Им нужен мир. И желательно — весь!
«Ни работы, ни секса». Профессор социологии и социальной педагогики Бременского университета Гуннар Хайнзон, публицист и исследователь, автор до сих пор не переведённой на русский язык потрясающей книги «Сыновья и мировое господство», объясняет подоплёку событий Сильвестернахта в Кёльне: фрустрированные молодые мужчины, неприкосновенные юные мусульманки и западные женщины как «законная добыча». Ничего личного, как говорится.
Корр.: Проф. Хайнзон, Ваша книга «Сыновья и мировое господство» наделала в 2003 году много шума. Как Вы считаете, Ваши тезисы о готовности к насилию молодых мужчин, не нашедших себе места в общественной иерархии, подтверждаются происшедшим в Кёльне?
Г.Х.: Сначала следует задаться вопросом, почему такое множество мужчин направились в Европу? (Потому что им сказали, что здесь платят деньги за одно только присутствие. — В. Д.) В странах, откуда они прибыли, существует так называемый «злокачественный приоритет молодёжи», значительное преобладание мальчиков и мужчин, иначе говоря, высокий «военный индекс».
Корр.: Что именно следует под этим понимать?
Г.Х.: «Военный индекс» — это соотношение между числом мужчин в возрасте между 55-ю и 59-ю годами, выходящими, условно говоря, «на пенсию», и мужчинами 15-ти — 19-тилетнего возраста, вступающими в борьбу за «место под солнцем». В странах, откуда к нам прибывают мигранты, это соотношение составляет от трёх до шести. Т. е. на тысячу уходящих на покой мужчин приходится от трёх до шести тысяч молодых. В Германии, например, это соотношение составляет примерно 0,66.
Корр.: Ну, в общем, неудивительно, почему молодёжь ищет счастья где-то в другом месте.
Г.Х.: Совершенно верно. Те, кто не имеет ни единого шанса устроиться на родине, хотят стать — или становятся, — экономическими беженцами. Если же они не имеют возможности покинуть страну, тогда появляется опасность, что они попытаются «взять своё» путём насилия. В этом случае страны с высоким «военным индексом» превращаются в поле боя, а их население, уже без различия пола и возраста, — в беженцев от войны, которым мы вынуждены, согласно законодательству, предоставлять убежище и социальное обеспечение. Такова подоплёка массовой волны миграции, если смотреть в самый корень проблемы. Угрожающая нам «колонна» беженцев на самом деле насчитывает сотни миллионов человек.
Корр.: Как вы пришли к таким цифрам?
Г.Х.: Это число можно определить довольно точно. Мы знаем, сколько людей живёт в «полумесяце» от Марокко до Индонезии — около двух миллиардов. В этих странах проводились опросы на тему «уехать или остаться». Примерно 500 млн. человек хотели бы уехать. Если эти настроения останутся на прежнем уровне, то в Европу может прибыть до 1,2 млрд. человек ещё до 2050 года.
Корр.: Что это за опросы?
Г.Х.: Эти опросы проводили сотрудники Института Гэллапа в 2009-м году. Я бы ещё назвал их результаты оптимистичными. Они относятся к периоду до катастрофического падения цен на нефть, до начала «Арабской весны», до террористической войны, развязанной «Боко Харам» и т. п. В настоящий момент уже доступны сведения Центра политических исследований Катара, проводившего опросы по различным темам в двенадцати арабских странах. Среди прочих был и вопрос, сколько арабов хотят эмигрировать. Ответ — 35%. В 2009-м году были «всего лишь» 23%.
Корр.: Следует ли считать, что события в Кёльне находятся в прямой зависимости с волной беженцев, или это просто случайность, которая совсем необязательно повторится?
Г.Х.: Первыми отправляются в путь, конечно, молодые мужчины. В большинстве своём это вторые и третьи сыновья. Старший сын ещё имеет дома какие-то шансы. Те, кто прибывает сюда, на родине просто обречены. Это значит, что у них нет и не будет возможности создать семью, а, следовательно, для них недостижима «легальная» сексуальная жизнь. Не случайно феномен«тахарруш гамеа» зародился именно в арабских странах — а теперь он пришёл и к нам, в Германию, Англию, Швецию, Швейцарию, — повсеместно. (Статья в Википедии находится под угрозой удаления «из-за подозрений в предвзятости» — и совершенно понятно, какие политические взгляды стоят за этими обвинениями в «предвзятости». — В. Д.)
