ВНИМАНИЮ АВТОРОВ И ЧИТАТЕЛЕЙ САЙТА KONTINENT.ORG!

Литературно-художественный альманах "Новый Континент" после усовершенствования переехал на новый адрес - www.nkontinent.com

Начиная с 18 июля 2018 г., новые публикации будут публиковаться на новой современной платформе.

Дорогие авторы, Вы сможете найти любые публикации прошлых лет как на старом сайте (kontinent.org), который не прекращает своей работы, но меняет направленность и тематику, так и на новом.

ДО НОВЫХ ВСТРЕЧ И В ДОБРЫЙ СОВМЕСТНЫЙ ПУТЬ!

Игорь Цесарский | Сказ о сапожнике Моне

Говорят, что в иммиграции счастливей прочих те, кому удается сохранить профессию.

Скажем, врач, подтвердивший свой диплом, счастливей врача, который переквалифицировался в таксиста; инженер оставшийся инженером полон оптимизма в сравнении с собратом у станка.

Есть, конечно, профессии востребованные и — с тамошним еще умением — не требующие как длительного переучивания, так и поиска места работы. Дальнобойщику достаточно пройти краткосрочные курсы и, сдав экзамен, сесть за руль большегрузного трака, механику получить лицензию и найти себе применение, преподавателю научного атеизма… Нет, это я в шутку. Здесь они, как правило, резко меняют идейную ориентацию, становясь крайне религиозными персонами, имеющими скучную и малооплачиваемую работу. У них неизменным остается лишь несносный характер.

Посему Моня — не молодой, но и не старый сапожник из Могилева, должен был благодарить судьбу за то, что подарила она ему профессию, которая и в Америке пригодилась, и голову на плечах, позволившую буквально через пару лет после приезда стать владельцем небольшой сапожной мастерской в приличном районе, что особенно важно. Обувь починить всякому нужно, а кому-то и дырку в ремне сделать. Не у всех же руки из правильного места растут, как у Мони. Бизнес был, конечно, не ровня гейтсовскому или джобсовскому, но семью кормил. А учитывая, что жена Мони тоже без дела не сидела (трудилась она продавцом, по тутошнему сэйлсперсон, в одном из дорогих магазинов), то они к пятому году американской жизни обзавелись собственным жильем — таунхаусом в тихом пригороде, где высокий процент белого населения гарантировал покой и благополучие, чего им и хотелось после отъезда из вотчины неадекватного Батьки.

Так и пришли бы они не оригинальной, но привычной дорогой к внукам, приятной старости во флоридском кондоминиуме в комплексе 55+, не случись… Но никто ведь не застрахован от этого самого «случись»…

Итак, однажды утром, когда посетителей кот наплакал — для работающих и учащихся еще не время, а для тех, кто праздно живет — тем более, приоткрылась дверь, звякнул звоночек, и Моня увидел, как легким шагом, слегка покачивая бедрами, прошла к стойке стройная блондиночка. Было ей лет эдак двадцать семь, двадцать восемь. Глазками оценивающе стрижет, ножку, как балерина на носочек приподняла, а сама красные туфельки ему сует из хорошей кожи с каблучками стоптанными. Набоечки Моне сделать — пару пустяков, но ему интересно пообщаться с посетительницей не только за набоечки-наёбочки.

Под ее джинсовой курточкой Моня, опытный оценщик, просчитывает грудь второго, а то и третьего размера, а талия при этом — обхватишь, не заметишь…

— Откуда будешь, красавица? — по-свойски поинтересовался Моня. — Что-то раньше я тебя здесь не видел.

— Я тут недавно… Из Калифорнии переехала.

— Из Калифонии? Хм, значит, из теплых краев. А родом откуда?

— Из Москвы, а точней, из Люберец. Где «Любэ» начинали.

— А эти — «Комбат, батяня» и все такое… Знаю.

— А звать меня Людмила… Мила, — предупредила его следующий вопрос посетительница.

— А меня Леонид, а можно просто — Моня. Моня из Могилева. Жаль, что не Лева, а то бы в рифму.

— Очень приятно, — протянула она тонкую руку со скромным рубиновым колечком. И никакой тебе обручалки на безымянном пальце…

— А мне уж как приятно, — расплылся в улыбке Моня.

В его начавшей седеть и плешиветь некогда кудрявой головушке застучали молоточки, а пальцы, которые умели мять не только кожу для обуви и сумок, закололи острыми иголочками. Это означало, что у Мони проснулся нешуточный интерес.

Он неохотно выпустил ее руку и принялся изучать принесенные туфли. А в мозгу всплыла его знаменитая подсобка три на три метра. За 15 лет его трудового советского стажа кто в ней только не побывал — и друзья, любившие пропустить по сотке-другой, и девицы, которых не смущал ни беспорядок, ни стойкий запах ваксы, смешанный с запахами кожи, пыли и бог весть чего еще. Скольких же он их там оприходовал, мама дорогая!

