Кончилось терПЕНие
Дмитрий Петров о том, почему сегодня в России даже писатели утрачивают общий язык.
Писательская среда давно не знала таких волнений. За несколько дней из русского ПЕН-центра вышел ряд людей с национальной и мировой известностью. Будущие историки, возможно, будут изучать этот эпизод как пример гражданского действия в условиях утверждения в тотальной железобетонности… При этом мы видим с одной стороны — яркий пример солидарности, а с другой — ситуацию, когда друзья и коллеги становятся непримиримыми противниками. И это много говорит о состоянии общества.
Еще вчера русский ПЕН-центр можно было назвать надежной командой большого корабля. В ней были и есть яркие поэты и прозаики: Белла Ахмадуллина, Василий Аксенов, Андрей Битов, Андрей Вознесенский, Владимир Войнович, Даниил Гранин, Евгений Евтушенко, Тимур Кибиров, Булат Окуджава, Евгений Попов, Лев Рубинштейн, Людмила Улицкая, Эдуард Успенский — простите, если назвал не всех достойных…
Русский ПЕН-центр — часть всемирного ПЕН-клуба. Эту организацию в 20-х годах ХХ века основали прозаики Кэтрин Эми Доусон-Скотт и Джон Голсуорси, который ее и возглавил. Среди ее глав и членов Генрих Белль, Вацлав Гавел, Салман Рушди, Герберт Уэллс, Бернард Шоу и сотни других авторов.
Клуб учредили как неполитическое объединение, продвигавшее принципы писательской солидарности и гуманизма. Уже в 1923 году на его конгресс прибыло 11 организаций.
Но разъять гуманизм и политику помешала тоталитарная реальность. Та, когда законы душат свободу или ее попирает суд. А автор-гуманист встает один перед неумолимостью власти. Как голый среди волков. И писателям, несогласным с режимом, приходится бежать из красной России и черной Италии. А вскоре и из коричневой Германии.
Но после Второй мировой ПЕН-движение воспряло и развилось. Среди важных для него тем — защита преследуемых творческих людей, борьба за демократию и мир. Сейчас, взглянув на карту на сайте клуба, видим: организации клуба есть на всех материках. В Африке — 25. В Мексике — 3. В Штатах — 4. В Европе тесно от обозначающих их кружков. Впрочем, наш континент с 1920-х годов не стал просторней…
СССР долго жил без ПЕНа. Хотя в 1975-м его решил учредить Владимир Войнович, исключенный из Союза советских писателей и принятый в международный ПЕН. За что его вызвали в КГБ на «беседу предупредительного характера», после чего он долго болел и писал «в стол». В 1980-м писателя выслали из Союза, а в 1981-м лишили гражданства.
В 1987-м учредить российский ПЕН-клуб предложил критик Игорь Виноградов, и в 1989-м он был создан. Кстати, Войнович вступил туда не без труда. А в декабре 2016-го клуб покинул. Там, сообщил он СМИ, лишь «имитируют борьбу за свободу слова». И пожелал «единомышленникам <…> создать новый ПЕН из людей, готовых по совести, бескомпромиссно и без расчета на личную выгоду защищать человека и его право на свободу мысли и слова».
Писатели и прежде покидали его: Игорь Иртеньев, Виктор Шендерович, Людмила Улицкая… И всякий раз — с большим или меньшим шумом.
В шуме, впрочем, ничего динамитного нет. Памятен немалый грохот, когда в 2000 году на 67-м Всемирном конгрессе Международного ПЕН-клуба в Москве Василий Аксенов выступил против осуждения операций российских войск в Чечне. Тогда этого требовал увитый лаврами Гюнтер Грасс, настаивая, что армия сражается с борцами за свободу. Аксенов же считал их террористами и настаивал, что Россия, как и любая страна, имеет право защищать себя от вооруженных сепаратистов. Кстати, президент русского ПЕНа Андрей Битов держался тогда иной точки зрения.
Позиция Аксенова срезонировала. Ее обсуждали мировые медиа. «Би-би-си» сделала большую передачу. Ряд СМИ отлучили его от страниц и эфиров. Но он твердо стоял на своем. Что естественно для члена организации такой, как ПЕН.
«Россия: боль века» — так звучала одна из версий темы форума. Но приняли другую: «Свобода критики и критика свободы». Что ж, нынче критика свободы звучит громко. И это — боль для тех, кому она дорога. Поэтому так нужна максимально свободная критика.
Она, как и призыв к справедливости и милосердию, — один из ключевых методов защиты прав. В том числе и международным ПЕН-клубом.
«Главный сегодняшний тренд… — комментирует такой подход на сайте российского ПЕН-центра Андрей Новиков-Ланской — …состоит в… приближении его к формату Human Rights Watch и Amnesty International. Но многие центры видят себя скорее в роли чего-то вроде писательских профсоюзов. В Лондоне их неофициально называют old tradition». К ним относят и русский ПЕН.
Меж тем клуб расширил права вступления на все сферы работы со словом. Вначале сокращение PEN значило «Poets, Essayists, Novelists» — поэты, эссеисты, романисты. Затем включили драматургов (Playwrights) и редакторов (Editors). А сейчас там рады блогерам.
При этом
клуб отчасти отражает и ситуацию в России. Где активные люди делятся на прикованных к «старине» и сторонников развития.
Ясное дело. Ведь страны книг на глазах становятся странами медиа. Идут из мира печатных слов в мир гипертекста, где объемные комбинации букв и образов работают в том числе и на защиту писателей. И хотя более 60 членов ПЕН-центра, что в декабре 2016 года просили президента России помиловать режиссера Олега Сенцова, составили письмо без этих сложностей, ряд из них весьма успешен в киберпространстве.
