! Питье! О, Гамлет мой! Я отравилась!\» и упала на руки камеристки, а следом отдал Богу душу Лаэрт, напоровшись на отравленный клинок. Гамлет заколол короля и умер сам, занавес опустился, и зрители долго аплодировали, вызывая артистов.
Спектакль, поставленный силами \»русских\» любителей, оказался не таким плохим, как ожидалось. В труппе был всего один профессионал — режиссер Игорь Рольников, не желавший смириться с тем, что в театре \»Гешер\» ему не нашлось места. Собрав единомышленников-энтузиастов, небесталанных, но и не хватавших звезд с неба, он, как это водится, замахнулся на нашего, сами понимаете, Шекспира. Деньги на постановку выделил городской совет Раананы, и труппа третий месяц ездила по стране, давая спектакли в домах культуры.
— Гамлета! — кричали зрители, но актеры на вызовы почему-то не выходили, за закрытым занавесом слышались чьи-то крики. Наконец на авансцене появился взволнованный режиссер и вместо слов благодарности спросил напряженным голосом, нет ли среди зрителей врача.
Бодрый старичок поднялся на сцену, и его подвели к королеве, которая откинулась на спинку трона, закатив глаза.
— Что с ней? — обеспокоенно спросил режиссер Рольников.
— Отравление, — мрачно сообщил врач. — В кубке что, действительно было отравленное вино?
Кубок, из которого пила артистка Таня Динкина, игравшая Гертруду, лежал около трона, жидкость вылилась и уже наполовину впиталась досками сцены.
— Ничего не трогать до приезда полиции! — резко сказал старичок-доктор, вошедший в роль детектива.
Оперативная бригада прибыла минут через десять, и старшему инспектору Берковичу пришлось выслушать немало бессвязных версий, прежде чем он восстановил картину происшествия. Эксперт Хан между тем внимательно осмотрел тело, спрятал в полиэтиленовый пакет злополучный кубок, после чего сообщил Берковичу:
— Цианистый калий. Яд находился в кубке, доза очень большая, судя по запаху.
Тело унесли, актеры столпились за кулисами в мрачном молчании и боялись смотреть друг другу в глаза — каждому было ясно, что один из них убийца. Для допросов Берковичу предоставили кабинет администратора, и старший инспектор вызвал режиссера Игоря Рольникова.
— Кошмар! — воскликнул тот, переступив порог. — Не представляю! Ужас! Где я возьму другую Гертруду?
— Успокойтесь, пожалуйста, — попросил Беркович. — Успокойтесь и ответьте на вопросы. Кто наполнял кубок, из которого пила Динкина?
— Кто… Я сам наливал. У меня была бутылка \»минеральной\», я ее открыл, налил немного в кубок и передал солдату. А он поставил кубок на стол у трона.
— Вы делали так на каждом спектакле?
— Всегда! Могу поклясться, что, пока Таня не выпила, никто к этой проклятой посуде не прикасался!
— Как вы можете быть в этом уверены? — удивился Беркович. — Вы же стояли за кулисами и вряд ли все время смотрели на кубок.
— Представьте себе! Стол был в трех метрах от меня, все время на виду. Никто к нему не подходил и не должен был подходить! Все были заняты. У всех роли.
— А статисты?
— Статисты! — взмахнул руками Рольников. — Откуда такая роскошь? На сцене было семь человек: Гамлет, Лаэрт, Клавдий, Гораций, Гертруда, ее служанка и солдат.
— Кто играл солдата? Ведь именно ему вы передали кубок?
— Яша Молинер. Пенсионер, играть не умеет, может только подать-принести. Но энтузиаст.
— Молинер давно знаком с Динкиной? В каких они были отношениях?
— Ни в каких. Он Тане в деды годится. Вы серьезно думаете, что он мог?..
— Я ничего не думаю, — пожал плечами Беркович, — я всего лишь задаю вопросы.
— Чушь все это, — с отвращением произнес Рольников. — Я же вам говорю: Яша взял у меня кубок, поставил на стол, и никто больше к нему не прикасался, пока…
— Если так, — сказал Беркович, — то воду отравили вы, больше некому. Верно?
— Чушь! Зачем мне? Лучшую артистку? Во время спектакля? Я что — псих? Идиот? Кретин?
— Не думаю, — улыбнулся Беркович. — Но вы сами говорите — больше некому.
В дверь заглянул эксперт Хан и знаком попросил Берковича выйти на минуту.
— Я закончил, — сказал он тихо. — Заключение получишь после вскрытия, но мое мнение вряд ли изменится: яд был в кубке.
— Рон, — сказал Беркович, — сколько может пройти времени после принятия яда до того момента, когда он начнет действовать?
— При такой сильной концентрации — секунд десять-двадцать.
— Видишь ли, выпив из кубка, артистка еще успела сказать несколько фраз своей роли. \»Гамлет, я отравилась\», и все такое.
— А может, она говорила не по роли? Действительно кричала, что отравлена?
— Нет, это был текст Шекспира, все слышали. И только потом она почувствовала себя плохо и даже не смогла позвать на помощь. Но тогда на нее уже не обращали внимания — все смотрели на поединок Лаэрта и Гамлета.
Беркович вернулся к режиссеру, мрачно кусавшему ногти.
— Кто находился ближе всего к Динкиной? — спросил он.
— Ася Фурман, она играла камеристку.
— Позовите ее, пожалуйста.
Ася Фурман оказалась миловидной девушкой лет двадцати трех, она была загримирована и одета в широкое платье, волочившееся по полу.