Золотые времена! Но… В Союзе Моня вкалывал на дядю, т.е. государство с большими и малыми начальниками при комбинате бытовых услуг, а здесь он трудился сначала на себя, а потом на дядю. Правда, дядя этот — условный Сэм в цилиндре — драл с него за аренду помещения совсем не маленькие деньги, сюда же приплюсовывалась плата за коммунальные услуги — свет, отопление, уборку мусора. Дело серьезное и на всякие глупости отвлекаться было некогда. Ну да, пару раз может, предлагали ему свои услуги местные проститутки, заглядывавшие в поиске новых обеспеченных клиентов, но он побаивался с ними связываться. А ведь внутри его мастерской тоже была небольшая подсобка с умывальником, столом и достаточно крепкой парой стульев. В навесном шкафчике серого цвета с шурупом вместо ручки всегда хранились горячительные напитки: водка да вино. Водка для обычного дневного рациона, а вино — по настроению, когда водки не хотелось. Чаще летом…

— А как вы смотрите на то, — перешел он на вы, — чтобы выпить по коктейлю — за знакомство, так сказать. На соседней улице очень приличный бар. Пара минут пешочком…

— Ну что вы? — натурально зарделась Мила, чем только больше раззадорила. — Я… я не могу так сразу.

«Ты еще скажи, что стесняешься», — подумал Моня, а вслух сказал:

— У вас будет время подумать: придете завтра за своими туфельками, тогда и договоримся.

Уж он-то мужик крученый, повидавший всяко-разно и легко различал, где скромность, а где только ее видимость…

Мила, улыбнувшись, кивнула, будто дала предварительное согласие и легкой воздушной походкой буквально проплыла к выходу.

Моня едва удержался от победного рыка.

— До свидания, — сказала она, задержавшись у двери на секунду.

Набойки Моня делал быстро и с настроением. Обточил аккуратненько, полирнул, тряпочкой блеск навел. Супер!

Руки делали, а голова думала. Мечтами полнилась о невесть откуда взявшейся Миле-Милочке.

«Вдуть бы ей по самое не хочу», — накручивал себя Моня, разглядывая туфельку и прикидывая, как гладит ту самую ножку, на которую она надевается, видимо, в особых случаях.

На другой день работа у Мони не ладилась. Он с нетерпением ждал прихода новой знакомой, чтобы показать ей свою ювелирную работу, а потом выстроить цепь событий так, чтобы получить желаемое без лишних сантиментов, на которые в этой стране нет ни времени, ни особого настроения. Нет, бар и прочие знаки внимания, само собой разумеется, но только в качестве прелюдии, для разогрева. И чем, думал Моня, она его подкупила? Третьим размером? Ямочками на щечках или зелеными глазками, немного раскосыми, но игривыми, ставящими под сомнение ее застенчивость. Фигуркой ладной и по молодости еще без венозных сеточек. Всем! Да, и походочкой, такой легонькой и блядской…

Игорь Цесарский
Автор Игорь Цесарский

Эх, для такой Моня, пожалуй бы, не пожадничал снять номер в «Хилтоне» или «Хайяте», а не мотель 6. Со свободными деньгами у Мони вообще-то были проблемы. Зинаида, законная супруга, с финансами была строга. И не только с финансами. Чаще двух раз в неделю (а случалось, и того менее!) к себе не подпускала, да и, согласившись, особых рулад не выводила… и сам он делал свое мужское дело как по принуждению, без фантазии и вдохновения. Раздобрела его когда-то стройная Зиночка, стала почти как артистка Крачковская. Но в той хотя бы живость была и язык подвешенный. А Зина что? Только одна жесткая установка: гони деньги, придурок, за дом платить пора или за страхование авто, или за детсад, куда водили малую. Единственно, детей, девчонок тринадцати и девяти лет, одевала практически без его участия. В магазине, где она работала, хорошие скидки для своих водились.

Мила пришла в мастерскую после обеда, и ручку Моне протянула как старому доброму знакомому. До нее выносила ему мозг одна «американская» старушенция, у которой поломался замок на чемодане. Чемодан был возрастом с хозяйку, основательно потертым, и лучшим выходом для нее было бы выбросить его и купить другой, так как починка стоила по цене нового. Но та уперлась: чини, мол, и все тут. Только не по Мониной «баснословной» цене, а по той, которую она сочла справедливой. Так и не нашли компромисса. Старуха ушла, но обещала вернуться. С чемоданом.

Моня, как и в прошлый раз, задержал руку девушки чуть дольше приличествующего. Он принес ей сверкающие туфли, показал восстановленные каблучки и пусть это было не в его правилах, подумал: а что, может, сказать — бери и носи на здоровье, красавица! Помни только про сапожника Моню.

