ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ:
Сегодня мы представляем нового автора нашей литературной страницы. Пяйви Ненонен родилась в Финляндии в городе Китээ. Изучала русский язык в Университете г. Ювяскюля и Санкт-Петербургском государственном университете. Пишет стихи на финском языке, прозу — на русском, имеет несколько публикаций в журнале «Звезда», постоянный автор финляндского журнала «LiteraruS». В 2005 году Пяйви номинировалась на премию «Ясная Поляна». В настоящее время она живет в Петербурге, издает книги. В 2008 году у нее вышел сборник прозы «Мелочь, но приятно».
Семён Каминский, newproza@gmail.com
Пяйви Ненонен
ВОДКА И КРЕВЕТКИ
Рассказ
Мои московские друзья Алина и Рома познакомились в Питере и сыграли свадьбу тоже в Питере. Приехали с гостями в обвешанном разноцветными шарами автобусе, в котором было навалом выпивки и закуски, ночевали в Репине и утром расписались в ЗАГСе. Плюс, разумеется, развлекались… Получилось очень славно, и поэтому они, чтобы уж точно все закрепить, отметили в Питере еще и годовщину свадьбы.
Тоже славно вышло. Гости собрались в заведении с названьем «Пурга-2». Там каждый вечер отмечался импровизированный новый год, с курантами и шуточной президентской речью по телевизору, с шампанским и бенгальскими огнями. И надо же, в этот день счастливо совпали и шуточный новый год, и шуточная свадьба. Шоу получилось, что надо.
Я пришла немножко раньше времени, как я обычно делаю, когда речь идет о новом для меня месте. Хоть я никак не могла заблудиться на Фонтанке, но привычка — вторая натура. Алины и Ромы еще не было, но у стола, который они заказали, торчал уже один гость. Мы выяснили, что принадлежим одной компании, и представились. Гостя звали Сергей. О чем-то мы с ним поговорили, он что-то разливал и вообще был обходителен и мил. После я узнала, что этого Сергея мало, кто видел в вертикальном положении. Он всегда напивается до бесчувствия в первые же секунды застолья, и гостям, которые приходят после первого тоста, только показывают на бесформенный куль в уголочке или под столом и говорят: «А это — Сергей».
Короче: двойной праздник продолжался до закрытия «Пурги». Во втором часу ночи мы вывалились на улицу. Новый год закончился, но годовщина свадьбы еще шла. Возник вопрос, куда идти. До меня было бы минут пятнадцать пешком, но в моих обстоятельствах продолжать праздник было бы невозможно. Татьяна Дмитриевна, моя соседка и крестная, к чужим шумным компаниям в своей квартире относилась, как говорится, очень отрицательно. К тому же был ее день рождения, по всей квартире спали ее гости. Устраивать с ней скандал как раз в этот день было бы слишком нагло.
Мы, восемь человек, поехали на двух машинах к Алининой подруге на Ладожскую. Она жила прямо рядом с супермаркетом «Перекресток», где мы сперва отоварились. Купили водку, какой-то сок, сыр-колбасу, хлеб и несколько пачек креветок. Гулять нам предстояло до шести утра, то есть до того, как откроется метро.
Хозяйка была из гостеприимных, и не могла смотреть, когда гости сидят просто так. Она постоянно наливала и накладывала. В середине стола стоял таз с креветками. После второй или третьей рюмки я почувствовала, что подошел мой предел. Больше пить было нельзя. Мы ведь, вообще-то, из ресторана… Я стала отнекиваться, но куда там… Потом чувство опасности счастливо притупилась, и я, как и все остальные, опрокидывала рюмку за рюмкой, правда, закусывая изо всех сил. Как человек постящийся, я нажимала на креветок. Заветный таз стал перемещаться по столу все ближе и ближе ко мне и, наконец, уже стоял передо мной, будто моя личная тарелка.
Постепенно гости стали исчезать, кто во вторую комнату, кто в санузел. И Алина с Ромой ушли — Рома пошел искать Алине спальное место и нашел его для них обоих.
В результате нас осталось четверо: хозяйка, один молодой человек, которого водка почему-то не брала, вышеупомянутый Сергей, уткнувшийся лицом в тарелку с креветочными очистками, и я. У меня открылось что-то вроде второго дыхания. Хозяйка поставила музыку. Тогда я первый раз услышала группу «Мельница». При эдаком втором дыхании, наверно, любая мура нашла бы дорожку прямо в сердце, а имеющие определенную эстетику песни «Мельницы» довели меня до слез. Правда, я помнила, как на нашем финском студенческом вечере моя сестра в этом самом состоянии пришла в полный восторг от песни на стихотворения «Идут белые снеги» известного русского поэта в финском переводе и в исполнении хора финского Ком-театра. Хор, между прочим, был неплохой. Сари просила поставить эту песню снова и снова и все восхищалась: «Ну, какая красивая! Какая красивая!» А утром она нашла песню жуткой патетикой. Вот, слушая «Мельницу» и мысленно ахая: «Какие красивые песни! какие красивые!», я краем сознания решила, что их надо будет прослушать и как-нибудь «утречком».
