Елена Литинская. Благое дело

Записки библиотекаря

Каждое лето в нашей библиотеке появляются так называемые «студенты» из бывшего СССР. Молоденькие парни и девушки – симпатичные, умненькие на вид, с живыми, любознательными глазами и школьным британским английским. Девушки одеты по моде – в джинсы и коротенькие юбочки по бедрам, так, чтобы виден пуп – это непременно – и яркие майки со всевозможными лозунгами, от стандартного «I love New York» до экзотического «Вулканы Камчатки». Они называют себя студентами, но, на самом деле, никто не знает, кто они и откуда – из какой провинции огромной территории бывшего СССР занесла их в Бруклин нелегкая. В библиотеку их притягивает бесплатный Интернет и возможность брать на дом книги, DVD и кассеты…

Итак, однажды в субботу увидела я в нашей библиотеке за компьютером молоденькую девушку лет двадцати – из категории «Russian students». Хороша она была необыкновенно – среднего роста, стройная, длинные светлые волосы до плеч, огромные голубые (конечно же, ярко накрашенные) глаза, правильные милые черты лица. Одета по модному трафарету (джинсы по бедрам, короткая маечка, открывающая нежный с пирсингом пупок), ушные раковины в серьгах – штуки три в каждом ухе, как минимум, золотые босоножки на высоких каблуках, такого же золотого цвета сумочка и мобильник в нежной ручке с наманикюренными пальчиками. Рядом с девицей на полу стояли две огромные сумки с вещами. «Только приехала, наверное, или в процессе переезда», – сочувственно подумала я и от нечего делать (народу в этот день в библиотеке было мало) стала за ней наблюдать. Девушка закончила дела с компьютером, присела за стол, разложила газету «Русская реклама» и принялась подчеркивать что-то в газете и названивать по мобильному. Просидела она на телефоне часа два, но, видно, результаты были аховые, так как выражение ее хорошенького личика стало чрезвычайно грустным. Того и гляди закапают слезы. Я подошла к ней, спросила, не могу ли чем-нибудь помочь. Я – библиотекарь и вопрос «Can I help you?” задаю по роду службы сто раз на день. Помогать – моя работа.

– Я студентка из Иркутска, – еле слышно отозвалась девушка. – Ищу комнату.

– Ну и как, нашла?

– Да, вроде, обещали мне в одном месте. Сказали позвонить после шести часов.

– А ты знаешь, что библиотека закрывается в три? Что же ты делать будешь и куда пойдешь? – спросила я уже не по роду службы и не из любопытства. Просто жалко мне стало девчушку. И действительно, куда ей идти с этими своими заплаканными голубыми

глазами и огромными сумками? На кафе у нее, наверное, денег нет, а сидеть в скверике с

местными бродягами и пьяницами – не очень-то приятное занятие, да и опасно.

– Ну, пойду куда-нибудь… – тихо сказала, почти прошептала девушка. – Это ведь только до шести часов. А там, даст Бог, комнату сниму.

Не знаю, что двигало мной дальше – это ее «даст Бог», сострадание, перст божий или наваждение. Я чувствовала, что какая-то сила несет меня, толкает, и сопротивляться этой силе нет никакой возможности. Да и зачем? Ведь если я приведу студенточку домой на пару часов – это будет благое дело. Забыла я добрую старую поговорку, что благими намерениями устлана дорога в ад. В общем, не долго думая, сказала я совершенно незнакомой студентке, которая назвалась Ликой, что не могу ее оставить на улице и предлагаю ей посидеть у меня дома до шести, если она не против. Она бросила на меня выразительно благодарный взгляд и пробормотала еле слышное «спасибо».

Библиотека закрылась ровно в три часа. Я повернула тяжелый ключ в замке, подергала дверь для верности и попрощалась с сотрудниками. Лика с сумками стояла скромно рядом, ожидая мою команду.

– Do you know this girl? – cпросила одна из сотрудниц, с подозрением оглядывая Лику.

– Sort of… – нерешительно промямлила я, и мы с Ликой пошли к моей машине.

