Константин Емельянов | Первая любовь на вышке Кок-Тюбе

Алма-атинским независимым радиостанциям посвящается.

– Доброе утро, Алма-Ата! В эфире – Радио РИК!

…Радио РИК, как первая любовь,

Как первый поцелуй,

Всегда с тобой…

Я сижу в маленькой студии на вышке Кок-Тюбе, что в предгорьях на окраине Алма-Аты. Там, внизу, просыпается огромный город. Наш рабочий день уже в разгаре.

Напротив, за микшерским пультом, сидит мой напарник – ди-джей, или музыкальный ведущий, как он значится в платежке, – Костя Тимошенко. Не глядя на меня, он поднимает руку, как бы говоря: Приготовились!

Сегодня мы работаем в одной смене, вместе с диспетчером и звукоинженером. Заканчивается музыкальный джингл нашего радио, и мне пора выходить в эфир с новостями. И так каждое начало часа, плюс сводки погоды и точное время каждые полчаса.

Мы с Тимошенко отработали уже достаточно смен вместе и потому хорошо понимаем друг друга. Иногда он даже похмыкивает одобрительно во время моих выпусков. Значит, слушает, хотя бы краем уха. Работал я на вышке и с ди-джеями, которые никакого голоса, кроме своего, слышать не хотели.

А все мы: Костя-ведущий, Костя-журналист, звукоинженер Дима и диспетчер Гузель, – есть часть молодой и независимой алма-атинской радиокомпании под названием РИК. К началу 90-х годов это была вторая такая станция после Радио-Максимум, или Радио- Макс, как его чаще называли.

Радио-Макс стало этакой алма-атинской «шинелью», из которой позднее вышли и другие, подобные ей компании. Большинство ди-джеев и журналистов тоже начинали там.

Сам я на радио попал случайно и до поры о карьере радиожурналиста не помышлял. Хотя отец мой, в свое время, долго проработал на областном радио и даже был одним из зачинателей жанра застойного периода – пространного концерта по заявкам радиослушателей.

После окончания журфака Казахского ГУ я пошел в газетчики.

А новый формат молодёжного радио захватил меня в плен так же, как и всех моих ровесников. С новым радио мы ложились и вставали, ехали в его сопровождении в автобусе на работу, сидели в кафе и общались в компаниях…

Новым в формате РМ было все. Вместо песен о Родине – жесткий рок или новейшие отечественные и зарубежные хиты. Вместо официальных новостей – криминальная сводка, «жареные» факты и политические сенсации. Плюс – прямые эфиры из всех точек города и зажигательные рекламные ролики – джинглы.

Кстати, и телевышку на горе Кок-Тюбе максовцы обновили первыми. Областное и государственное радио до начала 90-х вещало из городской черты.

Телебашню построили на холме лет сорок назад. Когда-то давно гора называлась Веригиной, по фамилии погибшего здесь летчика. А до того купцы города Верного называли её «синим холмом», что в переводе на казахский и есть Кок-Тюбе.

Высотой телевышка аж 372 метра, что выше всех построек Алма-Аты. И из окон студии на верхних этажах телебашни можно видеть всю городскую панораму: от убегающего в снежные горы проспекта Ленина до загаженной промышленным смогом улицы Ташкентской.

Все это было так ново, необычно и интересно, что очень скоро радийщикам и слушателям стало ясно, что одной такой станции на миллионный город явно недостаточно. И начали распускаться, как почки на дереве, новые молодежные и коммерческие теле- и радиокомпании, под стать Максу: РИК, КТК, Тотем, Тан, 31-й Канал, а еще позднее – НС, Русское Радио и ряд им подобных.

Начало 90-х – примерно, с 1992-го по 1996-й, стало временем расцвета популярности негосударственных телерадиокомпаний в Алма-Ате.

Как и многие журналисты, я сотрудничал с Радио-Макс и делился новостями, которые добывал, работая в отделе информации республиканской газеты. Почти каждый день звонил в Радио-Макс и передавал девушке с ангельским голоском то, что успел «нарыть», бегая по городу.

Поскольку желающих работать с Максом, даже внештатников, было выше крыши, новости мои использовались не всегда. Но тут появилось Радио РИК, и я перебежал к ним.

