Интервью с перебежчиком
Владислав Краснов (Vladislav KrasnovW. George Krasnow), учёный и общественный деятель, доктор философии, возглавляет Общество Российско-Американской Дружбы «Добрая Воля» (Russia & America Goodwill Associates (www.raga.org) в Гётеборгском и работал в Лундском университетах. Степень доктора философии получил в Вашингтонском Университете (University of Washington (США). Проводил исследования в Хоккайдском Университете (Саппоро, Япония). До 1991 года был профессором Монтерейского Института Международных Исследований (Monterey Institute of International Studies). Автор трех книг.
— Кто, в основном, бежал из СССР?
— Бежали самые разные категории советских граждан. Это был поперечный срез общественного недовольства советской системой: рабочие, колхозники, студенты, творческая интеллигенция, вплоть до академиков, солдаты и офицеры и, конечно, сотрудники органов, таких как КГБ и ГРУ. Разнообразны они были и по этническому происхождению — от русских и эстонцев до евреев и таджиков.
Вопреки советской пропаганде, огромное большинство перебежчиков не были «отщепенцами», «растратчиками», «извращенцами», бежавшими от своих жен в погоне за «красивой жизнью» на Западе. Большинство из них в самом деле искало свободу. Свободу от постоянного давления думать и говорить одинаково с партийной линией. Свободу от лжи и лицемерия. Свободу удовлетворить свою любознательность о внешнем мире. Свободу читать что угодно, свободно получать информацию, свободно путешествовать по разным странам. Творческую свободу.
В годы перед падением советского режима был сдвиг в сторону элитарности профессионального состава перебежчиков из-за усилившихся культурных контактов, когда визы в «капстраны» стали давать видным деятелям культуры. Перебежчики были кровь от крови и плоть от плоти советских людей. Но наверное более свободолюбивые и более предприимчивые люди. Как некогда русские крестьяне бежали от крепостничества в «Дикое Поле» на окраину России и становились казаками, так и перебежчики бежали от советского крепостничества на «Дикий Запад». Ведь из-за самоизоляции советского режима Запад был для них terra incognita, совершенно другой мир.
Главная мотивация и надежда были те же самые, что и у большинства советского народа, как это ярко обнаружилось в эпоху перестройки и гласности. Свободно устроить свою личную и профессиональную жизнь. Свободно думать и передвигаться. Но были и такие перебежчики, кто рассчитывал воспользоваться свободой слова, чтобы просветить Запад об истинном положении дел в СССР, переосмыслить историю России, найти подходящую модель развития. Думаю, что я принадлежу к этой последней категории.
— Почему вы приняли это решение? Считаете ли вы сегодня, что тогда поступили правильно?
— Сама история доказала, что, как и другие перебежчики-диссиденты, я оказался прав именно во всемирно-историческом плане. Просто я бежал от коммунизма чуть не на тридцать лет раньше, чем советское общество и весь советский блок. Раньше других понял, что марксистская идеология и советское общество, на ней построенное, тупиковы и опасны для человечества.
Другой вопрос, поступил ли я правильно в нравственном смысле? Нельзя ли было бороться против коммунизма внутри страны? Некоторые мои единомышленники так и сделали и, конечно, отсидели в лагерях и психушках. Перед ними я преклоняю голову и чувствую некоторую вину, как и перед своими родителями, ожидавшими моего возвращения всю жизнь и не дождавшимися. Чувствую вину перед родственниками, пострадавшими в результате моего побега. Но вот перед Россией, как страной, вины не чувствую. Я верил в её лучшее будущее до побега и служил ей верой и правдой каждый день после побега.
Тем более не чувствую никакой вины перед советским режимом и его правящей элитой. Скорее, наоборот. Я убежал из СССР хорошо, а они «убежали» Россию из советской системы из рук вон плохо. Я бежал сначала в нейтральную Швецию, чтобы оглядеться, что происходит на Западе. И сразу же стал зарабатывать на жизнь. Заём на учёбу в университете сразу же выплатил по окончании курса. Вообще на Западе я никогда никому ничего не был должен, ревниво оберегал и сохранил свою независимость.