А она будто мысли его читает.

— Я заплачу за вашу замечательную работу, сколько скажете, и коктейль с вами выпью… на брудершафт. Только не сегодня — я очень тороплюсь, меня мамочка ждет, мне ее к окулисту сегодня везти.

«Да, да, — подумал Моня, — ищи свищи тебя после».

— У меня есть идея. В моем офисе… есть бутылочка дорогого вина, — соврал на ходу Моня. Вино было сносное, но отнюдь не дорогое. Ну а офисом назвать подсобку можно было человеку с исключительным чувством юмора. — Десять минут, я надеюсь, у вас найдется.

— Ну хорошо, — улыбнулась Мила, и эта улыбка сулила что-то необычайно приятное.

Моня метеором метнулся к двери, перевернул табличку с «открыто» на «закрыто». Мало ли какие обстоятельства у хозяина и одновременно единственного работника в бизнесе?

— Проходите, — позвал он Милу широким джентльменским жестом. — Пардон за беспорядок, но вы и сами понимаете. Вот сюда присаживайтесь…

Он пододвинул даме стул. Стул был грязноват, но при тусклом освещении это было не так заметно.

«Смелее, брат! — подстегивал он себя мысленно. — Не тушуйся! За полтяшок сделает она тебе сейчас минетик и даже не поперхнется. И капельки пота засеребрятся на ее ямочках, и глазки загорятся огнем, а потом уже двинутся они дальше, но уже не здесь, и не сейчас.

Мила, слегка напряженная, с некоторой опаской оглядывалась вокруг. По стенам были развешены полки с инструментом, бумагами и даже не востребованной назад обувью; справа — умывальник с немытой коричневой раковиной, слева — микроволновка на раздвижном непрочном столике. Но для некоего подобия чистоты на круглом столе посередине комнаты лежала упаковка с салфетками и там же горка одноразовых стаканчиков, а также тарелок, вилок и ложек. И конечно, без чего в мастерской совсем никак — початая бутылка Гордона и целая Каберне.

— Чем богаты, — вспомнил он к месту начало подзабытой поговорки. — Вот только штопор найду….

Мила не походила на дешевую проститутку, которая обслуживает тракменов на тракстапах. «Может, — крутилось в голове Мони, — обстоятельства у нее: больная мамаша без медстраховки. Приехала в гости и не имеет SSI1, а бедной дочке приходится работать и днем, и ночью… Он уже был готов выслушать трогательную историю и даже подумал, что и стольничек даст, если, конечно, она особо постарается, а если что и кому-то из знакомых врачей (его клиентов) позвонить, посодействовать, так сказать.

Он показал на стул, и гостья села на самый краешек. На ее лице блуждала улыбка. Моня, хоть и считал себе знатоком женщин, до конца все же не понимал, что означает какое-то движение или случайно оброненная фраза. Это удел писателей разгадывать или придумывать. Ну и психологов, само собой.

Стыдно было разве что за раскардаш. Супруга не заглядывала к нему в мастерскую — берегла нервы — и поэтому он не утруждал себя наведением хотя бы относительного порядка.

— Так вы, Леонид, хозяин? — подала наконец голос Мила.

— Ну да, — ответил Моня и шумно, с гусарской лихостью откупорил бутылку вина.

— Единственный?

— Да! — удивился он вопросу. — Единственный и хозяин, и работник, и…

Договорить он не успел, так как ровно в эту секунду случилось то, о чем бедный Моня наверняка не забудет до конца своих дней.

Мила истошно завопила, рванув на себе белую блузку. Потом она дернула ворот еще ниже, обнажив свои притягательные груди.

— Эй, ты чего?! — удивился Моня, но уже в следующую секунду ее ногти процарапали его щеку и подбородок.

— Help me! Help! — закричала Мила, отскочив от опешившего Мони. Она едва удержалась на ногах, зацепив задом стул.

Моня сделал к ней невольное движение, но та схватила со стола пластмассовую вилку и с криком: «Не подходи!» продолжила этот балаган.

И тут в подсобку вбежали двое: девица с короткой прической, покрашенная в лиловый панковский цвет и мужик с устрашающим шрамом вдоль уха.

Мужик отпихнул Моню в сторону, так что на того едва не опрокинулась одна из полок. А девица, обняв Милу, успевшую размазать по лицу тушь, заверещала на языке здешних обитателей да такой скороговоркой, что кроме фак и харассмент Моня ничего не разбирал. Но и этого было достаточно.

— No, no! That’s not true!2 — попытался вставить в свое оправдание Моня. — She did it.3

В этот момент мужик, не говоря ни слова, взял его на болевой, так что из рук Мони вылетел штопор, а сам он взвыл от неожиданности и нестерпимой боли.