В шесть утра мы, трое оставшихся за столом, попрощались с хозяйкой. Сергей долго завязывал шнурки ботинок, опасно накреняясь то вправо, то влево. Потом вышли. Было начало мая, теплое солнечное утро. Мы с этим трезвого вида молодым человеком в четыре руки впихнули Сергея в маршрутку, и молодой человек объяснил водителю, где Сергея надо высадить. Потом мы пошли в метро. Молодой человек вызвался проводить меня до дома, но я поблагодарила и отказалась. Я чувствовала себя бодро. Даже пугающе бодро. Что-то в этом было не так. Или как-нибудь слишком так…
С молодым человеком мы расстались на станции «Достоевская». Я бодро — слишком бодро – махнула ему рукой и пошла на переход. Проехала к себе на «Пушкинскую», вышла и пошла бодрым — слишком бодрым — шагом по переулку. Дома я сначала направилась в кухню, нашла на не убранном праздничном столе Татьяны Дмитриевны свои кружки, которые вчера уступила празднующим (тогда у Т. Д. был дефицит в чашках) и свой рабочий стул (в стульях дефицит тоже имелся). Помыла кружки, принесла их в комнату, потом вернулась за стулом, потом еще вернулась, чтобы налить воду в кипятильник… Словом: целая серия сложных действий.
Уже у себя я вскипятила воду, кинула в самую большую кружку пакетик чая, залила водой и, переодевшись в ночную рубашку, легла поверх одеяла ждать, пока чай заварится. Время было где-то около семи.
Очнулась я где-то около одиннадцати. Голова свинцовая, во рту сухо. Со скрипом поднимаюсь, не понимая, что, где и как. Вот бы на кухню за водой, только что-то далеко очень… Потом эту воду надо было бы вскипятить, а мне хочется холодной. Но, главное, нет сил идти на кухню. И тут вдруг обнаруживается чудо: большая кружка отличного крепкого чая, охлажденного до комнатной температуры. Беру чудо-кружку дрожащими руками и пью, пью… Да: ведь я оставила утром на столе чай. Теперь вспомнила. И прилегла минут на пять. Сколько же прошло? Хорошо, что идти никуда не надо, можно еще поспать. Только чайку бы еще кружечку. Вроде бы сил прибавилось.
И я кипячу новый чайник, завариваю новый чай и, теперь уже залезая под одеяло, ложусь ждать, чтобы заварился.
Проснулась я часа в три. Голова свинцовая, во рту сухо. Никаких сил нет доползти до кухни, а пить ой как хочется. Но ба! Тут же форменное чудо: большая кружка отличного крепкого чая, охлажденного до комнатной температуры. Беру чудо-кружку двумя дрожащими руками и…
Как бы это поточнее выразить? Я — человек, довольно реалистического толка. Какие-либо медитации или беспорядочные перемещения во времени и пространстве мне не свойственны. А тут вдруг из-под меня стала уходить действительность. Я вдруг четко ощутила, что здесь я уже была. Причем, будто бы недавно. И меня объяло страшное чувство хаоса. Кружка в руках так и плясала. И поскольку пить даже в этой Алисиной стране чудес все-таки мучительно хотелось, я выпила чай залпом.
Потом ко мне вернулось чувство реальности и еще множество других чувств, среди которых тошнотворное воспоминание о креветках. Меня тут же отбросило обратно на кровать. И все же ощущение хаоса было куда как страшнее. Все поддается сравнению.
Я еще долго мучилась от тяжелого похмелья, скрипела зубами и издавала слабые стоны. Чтобы отвлечься, я стала читать начатые вчера воспоминания Анатолия Приставкина о его работе в комиссии по помилованиям. А там такие жуткие истории… Созвучные моему состоянию. Немножко легче стало только, когда я дошла до воспоминаний о Булате Окуджаве и до его замечательного экспромта:
Я забежал на улочку
с надеждой в голове,
и там мне дали рюмочку,
а я-то думал две…
Тут я впервые после этой «Мельницы» ощутила восторг. Я даже напрягла всю свою раскалывающуюся голову, дабы запомнить эти стихи наизусть, и головная боль стала сдавать позиции.
А вообще, встала я только в девять вечера, когда уже надо было собираться на вокзал провожать Алину и Рому.
После этого я водку никогда не закусываю креветками — и наоборот. Притом, что по отдельности я хорошо отношусь к обеим этим субстанциям. Хотела даже выдумать теорию, что водка — напиток резко-континентальный, так что не надо путать ее с морской стихией. Но а как же тогда селедка?
Финляндия, пос. Пухос, 2010 г.