Пример — Сергей Пархоменко. В Facebook у него почти 150 тысяч подписчиков. Его текст от 10 января в блоге на сайте «Эха Москвы» прочло 184 103 гостя (на ту минуту, когда я туда «зашел»). У многих ли СМИ столько читателей? Не говоря уж о тиражах книг.
Думаю, «люди традиции» не против этих цифр. Им чужды темы. Скажем, — письма членов центра по поводу Сенцова. И вот меры приняты. Пархоменко исключен.
Начинается восстание. Первый секретарь Союза писателей Москвы Евгений Сидоров выходит из исполкома ПЕНа, объяснив это так: «по существу неуставные решения… вынуждают меня покинуть этот руководящий орган».
«Начинается исход, — говорит Татьяна Щербина, мой рекомендатель при вступлении в ПЕН. — А слом, как и в стране, начался в 2014-м. Выборы президента прошли на безальтернативной основе. Вице-президента Улицкую отстранили и оскорбили. Исполком ПЕНа ощутил себя «вертикалью власти» и стал защищать государство от «деструктивных сил», заняв позицию, противоположную назначению Международного ПЕНа, чьим отделением он является. Подменили устав, в новой версии все решения принимает исполком. Стиль заявлений руководства ПЕНа походит на советские передовицы. Осталось дождаться завершения сюжета: реакции PEN-International».
Тем временем из клуба уходят Светлана Алексиевич, Лев Рубинштейн, Эдуард Успенский и ряд других. Александр Архангельский, Александр Гельман, Владимир Сорокин — всего более 50 человек — заявляют: «Пархоменко и его коллеги… честно выполняли прописанные в Уставе нормы и идеалы. Требуем… провести в Москве внеочередное собрание Русского ПЕН-центра… До проведения… прекращаем всяческие отношения с ныне действующим Исполкомом…»
Это — яркий акт солидарности.
Люди, работающие со словом, оказались людьми слова.
Быть может, кто-то припишет им наивность. Кто-то посмеется… Но на месте историков я бы порадовался. Ведь это им предстоит изучать первую четверть XXI века. И вот — ее новый весомый эпизод. Пример гражданского действия в условиях утверждения тотальной железобетонности… О нем полезно будет узнать новому свободному поколению. А сейчас он меняет картину жизни в стране. Впервые в такой авторитетной организации раскол прошел по линии этики.
Впрочем, президент ПЕНа Евгений Попов считает: «Раскола нет. Есть писательские дрязги. Такова уж эта среда. Ибо русский ПЕН-центр — не только правозащитная организация, но и творческий клуб писателей. В него входят творческие люди с разными взглядами на искусство, с разными политическими убеждениями и разными представлениями о том, как их реализовывать.
Одни — за немедленную революцию, другие — за эволюцию. Революций в нашей стране уже много было, слишком много.
ПЕН-клуб по своему назначению обязан последовательно сохранять внеполитический статус. Обязан существовать поверх барьеров, борясь за свободу слова, против унижения художника. Защищать всех, а не избранных. Так завещал основатель Международного ПЕН-клуба Джон Голсуорси, и я, как новоизбранный президент Русского ПЕН-центра, по мере сил буду этот статус отстаивать. Скандал рано или поздно уляжется. Жизнь коротка — искусство вечно».
Для Дениса Драгунского, покинувшего клуб, это не дрязги, а важный конфликт: «В 2014-м, когда Людмила Улицкая привела в русский ПЕН новых людей — был среди них и я, — разразился скандал. Пришли люди, готовые подписывать правозащитные петиции. И те, кто видел залог своего спокойствия в аккуратной лояльности, — встревожились.
Сегодня они решили: главный «внутренний враг» — Сергей Пархоменко. Видимо, в силу известности и активности («Диссернет» и «Последний адрес» — огромные проекты). И простодушно подумали, что стоит его исключить, как воцарится тишь-гладь-благодать. Исполком будет рекомендовать своего избранника на пост президента, президент — формировать исполком, а зал — голосовать и идти в буфет выпить водки и поругать издателей. Но вышло не так. Многие члены ПЕН-центр покинули. Полагаю, они могут основать в России организацию с членством в международном ПЕН, если позволит его устав. В конце концов, это — не партия, не профсоюз и не Союз писателей советского образца. Это клуб. Захотят ли? Посмотрим».
И впрямь — рано судить о том, каким будет выход из кризиса. Возможно, его удастся разрешить, если стороны вступят в позитивный диалог. Если члены центра, настроенные на энергичную правозащитную деятельность, получат возможность ее вести. Если old tradition терпимо отнесется к новому (а история учит: его приход труден, но неизбежен).
Тогда ситуация станет примером преодоления размежевания, идущего в стране.
Возможен и другой исход. Создание новой организации, входящей в международный ПЕН. У нашей литературы есть традиция участия в общественной жизни. Максим Горький собирал деньги для русских демократов. Леонид Андреев скрывал их у себя. Короленко защищал несчастного Менахема Бейлиса. За Синявского и Даниэля ходатайствовали десятки коллег. Примеров много. Включая и пережитые участниками нынешних событий.
Да, параллели с нынешними событиями не прямы. Но их роднит готовность писателей действовать солидарно в своем кругу и содействовать переменам вне его. И раз так, то, похоже, перед нами случай, о каких говорят: кризис — это новые возможности.
Дмитрий Петров
Источник