ГДЕ НУЖНО ВЛАСТЬ УПОТРЕБИТЬ

Edward TESLER, Ph. D.

Ленин в \»Материализме и эмпириокритицизме\», рассматривая проблемы абсолютной и относительной истины, заметил, что если истину провозгласить абсолютной, то она превращается в свою противоположность: становится ложью. А отрицание её становится истиной. Понятно, почему. Чтобы познавать и переделывать мир, мы его упрощаем, создаем модель. Истина — это степень приближения модели к реальному миру. Если, следуя законам классической механики, мы обычно достигаем своей цели, то она есть относительная истина и всегда ею останется. Но если только один опыт Майкельсона ей противоречит, абсолютной её считать уже нельзя. Теория Эйнштейна — ближе, но и она не абсолютна. Интересно применить это общее положение к проблеме прав человека.

Никаких \»неотъемлемых прав\» не существует в природе. Права устанавливает общество в своих, в конечном счете — экономических интересах. В течение многих тысячелетий оно нуждалось в прямо противоположном: гипертрофии прав меньшинства и бесправии масс. Только так могла состояться концентрация мизерного прибавочного продукта многих в руках немногих, необходимая для научно-технического и социоэкономического прогресса. Первобытные племена на островах, где кокосов и так на всех хватало, в неравноправии не нуждались. Первобытными и остались.

Как и в классической механике, модели неравноправия были истинны, поскольку прогресс состоялся — но лишь относительно. Капитализму и рынку неравноправие противопоказано. Идея равных и неотъемлемых прав ближе всего соответствует требованию неограниченной частной инициативы; потому и понадобилась новая модель. Конечно, и её истинность тоже относительна.

Но куда легче верить в абсолют. Не мыслить критически, а бездумно следовать модели. Как сказал бы Петр, держаться устава яко слепой стены. Результаты смешны, а часто и вредны. ACLU, \»Союз гражданских свобод\», едва завидев крест, менору или просто слово \»бог\», рвется, ломая двери, в суд. Защищает неотъемлемые права атеистов, хотя им-то уж сам бог велел ничего данного свыше не признавать. Какие-то бюрократы запретили поднимать флаг в память павших солдат: если разрешить американский, то другие захотят поднять со свастикой — и отказ будет нарушением их прав. Сан-Франциско охраняет нелегалов от федеральных агентов. Иные и вообще перешли границу здравого смысла и, хорошенько подкрепившись стейком и омаром, ратуют за права животных.

Ладно, чем бы дитя ни тешилось. Никому ещё не удалось довести этот \»абсолют\» до такого абсурда, что вся модель станет ложной. Но газета \»7 дней\», кажется, в этом преуспела. Из неподписанной, то есть редакционной, статьи под заглавием \»Точечная ликвидация\» мы узнаём, что (а) каждый человек имеет право на жизнь, гуманное обращение и справедливый суд; (б) это право может нарушаться только в особых случаях — скажем, для самозащиты, и то желательно гуманными способами; (в) на войне убивать допустимо, но только участников прямых боевых действий; (г) террористы — тоже люди и потому подлежат такой же правозащите (да и вообще слово это взято в кавычки, так что, возможно, террористы и вовсе не существуют); (д) Усама бин Ладен был не вооружен, жизни участников рейда по его ликвидации угрожать не мог, и потому права на самозащиту у них не было; (е) не был он и прямым участником боевых действий — скажем, бомбистом-самоубийцей или исполнителем бесчеловечного акта террора 11-го сентября, поэтому (ж) ликвидация бин Ладена была незаконной расправой. Правда, \»ошибочное восприятие ситуации\» может быть \»некоторого рода оправданием\» для участников рейда, но все равно это противоправно. Да ещё на территории суверенного государства и без согласия его правительства.

Как у Твардовского, тут ни убавить, ни прибавить. Кто не поверит, пусть обратится к первоисточнику. Я бы и сам не поверил, если бы своими глазами не прочел.

И как ответить? Логическая цепочка безупречна. Можно спорить по частностям. Скажем, наемный убийца и его наниматель оба ответственны за преступление; иной раз наниматель даже в большей мере. И от формы оплаты — переводом на кайманский счет или обещанием райского блаженства — это тоже не зависит. Поэтому те, кто бомбистов вдохновляют и посылают убивать (включая, конечно, бин Ладена), по меньшей мере, столь же виновны, как и сами бомбисты. Что же, следовало вызвать его повесткой в суд? Зачитать \»Миранду\»? Оплатить адвоката?

Можно так: власти Пакистана знали о жилище бин Ладена напротив их военной базы (если не знали, что это за правительство? Не хижина в горах же…), но его не арестовали и Америке — вроде бы союзнику — не выдали. Укрывательство — тоже преступление: по американским законам accessory after the fact. Получить согласие сообщника-укрывателя на арест преступника, которого он укрывает? Ах да, суверенитет. Правозащитники почему-то смолчали, когда с суверенитетом Сербии или Ливии Запад не очень посчитался. Правда, они менее суверенны: не имеют ядерных бомб.

Или так: бин Ладен не раз открыто обращался по телевидению к своим последователям с призывом — или даже приказом — убивать американцев, и не только военнослужащих. У Америки не было оснований с этой угрозой не считаться, и она имеет право — нет, обязана! — защитить своих граждан. Если в чем и виновна, то только в неполной ликвидации этой угрозы. Кстати, предоставив территорию для этой пропаганды (и напомню, формально против союзника), правительство Пакистана совершило ещё одно преступление: стало accessory before the fact.