Дорога домой была короткой. Лика сидела на заднем сиденье, наводила makeup, поглядывая в дамское зеркальце. Я рулила, поглядывая в зеркало заднего вида на Лику. Она не то чтобы улыбалась, но явно расслабилась. Еще бы! Ехать в моей новенькой Хонде было приятно. По дороге я задавала девушке дежурные вопросы типа, кто мама-папа, в каком институте она учится, зачем приехала в Америку. Лика быстро и с готовностью отвечала, как заученную роль. Мама – врач, папа – программист. Живут в хорошем районе Иркутска в трехкомнатной квартире. Она, Лика, учится в институте иностранных языков на английском отделении. Приехала в Америку подработать и попрактиковаться в английском. Родители дали денег на поездку. Теперь надо бы снять комнату, хорошую, конечно, но не дороже, чем за $300.00 в месяц. «Бедная девочка, – подумала я, – нелегко же тебе здесь придется после спокойной, размеренной жизни в Иркутске с папой-программистом и мамой-врачом».

Дома я поставила Ликины тяжеленные сумки в угол, проводила девушку в ливинг, указала ей место на диване, положила на журнальный столик газету и дала в руки телефон. Мол, не теряй времени, звони, а я между тем приготовлю что-нибудь поесть. Пока я чистила картошку, варила сосиски и нарезала салат, Лика лениво листала «Русскую рекламу». Странно, почему-то она просматривала страницы с предложением работы, а не жилья. Из-под ее рук мелькали объявления массажных салонов, ресторанов, ночных баров и других развлекательных заведений.

– Почему ты не ищешь комнату? Сначала надо найти жилье, а потом работу. И как это только твои родители отпустили тебя за океан, такую неприспособленную к жизни девочку! – по-матерински причитала я.

– Но я же вам сказала, что у меня будет комната после шести часов. Это точно. Всегда можно найти жилье, если есть деньги, – в голосе Лики впервые прозвучало легкое раздражение, да и сам голос вдруг стал громче, прорезался.

– К сожалению, не все так просто в жизни, даже если есть деньги. Ну что же, подождем до шести. А пока давай мыть руки и перекусим, – заботливо предложила я.

Лика была определенно голодна. Нет, она не набросилась на еду. Лика ела медленно, с чувством, с толком, привычно орудуя ножом и вилкой, как девочка из хорошей семьи. Но умяла она все, что было на тарелке, да еще и добавку попросила: «А еще картошки можно?» «Бедная девочка! У нее, наверное, с утра во рту и маковой росинки не было», – снова жалостливо подумала я. Поевши, Лика вытерла губы, сказала еле слышное «спасибо» своим скромно тихим голосом и плюхнулась на диван. У нее не было ни малейшего поползновения помочь мне убрать со стола и вымыть посуду. Привыкла, наверное, дома ничего не делать.

Лика быстро освоилась в моем ливинге, достала из сумки кое-какие вещи и стала раскладывать их на столе. Моя просторная квартира-модерн, обставленная красивой, недешевой мебелью, ей определенно нравилась.

– Что ты делаешь? – возмутилась я. Уже десять минут седьмого, пора звонить насчет квартиры. Я не могу тут с тобой целый вечер рассиживать. У моей подруги день рождения. Меня люди ждут.

Лика лениво взяла телефонную трубку и начала звонить. Не тут-то было. Куда бы она ни звонила – всюду не то и не так. Сплошной облом. Ей отвечали, что комната уже сдана, что сдают только пожилой женщине или работающей паре, что надо платить рент плюс депозит, что комната освободится только через неделю и что русским студентам не

сдают совсем, потому что все они приехали по липовым рабочим договорам и, вообще, потенциальные нелегалы. У нас свои студенты не могут летом найти работу! Я все это слышала, так как для моральной поддержки Лики держала у уха вторую трубку. Определение «липовый» рабочий договор неприятно резануло мой слух.

– А по какому договору ты приехала? – спросила я в лоб.

– Господи! Конечно же, по липовому. Неужели вы ничего не понимаете? Как еще можно попасть в Нью-Йорк! Не притворяйтесь дурой! – злобно фыркнула она.

– Не очень-то вежливо называть взрослую женщину, абсолютно чужого тебе человека, «дурой», – отрезала я. – Я не притворяюсь. Я действительно не знаю, каким образом попадают в Нью-Йорк российские студенты и, честно говоря, меня это не очень интересует. Я – не FBI и не служба иммиграции.