РИК хоть и отставал от Максимума в популярности на первых порах, решил полностью формат и содержание не копировать. Макс был более оперативной и политизированной радиостанцией. Их лидер и ведущий Сергей Дуванов успел уже поработать на республиканском Гостелерадио и Социал-Демократическую Партию Казахстана организовать. Его ток-шоу «Открытая зона» на радио и ТВ было одним из популярнейших в южной столице Казахстана.

На РИКе же новости нередко читали ди-джеи, которым это было неинтересно. Шеф его, Серик Медетбеков, сам алма-атинский мальчик-мажор, в начале 90-х сколотил довольно внушительный капитал. Не без помощи родителей и за короткий период времени. Отсутствие политического опыта, как у Дуванова, Серик компенсировал обширными знакомствами в деловом мире Алма-Аты. Все денежные «тузы», от Бути до Раимбека, крутили на РИКе свою рекламу.

В отличие от Макса, долбившего своими ток-шоу и полемикой городские власти за разгильдяйство, РИК выбрал более развлекательный и нейтральный формат. Больше музыки, меньше полемики, и особенно, критики. Много рекламы, в том числе, скрытой, когда журналист или ди-джей, как бы случайно заходят в только что открывшийся торговый дом и передают оттуда восхищенный репортаж по телефону в прямой эфир. Потом выясняется, что хозяин торгового дома – очередной друг или приятель нашего шефа. В продажу эфирного времени также входит изготовление рекламных роликов- джинглов, крутящихся на радио несколько раз в сутки.

Так как профессиональных журналистов на РИКе почти не было, Серик и его главный редактор Раиса, тоже долгое время работавшая в структурах казахского Госрадио, решили этот пробел устранить.

В один прекрасный день к моему дому подкатил редакционный минивэн, который умчал меня на вышку Кок-Тюбе, на прослушивание. Пройдя отбор, я влился в ряды РИКовцев, где уже работала моя однокурсница Наташка Новикова-Слудская. Остальными корреспондентами были человек пять студентов журфака местного университета.

Аппетиты у Серика и Дуванова, между тем, росли. Дуванов вскоре открывает телеканал под тем же названием Максимум, или Макс. Серик в ответ открывает свое модельное агентство РИК, чьи манекенщицы и модели подрабатывали диспетчерами на радио по выходным. Так что чай-кофе нам, журналистам и ди-джеям, подавали длинноногие модели. Что делало работу на РИКе особенно привлекательной.

Всех сотрудников компании Серик, разумеется, считал своей собственностью. И не брезговал вмешиваться в творческий процесс.

– Что вы по утрам в эфир ставите? – кричал он в трубку одному из ди-джеев, – я чуть за рулем не уснул сейчас!

– Люди едут на работу, торопятся, а вы «медляки» крутите! Ну-ка, быстро поменяли на что-нибудь заводное!

И послушные ди-джеи бежали на полусогнутых к микшерскому пульту и ставили в эфир какой-нибудь «Sweet child of mine» Акселя Роуза или «Loosing my religion» группы REM. А президент РИКа, накричавшись и надавав ценных указаний, продолжал накручивать километры по городу на своем новеньком малиновом «внедорожнике».

Пытался он и нас, журналистов, поучать. Но только вскоре перестал, разумно осознав, что кесарю все-таки кесарево. К тому же, многоопытная Раиса вставала за нас стеной, посоветовав Серику лучше заниматься рекламными делами и поиском партнеров, что у него получалось лучше всего.

Так или иначе, к 1993 году РИК достиг своего пика популярности. И слушать нас стали не меньше, чем Радио-Макс. Но, большей частью, из-за музыки, а не информации. Все-таки ди-джеи наши, многие начинавшие с Дувановым, а потом польстившиеся на уговоры Медетбекова, были большими знатоками своего дела. Свое знание и любовь ко всем проявлениям музыки они сумели передать и радиослушателям. У каждого ди-джея была своя немалочисленная аудитория.

Вице-президент РИКа и школьный друг Серика Ноэль Шаяхметов, или просто Нэлик, вел несколько авторских программ по джазу и тяжелому року 70-х. Его приятель, Дима Сохненко, обожал классический рок. Мой частый напарник, Костя Тимошенко, гнал в эфире «новую волну».