Корр.: «Нет работы» плюс «нет секса» равно «сексуальная агрессия» — не слишком ли простое уравнение?
Г.Х.: Ну, посмотрите на эту молодёжь, что прибывает сюда, в Европу. Какая-то часть, обладающая более или менее приличным образованием и востребованными навыками, устраивается, получает возможность подняться по социальной лестнице, и для них нет существенной проблемы найти себе пару за пределами своей религиозной группы. Но таких — меньшинство. Для 90% всё выглядит куда мрачнее. В лучшем случае они могут (но не обязательно хотят. — В.Д.) устроиться на низкооплачиваемую работу с низкими квалификационными требованиями, и даже в этом случае продолжают получать социальные пособия. Это ведёт к тому, что у нет шанса на «статусную сексуальную жизнь» (социологический жаргон). Но это ведь молодые, полные сил и бурлящих гормонов мужчины. В их социально-религиозной группе есть, конечно, девушки. Но эти девушки для этих мужчин — абсолютное табу. До вступления в брак они так или иначе «неприкосновенны».
Корр.: Это на самом деле так, как мы себе представляем, «несгибаемая исламская мораль» — реальность?
Г.Х.: В патриархально-племенной культуре, господствующей как в странах исхода молодых мусульман, так и в диаспорах, нет понятия «подружка». Я родился в 1943-м году и помню время, когда и в Германии было то же самое. Была «невеста» и «жена», а «подруги» не было и не могло быть. Всё остальное относилось к области полу- и вовсе подпольной жизни. Среди мусульман всё это продолжается по сей день. За «покушение на девственность» предусмотрены тяжкие наказания. (Эти наказания, конечно, легче, чем за «потерю девственности», — за это просто-напросто убивают, а в «особо тяжких» случаях могут и семью подвергнуть тотальному остракизму, т. е. у сестёр «преступницы» не будет шанса выйти замуж, — но тоже не сахарок. — В. Д.) Парадокс состоит в том, что эти же самые молодые люди, нападавшие на «чужих» женщин, отстаивают «неприкосновенность» «своих» женщин как минимум с той же энергией.
(Ув. проф. Хайнзон здесь не касается вовсе такой проблемы, как «целевые аборты», когда на ранней стадии беременности определяется пол будущего ребёнка и в случае, если это — девочка, женщин склоняют, а то и вынуждают к прерыванию беременности. Это явление широко распространено в патерналистских, патриархальных «культурах», тотально предпочитающих «мужское» и отрицающих «женское», «слабость». Безмозглые дикари не в состоянии просчитать элементарные последствия гендерного дисбаланса, — ну, или, наоборот, хорошо его просчитывают в надежде таким способом усилить свою экспансию. Молодым мусульманам нужен, конечно, мир. И, желательно, весь. — В. Д.)
Корр.: Каков, по-вашему, «портрет западной женщины», существующий в представлении этих молодых мужчин?
Г.Х.: Для них «западные женщины» состоят в разряде «проституток» позволяющих — и с которыми позволен — до- и внебрачный секс. Их относят к «добыче», к этому молодых людей поощряют также и в семьях — чтобы дочери оставались «чистыми» и «годными для брака». Таким образом сексуальная агрессия становится «естественной». Политики и вообще люди, неосведомлённые об этих «культурных особенностях», видящие в массовой иммиграции «гигантский шаг ко всеобщей гармонии», конечно, перед этим явлением совершенно безоружны. Некоторые изо всех сил стараются затушевать проблему, «сделать бывшее небывшим», что, разумеется, только усугубляет ситуацию. Это касается всех — от обывателей до полицейских и парламентариев.
Корр.: К числу наиболее громких скандальных попыток скрыть сексуальные преступления мусульман-иммигрантов относится «Ротерэмский серийный инцидент» в Великобритании. На протяжении шестнадцати лет (!!!) выходцы из Пакистана терроризировали население города. Число изнасилованных и принуждённых к оказанию сексуальных услуг девушек и девочек в возрасте от двенадцати (!!!) лет составляет около полутора тысяч. Доказано, что полиция и ведомство по делам несовершеннолетних, чиновники городского управления и социальные работники замалчивали и напрямую покрывали все эти многочисленные случаи.