А перестроечная элита «убежала» от коммунизма, сломя голову. И загнала Россию в другую крайность, в капитализм американского типа, причем с худшей социальной защищенностью, чем даже в США. И сразу же села в долговую яму для проведения реформ по чужим рецептам. Поэтому 1990-е годы оказались такими трагичными для миллионов российских граждан, и их последствия еще далеко не преодолены. Такого ущерба стране не нанес ни один перебежчик, ни все они коллективно, хотя власти подводили их под статью «предателей родины».
— Что ожидало перебежчика на Западе?
— Увы, многих ожидало или насильственное возвращение из стран свободного мира назад в руки советских властей или горькое разочарование уже после обретения свободы. Вопреки утверждениям советской пропаганды, Запад никогда не встречал советских беглецов с распростертыми объятиями, никакого сердечного «добро пожаловать» беглецам от западных властей не было.
В моем случае, шведские власти побаивались, как бы мой побег не помешал улучшению шведско-советских отношений. Мои шведские допросчики советовали мне не устраивать «шумиху» в СМИ. С другой стороны, побаивались они и того, не заслан ли я как агент КГБ под маской перебежчика. Все обошлось хорошо, но известно, что некоторые страны, в том числе пограничная Финляндия, выдавали перебежчиков обратно. Мне помогло то, что я знал шведский язык. Более того, как бывший работник иновещания, я имел более реалистическое представление о Западе, чем сотни других перебежчиков.
Особенно горькой была судьба десятков советских солдат и офицеров, бежавших в западные зоны оккупации Германии после войны и в начале Холодной войны. С ними западные власти часто обращались как с предателями, то есть требовали выдавать «военные секреты», называть имена своих военачальников или типы оружия. Малограмотные пареньки просто не хотели возвращаться на барщину в колхоз или на разрушенный завод, хотели вкусить прелестей свободной жизни среди недавних союзников, но предателями, за деньги и без них, быть не хотели. Таких сразу же возвращали обратно.
Запад так и не понял самого феномена тоталитарного коммунизма, называя беглецов оттуда «дефекторами», с намёком на какой-то «дефект» в беглеце, а не в самой советской системе. Именно система была не только дефективна, но и в корне порочна и держалась 73 года на насилии, лжи и взаимном невежестве между СССР и свободным миром.
Что касается моей личной судьбы, то она сложилась, по сравнению со многими перебежчиками, неплохо. Сначала я учился, потом преподавал в Лундском университете в Швеции, потом переехал в США, где получил магистерскую и докторскую степень по русской литературе, прошел всю преподавательскую карьеру от ассистента до доцента и полного профессора. Опубликовал три книги по-английски: одну о творчестве Солженицына, вторую о советских беглецах и невозвращенцах, а в третьей предсказал крах коммунизма в СССР через национальное возрождение русского народа. В апреле 1991 года впервые за многие годы вернулся в Россию по приглашению КВНовцев и Коммерческой Ассоциации Сибиряков (КАССИ) из Новосибирска на конференцию «Духовное возрождение России», потом был участником Конгресса Соотечественников в Москве во время августовского путча. С тех пор навещаю Россию довольно часто.
— В современной России к перебежчикам советской эпохи ныне, в основном, негативное отношение. На ваш взгляд, оно справедливо?
— Лично к себе никакого негативного отношения я не заметил — ни со стороны властей, ни со стороны народа. С властями у меня не было никакого ни контакта, ни конфликта. А в народе, даже в случайных встречах, скорее замечаю симпатию. Если зависть и есть, то положительная. Иногда чувствую восхищение, хотя сам себя как перебежчика не афиширую. Если и есть какая-то скрытая антипатия, то происходит она в основном из-за неосведомленности, из-за привычки думать штампами, дескать, «разжились там на западных харчах, и нашей жизни им не понять». Конечно, это штампы советских лет.
