Илья Криштул. Ледоруб Троцкого

Телефон зазвонил резко, противно и неожиданно, так как был отключен три месяца назад за неуплату. К тому же было рано, часов двенадцать, и я, причисляющий себя к творческо-креативному гламурному бомонду, то есть к безработным иждивенцам, ещё спал.

— Масюкевич Максим Александрович? — голос в трубке был тоже резкий, противный, но властный.

Я ответил, что я это я.

— Вас беспокоят из администрации президента России, моя фамилия Татаринов, — продолжил голос.

— А президента России как фамилия? — спросил я.

— Мы вам телефон не для шуток подключили, Максим Александрович, — в голосе послышались стальные нотки. — Дело в том, что ваш дом очень удобно расположен. У вас же Первомайская, тридцать семь?

Я кивнул.

— Первый этаж?

Я снова кивнул.

— Всё правильно. Ваш дом единственный, стоящий в глубине. Можно отследить подъезды, плюс спортплощадка, детская площадка, он это любит, в общем, по нашему мнению и мнению охраны, идеальный вариант. Запоминайте — через неделю к вам неожиданно для вас, для нас и для всей страны в гости заедет президент. — Татаринов немного помолчал и продолжил: — Будет проезжать мимо и заедет. Вы понимаете, какая это честь и, в тоже время, ответственность?

Я задумался. У меня вчера в гостях Марат был, одноклассник, вот это была ответственность, не знаю, правда, насчёт чести. Сто двадцать килограмм живого веса, постоянно норовящие упасть то на стол с напитками, то на аквариум с рыбками.

— А как я его узнаю, президента вашего? — наконец спросил я.

— Во-первых, не только нашего, но и вашего тоже, — ответил Татаринов. — А, во-вторых, вы что, не знаете в лицо президента страны? Телевизор у вас есть?

Телевизор у меня был, но работал как тумбочка, что-то с ним случилось лет пять назад, а мастера вызвать времени нет. Я так этому Татаринову и ответил.

— Хорошо. Через час к вам приедут наши сотрудники, ожидайте. А я приеду вечером, побеседуем.

Через час у меня под окном припарковалась неприметная «Газель» с надписью «Школьные завтраки», из неё вышли несколько человек и, не обращая внимания на домофон, зашли в подъезд. Я не стал дожидаться звонка, открыл дверь и сразу получил замечание.

— А вот дверь без звонка больше не открывайте, — сказал стоящий первым усатый мужчина в очках. — У вас теперь не личная и приватизированная квартира, а государственный объект. Теперь, здравствуйте. Меня зовут Сергей Леопольдович, я ваш куратор на эти семь дней. И ещё насчёт двери. Вообще до визита президента к ней не подходите. Вы кого-то ждёте?

— Вас ждал, — честно ответил я.

— Это приятно, нас мало кто ждёт. — Сергей Леопольдович хмыкнул и продолжил: — Познакомьтесь.

Ко мне подошла миловидная женщина с холодным взглядом и улыбнулась. От её улыбки у меня в голове застучал ледоруб Троцкого, а под окном проехал грузовик режиссёра Михоэлса.

— Татьяна Борисовна, — представилась женщина, — сестра вашей жены.

— Э… — сказал я, а заговорил Сергей Леопольдович:

— Президент захочет попить чаю с ватрушками, кто его будет угощать? Вы умеете печь ватрушки? А стол накрыть, тут же будет телевидение, первый канал, второй, журналисты… И что у вас с ванной? Вдруг он захочет руки помыть…

И Сергей Леопольдович пошёл в сторону ванной.

— Я насчёт жены… — кинулся я вслед за куратором, — я же вроде как…

— Успокойтесь, Максим Александрович, — остановила меня новоявленная родственница. — Ваша жена приедет через минуту — и только на неделю: очень симпатичная девушка Лена. И давайте на «ты», нам работать вместе. Я, кстати, приехала из Балашихи, в гости к сестре. Работаю в страховой компании, менеджер. А вот и Лена.

Моя жена действительно оказалась симпатичной высокой блондинкой, и я решил сразу пошутить по поводу отдачи супружеского долга. К счастью, меня опередили.

— Майор ФСО Круглова, — после этой фразы ледоруб Троцкого снова застучал в моей голове, где-то вдалеке заиграл радиоприёмник барда Галича и шутить расхотелось. — Прикомандирована к вам в качестве супруги. Показывай, муж, где у тебя что. Осваиваться будем…

Остаток дня мы осваивались, а вечером, как и обещал, приехал Татаринов. С ним приехали рабочие, сразу приступившие к ремонту ванной, и почти новый телевизор. Татаринов осмотрел квартиру, поговорил наедине с моими родственницами, с Сергеем Леопольдовичем и, видимо, остался доволен. Потом он подарил мне портрет президента в дорогой рамке, и мы сели пить чай с ватрушками. Ватрушки были вкусны, чай сладок, но я не обращал на это внимания. Меня тревожила дальнейшая судьба телевизора, прекрасного плазменного телевизора со встроенным ДВД. Оставят ли его мне после визита, ведь мой старый телевизор они уже вынесли на помойку? Или он на балансе ФСО, и они возят его по всем квартирам, которые посещает президент? А может, это вообще личный телевизор президента?