— Вы подали Динкиной кубок? — спросил Беркович.
— Нет, — покачала головой Ася, — Гертруда всегда брала кубок сама, потому что Клавдий говорил, что пить не нужно, а она не послушалась.
— Когда королеве стало плохо… я имею в виду — по роли… Вы подошли и поддержали ее, верно?
— Да, — кивнула Ася. — Она сказала: \»О, Гамлет мой, питье, я отравилась!\» Бросила кубок и упала на трон, я ее поддержала, как всегда, а потом отошла в сторону, чтобы не загораживать от зрителя.
— Не заметили, что Динкиной на самом деле плохо, и она умирает?
— Таня так всегда делала… Падала на трон, закатывала глаза, хрипела… Мне это никогда не нравилось, слишком натуралистично. Но у Игоря свои представления… В конце концов, он режиссер.
— Вы с самого начала в труппе?
— Да, с первого дня. Думала, что Игорь даст мне роль поинтереснее, чем \»подай—отнеси\». Офелию хотела, а он… Впрочем, это к делу не относится.
— Как в труппе относились к Динкиной?
— Нормально, — пожала плечами Ася. — Она, правда, любила сплетничать, Игорь даже как-то сказал, что если она не уймет язык, он ее выгонит… На самом деле не собирался, играла она действительно хорошо.
— Что за сплетни? — спросил Беркович.
— Глупости. Кто с кем, кто когда…
— Спасибо, — сказал Беркович. — Подождите, пожалуйста, в коридоре и позовите… Кто играл Гамлета? Шапиро? Вот его и позовите.
От Генриха Шапиро, игравшего Гамлета, Антона Сливняка-Лаэрта, Михаэля Дунца—Клавдия и Олега Маневича—Горация никакой новой информации Беркович не получил. Все они так были заняты выяснением отношений, дуэлью и последовавшим финалом, что не могли добавить ни слова к рассказу Аси. Никто в сторону Гертруды не смотрел, никого умершая королева не интересовала. Об отношениях друг с другом в обыденной жизни каждый из артистов говорил неохотно. Конечно, были свои сложности, где их нет? Михаэль ухаживал за Асей, а той нравился Генрих, который, в свою очередь, не прочь был приударить за бедной Таней. Если учесть еще, что Генрих был женат, а Таню в Раанане ждал жених, который не одобрял артистические наклонности невесты… В общем, клубок отношений, который старшему инспектору пришлось распутывать нить за нитью. В конце концов, он кое-что понял в мотивации убийцы, но решительно не представлял, как ему удалось отравить воду в кубке. Сделать это мог либо сам режиссер, либо Молинер, но ни тому, ни другому это было решительно не нужно.
Отпустив последнего свидетеля, Беркович посидел несколько минут в раздумье. Картина преступления была ясна, но ему недоставало обличающей улики. Актерам пока не разрешили разгримировываться, и значит, улику эту еще можно было получить. Если, конечно…
Беркович вышел в коридор, где толпились артисты во главе с режиссером под надзором патрульного Нойбаха.
— Ася, — позвал он и, когда девушка подошла, сказал: — Сейчас вернется наш эксперт, нужно провести кое-какие анализы. Пройдите, пожалуйста, в кабинет и приложите каждый палец к бумаге, которая лежит на столе.
— Зачем? — спросила девушка, не трогаясь с места.
— Запах и молекулы цианида, — пояснил Беркович. — Это очень гигроскопичная бумага. Чего вы боитесь? Вы же не дотрагивались до кубка?
— Нет!
— Значит, это пустая формальность.
— Почему я?
— Не только вы, остальные тоже.
— Пусть сначала остальные, — упрямо сказала Ася. — Почему я первая?
— Госпожа Фурман, — сухо сказал Беркович, — я сам решаю, в каком порядке производить следственные действия. У меня нет желания ждать, когда вы помоете пальцы.
— Я?
— Вы. Потому что именно вы, госпожа Фурман, отравили соперницу.
— Нет! — закричала Ася и спрятала руки за спину.

* * *

— Хорошо, что она не успела вымыть руки и потому поддалась на мою провокацию, — сказал Беркович комиссару Хутиэли несколько часов спустя.
— Как же она отравила воду? — с недоумением спросил Хутиэли. — Ты сам сказал, что она не дотрагивалась до кубка.
— Ей и не нужно было! В кубке была минеральная вода, Динкина выпила, изобразила отравление и упала, а Фурман бросилась к ней, чтобы поддержать. Гертруда лежит на троне, закрыв глаза и полуоткрыв рот — пока все по роли. Ася вливает ей в рот цианид из флакона, который все время держала в руке. Никто на них внимания не обращает — актеры и зрители поглощены дуэлью Гамлета с Лаэртом. Динкина уже натурально изображает смертные муки, а Ася выливает остаток отравы в кубок и на пол. Вот и все.
— Где флакон?
— Нашли в мусорной корзине за сценой, она успела его выбросить в суматохе.
— Отпечатки пальцев?
— Очень четкие, — кивнул Беркович.
— А если бы ты не нашел флакон? — недовольно сказал Хутиэли. — Не мог же ты строить обвинение только на том, что у девушки на пальцах следы цианида. Тем более, что их могло и не быть.
— Их и не могло быть, — хмыкнул Беркович. — Я хотел вызвать у нее нужную реакцию.
— Ты рисковал, Борис, — заявил Хутиэли.
— Я был уверен в том, что убила Ася, — сказал Беркович. — Типично женское преступление. А других женщин там просто не было.