– Извините! – спохватилась Лика. – Я не хотела вас обидеть. У меня просто вырвалось… – Она раскраснелась, занервничала, видно, боялась переборщить и потерять мое расположение и почву под ногами.

Я тоже села на телефон для ускорения процесса, но мне так и не удалось ничего путного вызвонить, кроме комнатки в бейсменте в Sea Gate за $300.00 в месяц. Время приближалось к восьми часам. Я позвонила своей подруге и сказала, что задерживаюсь, не вдаваясь в подробности. Ничего другого не оставалось, кроме Sea Gate. Надо было срочно ехать, хоть куда-нибудь. Ну мы и поехали.

По дороге мы обе молчали, чтобы не сказать друг другу лишнего. Я чувствовала себя усталой и крайне раздраженной. Злилась на себя за то, что по глупости и недомыслию связалась с Ликой, что безнадежно опаздываю на день рождения подруги и вообще за то, что так бездарно провожу субботний вечер. О чем думала Лика, нетрудно было догадаться. Ее хорошенькое личико насупилось, пухлые губки поджались, небесно голубые глаза приобрели серый, стальной оттенок. Лика тоже злилась – наверное, на себя, на меня, на весь чужестранный бруклинский мир, который пока не хочет раскрыть для нее объятия.

Мы подъехали к воротам в Sea Gate. Я спросила у охранника в будке, как проехать по адресу, где в бэйсменте нам обещали комнату. Оказалось, что это где-то на самом краю поселка, т.е., чтобы дойти до автобусной остановки, надо пройти через весь Sea Gate. Крайне неудобно для тех, у кого работа в городе, а машины нет. Лика моментально просекла ситуацию, и, как только мы подъехали к дому, заупрямилась и четко сказала «не хо-чу!» Никакие мои доводы и уговоры, чтобы снять здесь комнату хоть на время, хоть на пару дней, на недельку – а там можно будет подыскать что-нибудь получше и поудобнее – на Лику не действовали. Моросящий дождь перешел в ливень. Лика даже не захотела

пройти в дом и поговорить с хозяйкой. Она стояла перед входом и упорно мокла, не без

основания надеясь на мою жалость. Что мне было делать! Я запихнула мокрую Лику обратно в машину и поехала в Бруклин. Пришлось снова браться за «Русскую рекламу» и вызванивать теперь уже не комнаты, которых сегодня в десять вечера уже не было, а общежития и подозрительно дешевые гостиницы.

В одной из этих «гостиниц» было место для женщины. На сей раз мы вышли из машины вместе, я и Лика, зашли в убогий «вестибюль». Встретил нас не слишком опрятный, подозрительного вида мужчина лет сорока и пригласил посмотреть «номер». Номером оказалась грязноватая конурка с двумя железными кроватями, на одной из которых храпела немолодая пьяная баба. Ее дыхание извергало такой сильный перегарный смрад, что меня чуть не стошнило. Запах перегара смешивался с другим знакомым запахом какого-то химиката из той, другой жизни в России. Не помню, как он называется, этот химикат, но отчетливо помню, что когда много лет назад мы жили в коммуналке, чем-то подобным мы морили клопов. И тут Лика сломалась. Она, как безумная, вылетела на улицу и стала рыдать и кричать, что никогда и ни за что не станет жить в такой ночлежке с бомжами, клопами и тараканами. Ну, бомжи и тараканы, ладно, их в Бруклине навалом. Но вот клопы, откуда они-то в Америке взялись? За тридцать без малого лет в Бруклине я о них и думать забыла.

– Лучше уж я на улице останусь, чем буду ночевать в таком отстойнике, – вопила Лика. И я молча кивала головой. Мол, да, да! Лучше уж на улице, но на улице оставить Лику я не могла никак, хотя вместе с жалостью и состраданием во мне закипала уже не просто злость, а настоящая ярость. Я уже почти ненавидела упрямую, капризную девчонку, которая была явно не готова к трудностям жизни в Новом Свете, и мысленно принялась ругать себя, этакую жалостливую дуру безмозглую, легкомысленно связавшуюся с незнакомой русской студенткой.