— О чём вы думаете, Максим Александрович? — вдруг спросил Татаринов. — Вам не нравятся ватрушки? Или вы не хотите помочь нам, а, значит, и своей Родине?

И вновь застучал в голове ледоруб Троцкого и раскрылся отравленный зонтик болгарина Маркова. Я решил оставить вопрос о телевизоре на потом, откусил ватрушку и ответил:

— Ватрушки нравятся. Помочь хочу. Просто я подумал, что есть более достойные люди… Вот надо мной, Паша и Маша, он — банкир, она — домохозяйка, двое детей… Я у них взаймы часто беру…

— Второй этаж не подходит. Он там будет, как мишень в тире. К тому же президент страны в гостях у банкира это не очень правильно, ему ж взаймы не нужно. А семья хорошая, мы знаем. Итак, президент приедет к вам утром и пробудет 50 минут…

— У нас здесь по утрам пробки… — вставил я.

— В это утро пробок не будет, — твёрдо сказал Татаринов. — Да, совсем забыл: вам знакома гражданка Вережанская Виолетта Павловна, 51-го года рождения?

— Да, знакома…

— Шла к вам, мы попросили этого не делать. Проживёте неделю без гражданки Вережанской, к тому же 51-го года рождения?

— Проживу, конечно. Телевизор буду смотреть…

Но мой слабый намёк остался без внимания и Татаринов, достав из портфеля какие-то бумаги, продолжил:

— Вот запись вашей непринуждённой беседы. Главное — вам, как представителю творческой интеллигенции, нравится отношение президента к культуре, поэтому вы поддерживаете все его начинания. Вот список начинаний. Теперь жалобы. Их у вас одна: вы недовольны ростом тарифов ЖКХ, он отвечает, что только что подписал указ… Ну, словом, как всегда отвечает. Вот текст жалобы. Дальше наша-ваша жена наливает чай, угощает президента ватрушками, которые сама испекла, президент пьёт, благодарит, встаёт, спрашивает, есть ли у вас какая-нибудь личная просьба к нему, как к президенту страны. Тут важно — вы отвечаете, что есть. Потом излагаете эту вашу личную просьбу, вот, кстати, и её текст. Президент обещает разобраться, благодарит за ватрушки и уезжает, а вы с чистой совестью приглашаете постаревшую ещё на неделю гражданку Вережанскую. Всё понятно?

— Понятно, — ответил я и взял отпечатанные листки с начинаниями, жалобой, личной просьбой и непринуждённой беседой. — Это всё наизусть учить?

— А вы, Максим Александрович, сами как думаете? — спросил Татаринов с интонацией, от которой застучал, застучал в голове ледоруб Троцкого, а перед глазами закачалась петля поэта Есенина.

Спалось мне в эту ночь плохо. Во-первых, жутко храпела на своей раскладушке моя жена, майор ФСО Круглова, а, во-вторых, два молчаливых мужика, дежурившие в прихожей, каждые полчаса заглядывали в комнату и обводили её тяжёлым взглядом. Проснувшись с ощущением лёгкой арестованности, я посмотрел на президента в дорогой рамке, поздоровался с ним и вышел на кухню. Жена-майор уже приготовила завтрак, сестра майора мыла сковородку, два молчаливых мужика в прихожей сдавали дежурство двум другим молчаливым мужикам, а за окном… За окном творилось необыкновенное. Свежевыкрашенным фасадом сиял дом напротив. Вокруг детской площадки за ночь выросли голубые ели, а на самой площадке дети с радостью катались на аттракционах, вывезенных, судя по всему, из Диснейленда. На спортплощадке играли в футбол ребята в костюмах-тройках и тёмных очках, переговариваясь между собой по рациям. Подтянутые, голубоглазые и светловолосые дворники мыли шампунем только уложенный асфальт, а молодые мамы с пустыми колясками походили одновременно на женскую сборную России по самбо и участниц конкурса красоты. Редкие прохожие в плащах и шляпах совершенно не были похожи на прохожих, а выглядели, если честно, как сотрудники ФСБ. Но я не стал об этом никому говорить и сел завтракать.

