КОСТЯ-СКАУТ

Мы теряем своих детей!
Кировская область, Омутнинский район, посёлок Рудничный, «Вятлаг»

Игорь ФУНТ
По материалам Вятской прессы. Февраль, 2012 г.

Он, может быть, и скаут, а может, скинхед, но скорее всего — просто неудавшийся, не выросший ещё человек у неудавшегося отца, который… Который, никчемный, и появился-то, выполз из «зазеркалья», когда сыну стукнуло тринадцать.

Посёлок окружён зонами, как древний Аркаим — останками пепелищ и могильников бронзового века; душа росла в надрыве, без ро́здыха и разги́бу борясь с насмешками однокашек — не по отцу, конечно! — такие бедолаги-сидельцы у половины класса висят на шее дюжих матерей, постаревших от невозможности быть красивыми и лёгкими; насмехались однокашки над его неординарной внешностью, высокостью, стремлением предвосхитить, предвидеть, стремлением сделать так, чтобы все оглянулись, удивлённо причмокнув, разинув рты и остолбенев, понимая, что не смогут повторить, понимая: «А ведь что-то в этом пацане не так…» — за ним так и вился след неординарных поступков, будущих нестандартных решений.

С детства развитый, не в меру длинный, но спортивно-подвижный, стильный, он преодолевал лестничные пролёты махом, на раз; ряд гаражей за школой «проходил», кувыркаясь, на излёте, заключительное сальто производя одновременно с хлопком в ладоши, — перелетая через лужу, — перед тем как врезаться в кучу песка. Да, постригся налысо, но о чём говорить, как всего лишь не об индивидуальности? Да, из-под распахнутого в морозный январский день пальто выглядывала «бесстыжая» морда татуированного дракона — ну и что, за это гнобить?! — но даже и «это» их возмущало.

Десять, двенадцать… когда исполнилось четырнадцать, затаскивал мертвецки пьяного батю в подъезд и шёл тренироваться во двор закрытой на амбарный замок школы со спортзалом — и «испражнялся», по словам директрисы, на раздолбанных обледенелых турниках, не боясь свалиться вниз башкой, отломив ржавую ступень уличной «шведки». Всё кончилось, когда, потеряв терпение, директриса вызвала на ковёр год непросыхающего отца и смертельно уставшую мать, пообещав устроить «публичный разнос» за неисправимо независимый нрав, татуировку, за скиновскую лысину, в конце концов. «Всё-то у него не по-людски!..» — исступлённо подвывал гладко прилизанный, не похмелившийся к «событию» отец.

Костя-скаут тайком повесился за домом, в сарайчике, чтобы не видеть рыдающую мать.