Дождь продолжал лить нескончаемой водной стеной. Был одиннадцатый час. «Еще немного, и вечер перейдет в ночь, а я вот уже почти четыре часа катаюсь по Бруклину, и на день рождения мне сегодня, увы, не попасть», – тоскливо подумала я. Мы подъехали к госпиталю Coney Island. Я припарковала машину у въезда в госпиталь и стала усиленно думать. Голова разламывалась. Вика продолжала рыдать и всхлипывать, и тут вдруг ее осенило.

– Но почему я не могу переночевать у вас, в вашей квартире на диване? Только одну ночь. Всего-то одну ночь! – молила она.

– Это абсолютно исключено, – отрезала я. – Я не могу тебя оставить у себя. Я тебя совершенно не знаю.

– Вы меня не знаете, конечно… Но зачем тогда вы, вообще, привезли меня к себе и возитесь со мной? Выпустите меня на улицу. Я уж как-нибудь сама справлюсь со своими проблемами без вашей помощи.

– Я тебя не держу, – решительно сказала я и нажала на кнопку, открывающую двери машины. «Господи, а ведь девчонка-то по-своему права, – пронеслось в голове. – Если я рискнула позвать ее с улицы к себе домой и вот уже почти целый день вожусь с ней, то чем тупо рулить по Бруклину в поисках ночлега, логичнее было бы забрать ее к себе на ночь, а там – будь что будет… Ну, не похожа она ни на преступницу, ни на аферистку. Если уж я сказала «А», то теперь надо набраться храбрости и сказать «Б». Если уж я подобрала ее и взяла на себя ответственность за сохранность этого юного, избалованного, неприспособленного к жизни в Америке существа, я не имею никакого морального права выбросить ее ночью на улицу да еще и в дождь». Но храбрости для того, чтобы сказать «Б» у меня не хватило. А может, вернулось запоздалое чувство здравого смысла? Я была в полном смятении, смертельно усталой, и у меня не было ни душевных, ни физических сил анализировать дальше свои моральные устои. Я знала одно – мне нужно от нее избавиться и как можно скорее.

– Забирай свои вещи и выходи. Вот городской госпиталь Coney Island. Иди в Emergency Room и сиди там до утра. Там чисто, спокойно, клопов и тараканов нет. Никто тебя оттуда не выгонит.

Лика, видимо, поняла, что я уперлась рогами и домой ее к себе не возьму. Делать

было нечего, терять – тоже нечего. Она схватила свои сумки, выскочила из машины и

бросив мне на прощанье «сука!», поковыляла на своих высоких каблуках в сторону “Emergency Room”. «Какая неблагодарная тварь и хамка впридачу!», – возмущенно, но с облегчением подумала я и включила зажигание. Отъехав пару метров, я приостановилась и бросила прощальный взгляд на Лику. Она почему-то лежала на тротуаре, как-то неловко

вывернув ногу, и стонала. Мокрые, раскисшие сумки валялись рядом. Я заглушила мотор, вышла из машины и бросилась к Лике. Промокла я моментально, и злость мою как рукой сняло. Может, ее смыло дождем…

– Что с тобой? Что случилось?

– Нога, нога! Каблук зацепился… Я, кажется, сломала ногу, – пожаловалась девушка и запричитала. – Ой, что же теперь будет! Придется возвращаться в Иркутск. Я не хочу, не хочу обратно домой!

– Потерпи, девонька! Я сейчас вызову ambulance team. Тебе сделают рентген. Может, это всего лишь вывих или ушиб, – успокаивала я Лику.

Лику забрали в Emergency Room. Я последовала за ней. Надо же было кому-то объяснить ситуацию, что у девушки никого здесь нет, что я подобрала ее в библиотеке и что у нее, скорее всего, нет медицинской страховки… Врачебный осмотр и бумажная волокита длились всю ночь. Рентген перелома не показал – обычный вывих. Вывих Лике вправили, наложили тугую повязку и милостиво разрешили остаться в Emergency Room до одиннадцати утра. Я приехала домой в семь, навьюченная Ликиными сумками. Мне безумно хотелось спать, но я не могла себе этого позволить, так как у меня оставалось всего четыре часа на поиски жилья для Лики.

г. Нью-Йорк

Публикация подготовлена Семёном Каминским