— Don’t move!4 — приказал мужик и чуть ослабил свой хват.

Мила успокоилась не скоро. Она рыдала в голос, словно профессиональная плакальщица на поминках. По ходу она расстегнула до конца блузку, показывая на следы якобы борьбы. Юбка ее тоже была задрана (когда успела!) и на белых трусиках отчетливо виделась капля крови…

— Okay, call the police!5 — резюмировала, убедившись в злодеянии, девица с лиловыми волосами.

Мужик со шрамом отпустил Моню, рука которого повисла плетью и, снова повторив, don’t move! — подтолкнул его в угол.

Боль болью, а в голове Мони лихорадочно, путаясь и «спотыкаясь» закрутились мысли. Одна другой ужаснее.

— No police! — взмолился он. И по-русски добавил, чтобы Мила сообразила. — Может, договоримся!

— Договоримся?! — завизжала та, напугав лиловую девицу и, кажется, мужика тоже. — Этот хам, этот кусок дерьма, который хотел меня изнасиловать в этом свинарнике!.. И договоримся?!

Девица, шепча Миле что-то успокаивающее, смотрела на Моню исподлобья.

— I think we need call to police!6 — несколько раз повторила она, а Моня, слыша ее чутким ухом, просил, чуть не плача: — No police! I explain you what happened…7

— Shot up!8 — грубо оборвал его мужик. Он недобрым взглядом поглядывал на Моню, словно ожидая от него каких-то ответных действий.

Но Моне не до того было в эту тяжелую минуту. Рассудок уже почти вернулся, и он уже понимал (да и как не понять?!), что стал жертвой банальной разводки. Что произошедшее — подстава. Но… Как докажешь, что эта сука его шантажирует?.. Камеры у него нет и не было, рожа у вымогательницы расцарапана и у него тоже. Свидетели тут как тут. Скажут, на крик прибежали, а тут, мол, такая картина. Наверняка дадут против него показания. Сообщники? А иди — докажи.

— Сколько? — тихо спросил Моня, искоса взглянув на Милу.

Она уже не казалась ему милашкой — глаза как щелки и чуть косят, мордаха хищная острая и грудь пообвисшая, от жизни праведной, видимо…

— Двадцать, — спокойно ответила та, — …тысяч, разумеется.

— Ско-олько?!

У Мони от такой наглости дыхание сперло и даже страх на мгновение улетучился.

— Что слышал! Или хочешь в тюрьму, к неграм, которые охочи до белых задниц?

Мужик со шрамом хмыкнул, будто бы понял, что сейчас сказала эта несостоявшаяся жертва.

— Да я… я штуки свободной не имею. Вы что думаете, я тут деньги печатаю, а не шкрабы починяю.

— Ладно, перепишешь на меня мастерскую…

От аппетитов несостоявшейся партнерши по утехам Моня потерял дар речи. Что-то мыкнул невнятно и огляделся вокруг, будто бы хотел запомнить напоследок родную подсобку. С мастерской, за которую он отвалил когда-то кругленькую сумму, он не готов был расстаться. Скорей, оставил бы жену с ее сложным характером…

Дальнейшие подробности этой истории перепевали не без ложной участливости, которая чем-то сродни тайному злорадству, и хорошие знакомые мониной семьи и те, кто знал ее понаслышке.

Моня-таки выкрутился. Правда, ему пришлось пережить непростой бракоразводный процесс, который отнял у него таунхаус, а прибавил выплату алиментов на дочек. Зато мастерская, во владение которой он нетвердой рукой вписал наглую шантажистку, осталась за ним. Более того, вскоре стервятница стала его законной супругой. Жизнь с ней, конечно, не сахар. Особенно та ее часть, что под покровом ночи. Впрочем, свечку там никто не держал и допускаю, что неурядицы этого свойства — домысел любителей почесать языком по поводу и без.

В мастерской у Мони, как и прежде, беспорядок, но в подсобке теперь исключительно сорокоградусная и никаких там сухих вин и прочих глупостей.

Игорь Цесарский

1 SSI, Supplemental Security Income — Дополнительное пособие по социальному
2 Нет, нет! Это неправда! (англ.)
3 Это она сделала! (англ.)
4 Не двигайся! (англ.)
5 Ладно, звоним в полицию (англ.)
6 Я думаю, что нам нужно позвонить в полицию (англ.)
7 Не надо полиции! Я объясню вам, что произошло (англ.)
8 Заткнись! (англ.)

1 Комментарий
  1. Vera A. Levinskaya говорит

    Отличная история! Наверное-таки документальная, да/ ну почти. Ведь такую 6 как говорят, » нарочно не придумаешь». 🙂

Оставьте ответ

Ваш электронный адрес не будет опубликован.