Г.Х.: механизм замалчивания одинаков что в Швеции, что в Англии, что в Германии. Кругом продвинутые, милые и позитивно настроенные люди просто-напросто не видят, что происходит. А потом то, что происходит, беспрепятственно разрастается до преступления в масштабе всей страны — или даже нескольких. Но если я начну об этом говорить, то моя репутация как сторонника прогресса будет разрушена, поэтому… Так раскручивается спираль умолчания.
Корр.: Обрисованный Вами механизм, ведущий к сексуальной агрессии, действительно, логичен. Но на самом деле мы практически ничего не знаем о задержанных в Кёльне. 19 подозреваемых, 10 — «свежие» беженцы. Но что, если речь идёт не о вторых или третьих сыновьях из низших социальных страт, а о единственных детях сирийской элиты?
Г.Х.: Но мы ведь говорим о некоей общей картине, о динамике, о принципе. Но и при внимательном взгляде на ситуацию в странах происхождения беженцев можно достаточно уверенно утверждать, что проблема не в «единственных детях» и не в «первенцах». В арабском мире трудно серьёзно говорить о «единственных сыновьях», по крайней мере до самого последнего времени. Первенцы в этих странах получают всё, прочие остаются ни с чем. В Германии, где молодые люди не только единственные сыновья, но и вообще единственные дети в семье, ситуация, конечно, совершенно иная, ничего похожего на описанную выше динамику тут нет. Здесь пацифизм цветёт пышным цветом.
Корр.: Возвращаясь к Ротерэму, хочу заметить, что и сами преступления чудовищны, и попытки укрывательства не менее отвратительны. Но мой ужас перед происшедшим только усиливается от того, что одним Ротерэмом дело не ограничивается. В скандале замешаны около 500 человек внутри корпорации ВВС, и это уже не только проблема с мигрантами — это проблема с «высшим обществом».
Г.Х.: Это вообще не специфически мигрантская проблема. Несколько столетий назад в Европе, особенно в Южной, дела в этом смысле шли не сильно лучше. Клановость, убийства «чести», кровная месть, — всё это было, и по историческим меркам совсем недавно. До тех пор, пока общество объявляет законной и безгрешной сексуальную жизнь исключительно в браке — до тех пор существует и проблема. Молодые европейцы, покорявшие мир с XVI по XIX век, тоже мечтали о сексуальных рабынях, и эти мечты отразились в литературе той эпохи. Точно так же сегодня мечтают о сексуальных рабынях и возможности ими торговать друг с другом юные адепты «Всемирного Халифата». Я бы не рассматривал происходящее как специфически мигрантскую или даже специфически мусульманскую проблему. Но я рассматриваю её как проблему религии, которая запрещает любые межполовые контакты за пределами брака или до него. Я также вижу проблему в религии, устанавливающей, что 100 благополучных мужчин могут иметь 400 женщин, а 300 мужчин — ни одной вообще. Это ведёт к усложнению ситуации, взрывоопасному — и взрывоподобному.
Корр.: Верите ли Вы в будущую интеграцию приезжих в европейские общества и насколько сильна Ваша вера?
Г.Х.: Я думаю, что вопрос интеграции — это не расовая и даже не религиозная (по крайней мере — не чисто религиозная. — В. Д.) проблема. Это проблема отсутствующей или сильно недостаточной компетенции. Люди, выходящие из школы функционально неграмотными получателями низшей ступени социальной помощи, видят — вот тут африканцы, вот тут мусульмане, — и вопрос некомпетентности отходит на второй план, получая «обёртку» религии или расы. Ключ к решению проблемы с интеграцией — знания. Среди моих студентов есть представители всех рас и религий. Они интегрируются довольно быстро. Но вы не заставите студентов-отличников и побросавших школу юных ракаев жить вместе, несмотря на единство расы, религии или языка. И именно поэтому страны, думающие о будущем, устанавливают правила иммиграции, основанные на знаниях и умениях иммигрантов. Только так можно позаботиться о сохранении внутреннего мира и спокойствия. Чужие дураки, бездельники и преступники им не нужны — этого добра в каждой стране своего хватает, причём с избытком.
Вадим Давыдов
Источник