Вот только в прошлом году я удосужился пролистать своё досье из архива КГБ. Узнал, что обвинялся по статье 64 «Измена родине», был во всесоюзном розыске 29 лет, и только 15 апреля 1991 года моё дело было закрыто из-за отсутствия состава преступления. К делу была пришита целая серия моих «антисоветских» статей, которых, вероятно, никто из работников КГБ не читал. А книга о советских перебежчиках — якобы фальшивка, написанная по заданию и за деньги ЦРУ. На самом деле, книга построена на розыскных списках КГБ, попавших с одним перебежчиком на Запад. В ней содержится, скорее, критика ЦРУ, и за нее я не получил ни цента.
— Повлияли ли перебежчики на ход истории: на общественное мнение стран Запада, на мировую политику, на образ СССР и России в мире?
— Такие люди, как танцоры Рудольф Нуреев, Михаил Барышников, Наталия Макарова, или дирижеры Кирилл Кондрашин и Максим Шостакович, режиссер Юрий Любимов, шахматисты Виктор Корчной и Лев Альбурт, фигуристы Людмила Белоусова и Олег Протопопов говорят сами за себя. Казалось, не худшая половина советской культуры и спорта ушла за бугор. «Невозвращенство» этих людей вызывало сенсацию и уже этим заставляло правящую западную элиту задумываться: «Что же это происходит с СССР?», с государством, которое еще недавно утерло нос Америке во Вьетнаме и не только.
Добавьте перелет Виктора Беленко на МИГ-25, побег помощника Генерального секретаря ООН Аркадия Шевченко и бегство Светланы Аллилуевой, дочери самого Сталина, и встанешь перед вопросом, который мучил и членов Политбюро: «А на кого же можно положиться? Порядок в Чехословакии навели, а сможем ли в Польше? Не разбегутся ли наши офицеры?».
Люди, умеющие читать знаки времени, четко видели «мене, текел» на кремлевской стене. Но таких грамотных читателей на Западе было мало, особенно среди советологов, которые никакого падения коммунизма не предвидели и не предсказывали. Может быть, именно поэтому падение произошло позднее, чем можно было бы ожидать, если бы Запад лучше прислушивался к перебежчикам.
Один из ранних, Борис Бажанов, бывший личный секретарь Сталина, бежал на Запад в 1928 году. Еще в 1977 году он тщился убедить Запад, что «последние 60 лет доказали, что идеалы коммунизма фальшивы», что молодежь России не верит в коммунизм и стремится к свободе, что, если Запад обретет единство и уверенность, «битву за цивилизацию можно выиграть и, вместо запутанной тропы марксизма, направить человечество по пути истинного прогресса». Гордон Брук-Шепард, английский журналист, процитировал Бажанова в своей книге о ранних советских перебежчиках. Название книги пророческое — «Буревестники».
В период Холодной войны некоторые книги перебежчиков сыграли свою роль в просвещении Запада. Назову несколько наиболее значительных: «Я выбрал свободу» (I Chose Freedom) Виктора Кравченко, «Железный занавес» (The Iron Curtain) Игоря Гузенко, «Прыжок в свободу» (Leap to Freedom) Оксаны Касенкиной, «Почему я бежал» (Why I Escaped) Петра Пирогова, «Машина Террора» (The Terror Machine) Григория Климова, «Секретный Мир» (The Secret World) Петра Дерябина, «Право на Совесть» (In the Name of Conscience) Николая Хохлова, «Империя Страха» (The Empire of Fear) Владимира и Евдокии Петровых, «Внутри КГБ» (Inside the KGB) Алексея Мягкова. Последний писал в 1976 году, что Солженицын и Сахаров только самая верхушка «подводного айсберга народного недовольства» в СССР. Увы, писал Мягков, в то время, как известные диссиденты всё-таки защищены мировым общественным мнением, «тысячи неизвестных людей пропадают, попав в жернова КГБ».
Одним словом, перебежчики сыграли огромную роль в падении СССР и развале коммунизма. Но, если бы Запад начал раньше и лучше прислушиваться к ним, это могло бы произойти гораздо раньше и с менее болезненными последствиями для России.