Многие ди-джеи были в прошлом рок-музыкантами или джазменами и играли в своих «бандах» на концертах и дискотеках. Те же Нэлик, Костя, например, или Саша Кириченко. Русскоязычных «хитов» поначалу на РИКе было мало. Но это изменилось, когда на РИК пришел высокий и худой, очками и бородкой похожий на Троцкого, Костя Иванов. Позднее он возглавил свою станцию по типу «Русского шансона» в Москве – радиостанцию НС. Я слышал, что Серик и туда вложил часть своего капитала.

Бывали случаи, когда музыканты, начинавшие на Максе, переходили к нам, потом возвращались к Дуванову или шли на другие каналы. Это на молодежных радиостанциях – обычная практика. И дело даже не в деньгах, хотя они и многое решают. Творческие люди не любят давления, а Дуванов с Сериком давить на подчиненных умели. Дуванов – политикой, Серик – бизнесом и прибылью.

Когда модельный бизнес Серика стал развиваться, он моделей из студии забрал. Теперь на должность диспетчера-секретаря стали набирать смышленых девчонок, способных не только кофе-чай подать, но и ответить по телефону, скоординировать с водителями график утренней и вечерней смен и даже распечатать подборку новостей перед эфиром. Так на студии появились Гузель, Антонина и Ирина.

Благодаря им, наши передвижения по городу стали более осмысленными и организованными. Каждое утро белый минивэн, с буквами РИК на дверцах, точно в назначенный час забирал дневную смену (журналиста, ди-джея, звукоинженера и диспетчера) на вышку. И каждый вечер, так же по часам, привозил домой. В лучшие дни, когда станция процветала, тот же минивэн привозили нам на вышку горячие обеды – плату за рекламу одного из сериковских клиентов.

Нередко, по техническим причинам, звукоинженерам приходилось оставаться в студии на следующую смену, а иногда и на ночь. Мы их еще называли «саунд-инженерами», для пущей важности. Без них на вышке – никуда, вся техника была в студии собрана ими. Толик Гудым и Дима Кобзарь начинали на РИКе как инженеры, а потом, с благословления шефа, стали ди-джеями, тоже очень популярными в Алма-Ате.

Все рекламные ролики изготовлялись на радио самими РИКовцами. Тот знаменитый джингл про «первый поцелуй» записан в студии бас-гитаристом Нэликом и женой Серика – певицей Жанной Исиной. Были еще изготовлены ими другие запоминающиеся джинглы нашего радио: на мотив популярных песен групп «Браво», «Машина времени» и других.

Нам, журналистам, в отличие от ди-джеев, инженеров и диспетчеров, было немного труднее – по причинам специфики нашей работы. Это только кажется, что читать новости в эфире легко. Раиса обучала нас специальной технике дыхания, где вдохнуть и выдохнуть, чтобы фраза не захлебнулась и т.д. Плюс чисто журналистские заморочки, типа добычи материала, обработки. Без объявления Серик мог притащить на вышку какого-нибудь приятеля-бизнесмена, с которым в сжатые сроки необходимо было организовать «беседу по душам», что тоже было видом скрытой рекламы.

За все это: джинглы, беседы и прочее, – шел в бухгалтерию РИКа нал и безнал, наша зарплата, обеды и благополучие. В этом плане Серик, благодаря своим связям и хватке, дувановский Макс все-таки обогнал, хотя бы на какое-то время.

Однажды, работавшая у нас корреспондентка с экзотическим именем Багира, очень молодая, но пробивная и энергичная, умудрилась поймать за кулисами приехавшего в Алма-Ату с гастролями артиста Геннадия Хазанова. Он был когда-то очень популярен в Союзе как «студент кулинарного техникума». Багира артиста не только поймала, но и уговорила дать интервью нашему радио в прямом эфире. А я как раз в студии в то время дежурил.

Поскольку то интервью в моей памяти не отпечаталось, я, видимо, к нему был подготовлен не самым лучшим образом. Три-четыре вопроса и таких же очень коротких ответа, – все что я запомнил.

Разве что меня поразило, каким потухшим и отличающимся от своего сценического образа оказался артист. Я даже спросил его об этом в конце, а он мне ответил: «Сатирики есть самые грустные люди в повседневной жизни». А может быть, устал он просто, и не хотелось ему перед нами распыляться. Да разве от Багиры просто так убежишь! Она потом очень гордая ходила и всем хвалилась, какой эксклюзив нашла.

