ЭМИГРАЦИЯ — ЛУЧШЕЕ СОСТОЯНИЕ ДЛЯ ПИСАТЕЛЯ

Вряд ли есть в Германии еще какой-нибудь русский писатель и издатель, который на ежегодной Международной книжной ярмарке имеет постоянный стенд в немецком павильоне. Не среди российских, а среди европейских издательств.
Он на протяжении многих лет начинает свой рабочий день в 5—6 часов утра, чтобы до 8 написать хотя бы одну-две страницы начисто и три-четыре начерно.
Он самокритично признаёт, что в 1960—80 годы написал много всякой чепухи и сегодня пишет совершенно иначе, чем 20—30 лет назад — гуще и многослойнее.
Он написал в 1969 году роман «Ничтожность», который был опубликован лишь в 1990 за границей. Этот роман начинается так: «Я не люблю советскую власть. Можете себе представить, какая я редкая сволочь».
Он прошёл аресты, тюрьмы, суды, ссылки, допросы, обыски и слежки стукачей, написав об этих периодах своей жизни роман «Записки тунеядца» (1994). В 1999 году «Литературная газета» назвала этот роман среди десяти лучших российских книг конца ХХ века.
Он в мемуарах «Поколение с перебитыми ногами» познакомил читателей с деятельностью неформального молодёжного литературного общества СМОГ, этим редчайшим явлением советского периода, когда он и другие поэты читали свои стихи у памятника Маяковскому.
Он высказался в одном из интервью: «Я никогда не любил советских писателей и советских людей». За это его зачислили в русофобы.
Он в 90-е годы входил в десятку самых читаемых авторов политических триллеров.
Он досконально исследовал жизнь генерала Власова и создал книгу в 4-х томах. Однако в России эту книгу так никто и не решился издать.
Имя этого писателя — Владимир Батшев.
Он автор 15 книг. Сейчас у него в работе три романа.

Передо мной импозантный мужчина с живыми смеющимися глазами, ироничный и с большим чувством юмора.

— Расскажите о своей семье. Какие люди повлияли на становление вашей личности?
У меня вполне рядовая советская семья. Мама из Горького, папа — москвич. А вот мой родной дед — биндюжник из Пятихатки Запорожской области. Его расстреляли красные в 1919 году во время еврейского погрома. Они собрали всех мужчин из городка и поставили их к стенке. Моя бабка бросилась к убийцам с криком: «Убейте меня!», на что те равнодушно отвечали: «Нет, мы у вас мужиков выбьем». И выбили. Бабушка рассказывала мне эту жуть неоднократно.
Другая моя бабушка, русская, никогда не рассказывала мне о том, что моего деда, простого рабочего-наладчика автозавода, арестовали в 1937 года. В цехе, где он работал, случилась авария. Арестовали весь (!) цех — 400 человек. Через три месяца деда выпустили. Но во время допросов ему отбили легкие, скоро у этого здорового тридцатилетнего мужика начался туберкулез, от которого он и умер в конце 1960-х годов.
На становление моей личности огромное влияние оказал близкий друг моих родителей Владимир Соломонович Библер. Я обязан ему очень многим. Он был известным философом, а для меня, мальчишки, потом юноши — человеком, с которым можно говорить на любые темы. Я начинал свое литературное творчество как поэт, и Владимир Соломонович оказался замечательным критиком — он профессионально разбирал все мои стихи и давал очень дельные советы.

— В каком учебном заведении вы учились? О каких педагогах вспоминаете с особенной теплотой?
— Я поступил в Институт кинематографии( ВГИК) лишь в конце 1970-х годов — помешала ссылка и преследования. Этот институт старался готовить, прежде всего, идеологических работников. Институтское начальство в течение многих лет требовало писать сценарии о «рабочем пареньке, пришедшем на производство». Истинные же мастера нашего курса Евгений Габрилович и Валентина Никиткина учили нас не тому, о чем писать, а как писать, то есть профессии. Нам показывали все запрещенные фильмы и многие заграничные, которые на советских экранах не демонстрировались — дескать, «вы должны знать идеологических противников». Мы с удовольствием узнавали о них.