Но искать доводы, что Америка имела основания нарушить неотъемлемые права бин Ладена, и посему действия спецназа были не совсем противоправны — значит согласиться с абсолютом модели. Найдется другой бин Ладен, и начинай сначала. Не годится. Если модель защищает нелегалов или противится поднятию флага — она пусть несовершенна, но терпима. Если террористы и их апологеты могут ею прикрываться — место ей на свалке. Чтобы её сохранить, следует не заниматься юридическим крючкотворством по пункту \»г\» или там \»е\» логической цепочки, а отвергнуть применимость всей модели к терроризму. Основание для этого есть.

Всякое противоправное действие есть вызов силам охраны правопорядка, которые, конечно, неизмеримо превосходят силы преступника. Смахнут его, как пыль, и точка. Заодно и только лишь подозреваемого. Или неудобного. Или инакомыслящего. Лес рубят, щепки летят. Такая модель давно известна. Именуется она тиранией. Её общество и ограничивает правовой моделью. Да, многие преступники остаются безнаказанными, что повышает вероятность будущих преступлений и страдания их жертв. Возмутительно высокая плата за абстрактную \»неотъемлемость\» — но меньшее из двух зол по сравнению с абсолютной тиранией. Что поделаешь, мир не идеален.

Верно, но не совсем. К тирании человечество обращалось неоднократно, значит, и в этой модели есть истина. Тирания — это сочетание жестокости с результативностью. Тираны стремились свою страну — и тем самым себя — усилить. Назло надменному соседу. Наполеон вернул Франции величие, утерянное изнеженными Людовиками и скандальными якобинцами. Петр \»Россию поднял на дыбы\», превратил дремучую боярскую Русь в европейскую державу. Сталин, по словам Черчилля, принял Россию с сохой, а оставил её с ядерной бомбой. Гитлер — и тот восстановил раздавленную Первой мировой войной Германию. Это, конечно, события экстремальные, но доза тирании необходима даже самой полной демократии. Карантин при эпидемии или интернирование граждан противной стороны во время войны лишает свободы людей ни в чем не повинных. А ковровые бомбежки и жизни лишали. Открыли шлюзы на Миссисипи, и десятки тысяч потеряли жильё и имущество. И всё это — без суда, односторонним декретом власти. По определению, тирания. Всякий яд может быть лекарством, и наоборот. Разница — в дозировке. Правовая модель не ликвидирует тиранию, а контролирует её дозу в правлении. Чтобы оставалась лекарственной.

Теперь вернемся к терроризму. В выборе средств он аналогичен тирании: устрашением принуждает к исполнению угодных ему действий. Или к отказу от действий, ему не угодных. Но цель его — иная. Не управление, пусть жестокое или даже бесчеловечное, а вымогательство. И потому бесчеловечен он по самой своей натуре. Как геноцид или применение оружия массового поражения. Если защита прав человека, хотя бы и уголовного преступника, необходима для ограничения тирании, то для войны с терроризмом необходима именно неограниченная тирания. По тяжести последствий — опять же, меньшее из двух зол.

Выходит, можно обойтись без изобретения велосипеда. Правовая модель хороша в рыночной экономике, в отношениях между равными. Война насмерть — с фашизмом, \»империей зла\» или терроризмом — требует иной модели Силовой и ничем не ограниченной. Если угодно, тирании. Никто не становится террористом — или вдохновителем террористов, или их финансовым благодетелем — по принуждению. Каждый должен понимать, что именно он выбрал. Знать, что его ждет не хромая Фемида и не малоэффективная цепь нескончаемых \»пропорциональных ответов\» — ты меня бомбой, тогда я тебя ракетой — а скорая и беспощадная война на уничтожение. Без надежды на адвокатов, правозащитников и суверенитет стран-укрывателей.

Позвольте, но ведь даже нацистских преступников всё-таки судили. Верно. Судили. После Победы. Это называлось — денацификация. Кто же станет возражать? Раздавите терроризм, да так, чтобы ему никогда головы не поднять — и после победы займитесь детерроризацией. Судите оставшихся в живых террористов справедливым судом согласно правовой модели. Отказ от её абсолюта — не безумие и не святотатство, а, напротив, её укрепление: приближение к реальности.

Конечно, есть и другие пути. Глобализация, демократизация, интернациональная торговля, финансовая и иная помощь поднимают уровень жизни. Меньше голодного отчаяния — меньше охотников взорвать этот мир. Но они — террористы потенциальные. Активный терроризм этим не устранишь. И если единственный язык, на котором он предпочитает разговаривать с человечеством — устрашение, то и ответ на этом же языке он лучше всего поймет. Конечно, не все поймут. Бомбист-фанатик — вряд ли. Но разным бин Ладенам, которые его вдохновляют, и поставщикам денег и оружия, и многим другим причастным, хочется жить, а не быть объектом ликвидации. Получать от терроризма реальные выгоды, а не обещание райских гурий. Станет их поменьше, и восстановятся попранные терроризмом права человека на жизнь, свободу и стремление к счастью. Ибо ещё со времен \»Общественного договора\» Руссо известно: мало эти права провозгласить, их нужно ещё и обеспечить. Речей не тратить по-пустому, где нужно власть употребить.