Тем не менее, несмотря на провалы и ошибки, журналисты свою порцию Gloria mundi (мирской славы, лат.) тоже получали. Женя Вышемирская и Ольга Сухова, будучи еще студентками журфака, стали матерыми светскими хроникессами. Вживую общались со всякими знаменитостями, местными и заезжими, а разных там Агутиных и Варум чуть ли по плечу не хлопали.

Или, мне друзья рассказывали, едет в субботу компания на дачу на шашлыки. Включают радио в машине и говорят:

– Радио РИК играет? Сделай погромче, сейчас Костян будет новости читать!

Я даже купил себе маленький приемник, чтобы слушать наше радио дома, на предмет обнаружения ошибок и ляпов наших журналистов. Серик и Раиса слушали РИК почти круглые сутки. Не дай бог, пауза в эфире затянется или ляп проскочит. Через пять минут звонят и отчитывают: Раиса спокойно и даже с юмором, а Серик – по настроению.

Так же, на «гребне» славы, я прокатился в США – по милости американского посольства в Алма-Ате – изучать работу аналогичных радиостанций в Вашингтоне, Чикаго, Денвере и Лос-Анджелесе. Изучать и обмениваться опытом.

Хотя, какой в то время мог быть обмен опытом? Любая, самая хилая радиостанция в какой-нибудь американской глубинке, где один ди-джей и три сотрудника на подхвате, чувствовали себя более защищенными, чем популярнейшая, но частная телерадиокомпания в казахстанском мегаполисе.

«Медовый месяц» независимых СМИ, включая электронные, продолжался три-четыре года с 1992-го до 1996-го. Постепенно власти приценились, опомнились и подготовили захват у нас информационного поля и частот с помещениями. Всякие налоговые проверки, пожарные, наконец, тендер на частоты положили конец нашей «вольнице» уже в начале 1996 года.

Незадолго до того, году в 1995-ом уже начались на РИКе задержки рекламных платежей и выплаты зарплат сотрудникам. Энтузиазма в студии заметно поубавилось, и ди-джеи с журналистами стали искать более реальные источники дохода. Хотя и продолжали исправно отсиживать смены на вышке. Даже уверенная улыбка на лице Серика как-то потухла, как краска на его уже видавшем виды «внедорожнике».

Все эти трудности подтолкнули и мой уход со станции. К тому времени запахло «жареным» и на всем независимом медиарынке. Отобрали газету «Караван» с одноименным концерном у магната-журналиста Бориса Гиллера. Вынудив его срочно продать активы и иммигрировать.

Завели уголовное дело, с последующим осуждением на несколько лет в колонии, на лидера Радио Максимум Сергея Дуванова. Серик, тоже, даже среди наc, в студии, заговорил о скором «наезде», намекая на свой конфликт с одним из самых влиятельных госчиновников. Забегая вперед, скажу, что тот чиновник все-таки «дожал» Серика, вынудив его в конце 90-х, с семьей, спешно бежать в Канаду и даже просить политического убежища. С тех пор он живет то на американском континенте, то в Европе, но на родину, в Казахстан, так и не вернулся.

А потом произошел тендер на радиочастоты, тоже организованный властью, в результате которого многие популярные и независимые телерадиокомпании свои частоты потеряли. Или слились с другими структурами и независимыми быть перестали.

За каких-то два года все информационное пространство в столице Казахстана полностью поменялось и приобрело новых хозяев.

Я про эти процессы узнавал уже из прессы, так как в 1997 году сам покинул Казахстан. Радио РИК я оставил на два года раньше. Осталось лишь много воспоминаний о тех «золотых» днях на РИКе.

Помню, как вечером, после смены, выходили из студии на смотровую площадку Кок-Тюбе и видели залитую огнями ночную панораму родного города Алма-Аты.

А из открытых дверей студии слышался очередной джингл нашего радио. Слова простенькие и незамысловатые, но запоминающиеся. Такой ведь и должен быть настоящий джингл:

Каждому из нас требуется друг,
Я хочу тебе руку протянуть.
Помню о тебе, помню каждый день.
Помнишь ли и ты
РИК и в ночь, и в день?
Радио РИК всегда с тобой,
Радио РИК всегда с тобой!

Я и сейчас помню почти все эти джинглы наизусть.

Константин Емельянов
2016