— Когда вы почувствовали желание писать? Ваши самые любимые авторы? Любимые собственные книги?
— Это началось очень рано. Первое произведение было навеяно каким-то фантастическим романом в «Пионерской правде». Теперь раз в год я обязательно перечитываю Бунина, Дос Пассоса, Шервуда Андерсона, Андрея Белого, стихи Галича и Елагина. Не забывайте, что я — редактор, и читаю очень много присылаемых произведений — там и романы, и поэмы, и эссе, и исследования.
Из собственных книг я люблю свой первый триллер “Z”. А вообще, свои книги — как дети, они все любимые. Но будущая книга — все равно самая-самая.

— Как вы пришли к «диссидентству»?
— Я очень рано начал проявлять инакомыслие по отношению к навязываемой мне идеологии, рос любознательным мальчиком и увлекался историей и литературой. С детства посещал юношеский филиал Государственной Исторической библиотеки. Было лестно и приятно иметь в кармане специальный читательский билет с фотографией и печатью. С ним пропускали в исторический музей даже тогда, когда Красную площадь перекрывали для проезда вождей. Но на большинство вопросов я не находил ответов в официальных изданиях. С 14 лет стал задумываться, например, за что были расстреляны миллионы людей при Сталине и т.п..

— Пытались ли вы, как многие, заниматься бизнесом в 90-е годы? Чем вообще вы занимались в те трудные годы?
— Нет, бизнесом не занимался. Мы были опьянены открывшейся свободой, за которую боролись. Три года я представлял в СССР издательство «Посев». Потом стал заместителем главного редактора газеты «Литературные новости». В октябре 1993 года мы разошлись с главным редактором в оценке расстрела российского парламента. Я выступил на радио «Свобода», осудил позицию газеты и назвал расстрел Белого дома — «очередным расстрелом Зимнего дворца». После этого я уже не мог оставаться на своей должности и уволился из газеты.
Вскоре с женой Галиной, Ириной Сысоевой и Надеждой Родионовой мы организовали независимое издательство «Мосты», которое за 2 года выпустило 25 книг российских и русских зарубежных авторов. Книги издавались за счет авторов, так что весь «навар» шел на редакторские расходы, не давая никакой прибыли. В перестроечные времена крошечным тиражом в издательстве «Столица» я издал книжечку стихов, которой у меня даже сегодня нет. В издательстве «Лабиринт» вышел «Z», в Таллинне — «Вещие сны» и незадолго до отъезда в издательстве «Голос» — многострадальный роман «Записки тунеядца». Рукопись его в 1972 году изъяли при обыске, в 1983 — у иностранного туриста в аэропорту, а через 15 лет «Литературная газета» назвала этот роман среди десяти лучших российских книг конца ХХ века.

— Ваши удачи и неудачи в издательском деле того времени ?
— Я считаю, что неудач у меня не было. Что же до удач… Мне кажется, что выйти без затрат из издательского дела это уже удача. Когда в декабре 1994 пришла налоговая инспекция с проверкой деятельности издательства «Мосты» и заявила, что я должен платить налоги не с прибыли, а с оборота, я «показал кукиш» и ликвидировал издательство. Они не могли поверить, что я не буду платить рэкету. А я отказался и просто закрыл дело. Вот тогда я понял, что в России заниматься честным бизнесом невозможно. Даже если ты не добываешь нефть, а издаешь книги «за счет средств авторов».

— Какую роль играли женщины в вашей жизни?
— Женщины играли огромную роль в моей жизни, без них вообще трудно представить творческую судьбу писателя. Но, признаюсь, в последние годы интерес к посторонним женщинам скорее носит характер созерцательный и умозрительный. А рядом со мной постоянно находится моя жена-красавица.

— Где и как вы познакомились с ней? Каким образом вам удается продержаться столько лет на плаву семейной жизни?
— В марте 1972 года я увидел свою будущую жену и сразу «поплыл». С тех пор прошло 35 лет, и мы не расстаемся. Правда, иногда меня арестовывали, ссылали, но она всегда меня дожидалась.
Все годы я не устаю восхищаться женой — ее красотой, умом, чуткостью и деликатностью. Она обладает поразительным чувством сопричастности к моим делам и планам. Я поражался еще в Москве — откуда она находила силы вникать в мои проблемы, приходя домой после полного рабочего дня (служила чиновником в министерстве), да ещё занимаясь домашними делами.
Я люблю жену, и она любит меня. Мы настолько «притерлись», что проросли друг в друга, как деревья корнями. Она просыпается, когда просыпаюсь я, говорю: «вчера я видел…», и она продолжает фразу — называя то, что я видел. Это неизбежно между людьми, которые вместе много лет. И умереть хотелось бы в один день.