И вот, наконец, наступил день визита. В 5 утра меня разбудила собачка спаниель, деловито обнюхивающая комнату, и её хозяин, делающий то же самое. С кухни доносился аромат свежевыпеченных ватрушек и, дождавшись, когда человек с собакой обнюхают каждый сантиметр комнаты, я встал, дружески кивнул портрету и пошёл бриться-умываться, повторяя про себя текст беседы с президентом. Потом я пил кофе, получая последние инструкции и наставления, надевал новый спортивный костюм и помогал прибывшим заранее телевизионщикам расставлять их аппаратуру, которая, кстати, расцарапала мне весь линолеум. А ровно в 9.58 моя квартира неожиданно опустела, и через минуту во двор въехал кортеж президента.

Президент оказался приятным моложавым мужчиной, извинился, что заехал без предупреждения, с удовольствием ел ватрушки, много шутил про глубокую модернизацию и инновации, рассказал анекдот про нанотехнологии, чем ужасно рассмешил мою жену-майора, спросил у меня совета по поводу реформирования госструктур и внимательно выслушал жалобу на ЖКХ. Ответив точно по сценарию, что он только что подписал об этом указ, президент съел пятую ватрушку, встал и спросил, глядя в глаза мне и одновременно в объективы всех телекамер:

— Ну, а какая-нибудь личная просьба ко мне, как к…

— Есть, — твёрдо ответил я, недослушав президента, и ледоруб Троцкого занёсся над моей головой, и в лицо уже летела струя цианистого калия националиста Бандеры: — Есть. Вы мне телевизор не оставите?

Проснулся я от непривычной тишины, но, к счастью, в своей кровати. Первое, что я увидел, был мой старый телевизор, стоящий на своём месте и выполняющий роль тумбочки. На нём лежало письмо-уведомление о повышении тарифов ЖКХ в два раза. Я вскочил и выбежал на кухню. Нет, никаких следов визита президента не было, даже ватрушечных крошек, даже царапин на линолеуме от телевизионной аппаратуры, да и за окном… За окном всё было как всегда — на спортплощадке выгуливали своих собак соседи, гортанно переговаривались дворники-хлопкоробы, а на детской площадке, на качелях, поставленных ещё пленными немцами, сидела пара алкашей с бутылкой. «Как же так…» — подумал я, а вслух сказал:

— Как же так? Что ж это за власть такая, которая обманывает свой народ даже во сне? Власть во главе с президентом, который богатеет на бедах своего нищего народа! Указ о ЖКХ он подписал… Нет, только переворот, только революция спасёт эту страну от гибели! И если надо возглавить это революционное движение, то я…

В комнате раздался непонятный звук, как будто что-то упало-разбилось, и одновременно зазвонил дверной звонок. Я пошёл открывать, по дороге заглянув в комнату, и… Холодная липкая струйка медленно протекла по спине, а ужас заставил закрыть глаза. На полу, в осколках от разбитого стекла, лежал подаренный Татариновым портрет президента в дорогой рамке. В дверь продолжали звонить, и я уже знал, кто за ней стоит, сжимая в руках ледоруб Троцкого. На ватных ногах я добрёл до двери, сказал последнее «прощай» своему отражению в зеркале, повернул ключ, зажмурился и прикрыл голову в ожидании удара. Но удара не последовало.

— Ты чего? — раздался голос Вережанской Виолетты Павловны, 51-го года рождения, и я открыл глаза.

Действительно, это была Виолетта Павловна, удивлённо глядящая на меня, а у её ног стояла запечатанная коробка с плазменным телевизором со встроенным ДВД.

— Опусти руки и занеси телевизор! — скомандовала Виолетта Павловна.

— Откуда он у тебя? — слабо спросил я.

— Государство подарило, на 60-летие и 40-летие трудовой деятельности. Там, на коробке, и наклейка специальная.

Действительно, на коробке была яркая наклейка с надписью «В. П. Вережанской в день 60-летия от благодарного государства».

— У меня же два телевизора есть, этот решила тебе отдать, а то живёшь, как в пещере, ни одного сериала не видишь, — продолжала говорить Виолетта Павловна: — С тобой и обсудить скоро нечего будет…

И я занёс коробку в квартиру.

Вечером мы лежали и смотрели «Новости». Показывали президента страны, который в каком-то городе зашёл в гости к простым людям и долго с ними беседовал, угощаясь ватрушками.

— Всё-таки хороший у нас президент и государство хорошее. Всё для народа делают: телевизоры дарят, ватрушки едят… — пробормотала в полусне Виолетта Павловна. — Правда, ведь?

Я вспомнил про яхты олигархов и про нищих пенсионеров, вспомнил про вымирающие деревни и пятиэтажные коттеджи чиновников, про тарифы ЖКХ и зарплату начальника этого ЖКХ… Но ледоруб Троцкого стучал в моей голове, ледоруб Троцкого, и так уютно бубнил со стены новый телевизор…

— Правда, — ответил я Виолетте Павловне, посмотрел на портрет президента в дорогой рамке и громко добавил. — Завтра надо стекло вставить. И рамку подороже купить.

Теперь я знал, что буду жить долго. И, может быть, счастливо.

Илья Криштул