Дмитрий Близнюк | Из песка и тумана

Коротко об авторе

Дмитрий Близнюк, литератор из Харькова. Публикации: «Сибирские Огни», «Знамя», «Крещатик», «Слово/Word», «Кольцо А», «Плавучий Мост», «Южное Сияние», «Невский альманах» и др. Лауреат нескольких международных конкурсов.

Из песка и тумана

Не стоит ангелам подливать вина.
Сквозь позолоту и эмаль красоток —
чуть сковырни ногтем —
промелькнет нечто простое, быстрое, хищное,
как геккон за иконой.
Не стоит доверять красоте,
засыпать со слепым генералом на ложе
из красных кнопок, папок, пипеток.
Красота — сила.
Спокойный хищник с пуленепробиваемым нимбом.
Вот дива сплела пальцы
красочным маникюром:
венерина ловушка, поймавшая жука
(обручальное кольцо с бриллиантом).

Эти сверкающие гребешки пены
на макушках эротических мгновений,
петухи из песка и тумана.
Она всей длиной своего тела
ощущает себя луком со стрелой.
Ты на прицеле.
Под губами тает плечо
кусками рафинада в горячем чае.
Ты зарываешься в ее волосы —
так романтичный гризли
вгрызается в струи ночного водопада.
И лишь к утру ты выходишь из себя — обновленный
феникс из крематория Дахау,
с зеленоватым презрением наколок,
с добродушным превосходством ко всем незнакомым вещам —
игрушкам, кувшинам, керамическим слонам.

Вот и мыльный свет рассвета,
и ты радуешься — парят вестники детства
на трехколесных велосипедах крылатых,
и по кружащимся пылинкам прыгают акробаты
радости — из подстраховки — одни ресницы.
ты записным героем выходишь из спальни
в царапинах, вмятинах, но довольный
собой, как Декарт, вернувшийся с поля боя.
теперь можно спокойно писать стихи или прозу,
а рассвет все течет, все меняет, и дома выпрямляют
спины — меловые стоглазые гиганты,
и в снопе лучей ты Ахиллесу подобен:
ищешь носок под креслом.
Что есть приятней утра, полного надежд
и приятных заблуждений?

* * *

девушка с родимым пятном на лице,
вино, разлитое на скатерти.
фотоальбом с черно-белыми снимками луны.
наши завтраки, поцелуи, щипки, сердитость и радость —
так музыканты разогревают скрипки и контрабасы,
кашляют, перебрасываются парой тихих слов…
вот он, дивный сад нашей жизни
с молоденьким бурьяном посреди салата.
моя щетина касалась твоей щеки,
твой синий шарфик, впитавший дыхание — стекловату — весны,
малиновое варенье из засахаренных слов
«любимая» — «чудовище мое».
в солнечных лучах, как Шива с ножами в семи руках,
ты готовишь завтрак, а я наблюдаю за тобой,
словно моль за живой ноздреватой нутрией —
нет-нет, живи, живи и пой, шинкуй капусту.
я люблю тебя, как сто тысяч разлук.
настраиваю сердце на твою радиоволну —
бирюзовую, с едва заметным шрамом над бровью.
кто-то сшивал твои веки степлером,
чтобы ты не могла меня видеть?
лиловые пауки теней бесшумно опускаются на лицо
с потолка — и следом — на линолеум.
я не готов целовать песок, по которому ты ходила,
но мне это и не нужно,
как влюбленному верблюду не нужно царство небесное —
лишь бы рядом играли на свирелях пустыни с женскими именами.
шуршали зыбкими платьями. обвораживали.
еще пять лет назад твое лицо было замкнутым —
кирпичная стена, на которой нарисована мелом дверь.
ты еще даже не знала меня.
но ведь бывает так, когда случайные ключи судьбы
подходят к нарисованным дверцам, ведущим на небеса.
пусть мы и создавались на разных планетах,
отношения потемнеют со временем. не беда.
смотри, сказочная лань ласковым постукиванием копыт
превращает в темное золото
наши прожитые годы.

* * *

и вот мы уже вдвоем идем по солнечному заснеженному парку,
и звук наших шагов приятно хрустит, как свежеиспеченный хлеб;
серебряный осетр нерестится повсюду,
икринки льда звенят на черных глазированных ветках,
а мы идем, мы идем, мы идем не спеша…
наши руки полевыми зверьками уснули в кармане пуховика,
и пар из0 рта — плотен и медлителен —
тянется трехпалым ленивцем,
выдохи застывают в колючем воздухе,
и на запотевшем стекле дыхания
я вывожу пальцем два неуклюжих сердца
и подписываю наши мгновения, как фотографии — со спины
(дата, море, имяречка, черная от загара, улыбка срывается с уст).
и душа вылетает джином из амфоры,
из лабораторной колбы,
а вокруг — никого, душа сама себе хозяйка,
сама себе Марсель Пруст.
и наши тени играют в снежки, как лабрадоры, фыркают.
и остается надежда, и по-детски рано зажигаются фонари
с пушистым волшебством одуванчиков-переростков,
и снег — сине-зеленый, мраморный, зернистый —
оживает; по-иному оживает все, чего касается перо творца,
(перо из переделанного обломка стрелы
окунаю в чернильницу сердца,
где больше нет черноты).

Дмитрий Близнюк