— Какие обстоятельства подтолкнули вас к выезду в Германию?
— С юношества я мечтал об эмиграции, как и Пушкин. Я сделал в России все, что мог. Дальше — тупик. Развитие могло продолжаться только вне страны. Я просто переменил место жительства и страну проживания. Родина там — где хорошо, говорили римляне. Германия — моя родина (по-римлянски). И вот я здесь уже 12 лет.

— Как вы стали самоутверждаться в Германии?
— Мне не надо было самоутверждаться. Я продолжал писать триллеры, на которые имелся договор с издательством ЭКСМО. За два года написал 6 романов, которые изданы большими тиражами. Гонорары за них и были положены в основу «Литературного европейца». Кроме того, 3 года я работал заведующим архивом Национально- трудового союза (НТС), зарплата 200 марок в месяц тоже шла на издание журнала. Затем начались подписчики… Главное было в том, чтобы разработать модель издательства и журнала. Я придумал форму: это — артель, то есть, все авторы являются подписчиками.

— Разрушает ли эмиграция личность писателя?
— Эмиграция — лучшее состояние для писателя. Зачем приводить в пример Бунина, Елагина, Ржевского, Галича, Бродского и других? Посмотрите на страницы моих журналов — сколько писателей, уехавших из Страны Недоразвитого Социализма, нашли себя здесь!

— А разрушается ли здесь личность простого обывателя?
— Если он был личностью Там, он останется личностью и Здесь. Тем не менее, многие наши люди продолжают жить интересами и заботами той страны, которую смотрят по российским каналам телевидения, буквально подвергаясь зомбированию, хотя я и не люблю этого слова. Пока у моих соседей не было российского ТВ, это были милые люди. Как только поставили антенну и стали смотреть Москву — словно их подменили. Они буквально превратились в болванчиков навязываемых им понятий. Вот и ответ на ваш вопрос о разрушении личности в иммиграции.

— Считаете ли вы, что вписались в эту жизнь или просто делаете с удовольствием своё дело, а то, что «выглядываю в окно, а там немцы» — это вас не касается?
— В окно я советую глядеть почаще, а еще лучше — ходить по улицам, и не забывать, что ты живешь в Германии, а не в той стране, которую видишь в очко российского телевизора.

— Ваше представление о счастье?
— Счастье — когда можно не думать ни о чем плохом. Когда рядом любимый человек, дети устроены и нет забот о хлебе насущном.

— Кто вы: экстраверт ( контактный, коммуникабельный) или интроверт ( замкнутый )? Какие качества или комплексы мешали вам в жизни?
— Я экстраверт, иначе, откуда бы появилось столько авторов у моих журналов и столько новых контактов с коллегами? В юности долгое время мешала стеснительность, но я ее преодолел. Хотя, признаюсь, я говорю «ты», кроме жены, только 3—4 приятелям, которых знал еще в Москве много лет назад. Мне чрезвычайно трудно перейти даже с хорошими знакомыми на «ты». Так со своим другом художником Юрием Диденко мы много лет на «вы».

— Каковы ваши дальнейшие планы: жизненные, творческие, издательские?
— Мои жизненные планы весьма прозаичны — найти новую квартиру и переехать в нее. Остальные планы связаны с литературой. Я закончил два больших романа, которые писал несколько лет. Сейчас работаю над новым. Он называется «1948 год». Фрагмент из него — об убийстве С. М. Михоэлса — уже опубликован в США. Кроме того, в работе находятся два библиографических справочника, один из которых должен выйти из печати уже в этом году.

Владимир Батшев не имеет советских и российских наград, регалий и званий. Только здесь, в Германии, была издана его книга «Власов», а в 2005 году за этот фундаментальный в 4-х томах «Опыт литературного исследования гражданской войны в СССР в 1941—45 годах» ему присудили международную премию “Veritas” .
Наверняка, за этот труд он войдёт в историю русской литературы, как, впрочем, и за создание двух литературно-художественных журналов русского зарубежья: долгожителя «Литературный Европеец» (существует уже 8 лет) и единственного толстого журнала Европы — «Мосты».

Беседу вела Анна ЦИПРИС