— Современную Россию также покинули несколько десятков человек, считающих себя политическими беженцами. Что вы об этом думаете?
— Думаю, что они не подходят под категорию беглецов из тоталитарного государства, тем более, что им и бежать не надо, а можно свободно уехать заграницу. Я не могу их ни осуждать, ни оправдывать. Это не моя тема.
— Почему вы создали Общество Российско-Американской Дружбы?
— До краха коммунизма в России я был профессором и директором Русского отдела Монтерейского Института Международных Исследований в Калифорнии. Во время моего первого возвращения в Россию, в Академгородок в Новосибирске, некоторые предприимчивые аспиранты уговаривали меня помочь им наладить контакты в США, чтобы продавать там достижения российских ученых, которые они просто не умели вывести на рынок. Я отказывался, ссылаясь на отсутствие делового опыта. «Зато вы знаете язык, у вас контакты по всей стране и американский паспорт в кармане». В конце концов, они меня убедили. Я оставил академическую карьеру, тем более, что «советология» перестала быть предметом. Переехал в Вашингтон, и, чтобы заняться «делом», основал Общество Российско-Американской Дружбы в надежде послужить в качестве переводчика и консультанта по межкультурному общению. В хаосе 1990-х, из-за отсутствия российского паспорта (что затрудняло поездки в Россию при строгом визовом режиме) и наверно из-за недостатка собственного опыта, дело не пошло.
Поэтому Общество состоялось, скорее, в другом аспекте, а именно как организация американцев, выступающих за дружбу с Россией. И потребность в этом была огромная. Официальное Общество советско-американской дружбы распалось. Раньше такие общества привлекали к себе людей, симпатизировавших социализму, коммунизму, советскому эксперименту. А куда деваться американцам, которые любят Россию, интересуются ее историей и культурой, но не особенно интересуются социализмом, капитализмом и вообще политикой? Вот им-то наше Общество и предоставляет свою непромокаемую крышу.
Не буду хвастаться достижениями нашей маленькой организации, но после российского дефолта 1998 года от имени Общества было послано коллективное письмо президенту Клинтону, другим американским руководителям и в МВФ с требованием прекратить навязывать России проекты реформ по чуждому ей рецепту. Мы же поместили в газете «Вашингтон Пост» единственное приветствие новому премьеру Евгению Примакову, когда он отменил приземление в Вашингтоне в знак протеста против нападения НАТО на Югославию. Создавалось впечатление, что в то время, как российские олигархи лоббировали свои частные интересы в США, интересы России в целом лоббировало только наше Общество. На самом же деле, мы старались продвигать только дружбу и взаимопонимание между двумя странами на основе Доброй Воли.
— Вас недавно обвинили, что вы лоббируете интересы Кремля…
— Видимо, хорошие дела Общества не остались незамеченными. Жаль только, что замечены они не друзьями России. Недавно немецкий эксперт по России Генрих Фогель в своей статье в газете Sueddeutsche Zeitung утверждал, что якобы Общество, в лице своего президента Джорджа Красноу, то есть меня, была ангажирована Кремлем в 2006 году, чтобы вести кампанию в пользу Путина «в стиле советской пропаганды». Это обвинение совершенно лживо и никак не обосновано. Мы не знакомы с Фогелем и не давали никакого повода для таких нападок. Увы, статья Фогеля была переведена на русский и попала в Россию. Пользуюсь случаем заявить, что ни у меня, ни у членов Общества никаких контактов, ни тем более контрактов с Кремлем не было. Не было никаких контактов и с двумя консалтинговыми фирмами, обвиненными Фогелем вместе с нами. Мы не склонны подозревать злой умысел, но ни Фогель, ни его газета, ни русские агентства на мой протест не ответили. Сама инсинуация Фогеля, что писать о России положительно можно только за деньги, оскорбительна и граничит с русофобией.
Беседовал Джозеф МАРШАЛЛ,
Washington ProFile