ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА

Яков Ратманский — бывший киевлянин, в настоящее время живет в Кливленде, пенсионер. По профессии — инженер-механик. Имеет тягу к литературе, к рисованию, к технике, к шитью, снимал фильмы как кинооператор-любитель. Служил в Морфлоте, работал учителем труда, рисования и черчения в школе, художником в санатории, фотографом в парке культуры. Публиковался в периодических изданиях на Украине и в США.
Семён Каминский, newproza@gmail.com

Яков Ратманский
Рассказы

ВООРУЖЕН И ОЧЕНЬ ОПАСЕН
Не секрет, что в еврейских семьях довольно часто рождаются вундеркинды. Это получается само собой, неожиданно для всех, включая самих родителей. Мама — обыкновенная, папа — нормальный, а ребенок вундеркинд. Как в том старом анекдоте: папа — рикша, мама — гейша, а сын — Мойша.

Наш мальчик родился с абсолютным слухом. Он начал правильно петь раньше, чем научился правильно говорить. К имеющимся у нас пианино и гитаре, мы докупили кучу разных музыкальных инструментов для его профориентации. Сашулик все это освоил мгновенно — вундеркинд ведь, и в три года уже считал себя законченным музыкантом, бескорыстно давая концерты всем нашим родственникам и знакомым. «Твои глаза зеленые, уста твои обманные…» — пел малыш, глядя в глаза очередной жертве искусства. Жертва плакала. Слух о талантливом ребенке разнесся по району как молния по небу и нас постоянно начали посещать всякие тети и дяди из музыкальных заведений.

В первый класс ребенок пошел в обычную среднюю школу, которая находилась рядом с домом, а после уроков — в музыкальную.

Учительница на уроках пения стеснялась при таком необычном ученике подходить к фортепьяно: все песни аккомпанировал Сашулик, как она его ласково называла. После уроков, а иногда и на переменке, Сашулика терроризировали старшеклассники, чтобы он показывал им правильные аккорды на гитаре.

Приближался большой праздник: 23 февраля — День советской армии. Готовилась красивая показуха — концерт для шефов.

Классная руководительница, с замысловатой еврейской фамилией, спросила Сашулика:
— Ты можешь что-нибудь спеть про Ленина?
— «Ленин — всегда живой!» — не задумываясь, ответил Сашулик.
Сталина уже тогда разоблачили по полной, а Ленин пока еще спокойно отдыхал в мавзолее в собственном гробу.

Завуч школы, посмотрев на малыша сверху вниз, сказала:
— Вы что, ребята, в своем уме? Во-первых, он не Магомаев, во-вторых, гитара — не симфонический оркестр. Пусть выучит стишок и прочтет с выражением.
— Но ребенок ведь не стандартный! — пыталась возразить классная.
— Зато сценарий — стандартный! И согласован с руководством. Никакой отсебятины!
Конечно, наш вундеркинд выучил стихи о родной партии, и дедушка Ленин в тот момент был ему ближе, чем его родной дедушка Лева.

На концерт Сашулик явился в наглаженной белоснежной сорочке, с красным галстуком на шее и вооруженным гитарой. По совету родителей. А вдруг попросят спеть? Ищи рояль на сцене…

Должен сказать, что в классе было всего три еврея: классная руководительница, Сашулик и мальчик по фамилии Цырульник. Многие обладатели этого страшного оружия успели улизнуть при первой волне эмиграции. Все оставшиеся никакой опасности для Родины не представляли.

Увидев странный набор из красного галстука, гитары, горящих глаз и праздничной улыбки, классная поняла, что поражение советской армии неизбежно.
В полуобморочном состоянии она потащила ребенка в укромный уголок и сказала:
— Есть важное поручение. Больше некому доверить такое дело. Надо охранять раздевалку. Боюсь, что ты сам не справишься, поэтому даю тебе помощника, — она подозвала пробегавшего мимо пацана и приказала: — Быстро найди Цырульника — и ко мне сюда!
Мы, родители вундеркинда, зря пялили глаза на сцену. Одно скучное выступление сменяло другое, а Сашулик так и не появился. Представители шефской организации не обижали детишек, хлопали в ладоши как на концерте Пугачевой — ведь завтра можно будет отчитаться о выполненном мероприятии.
Зато в раздевалке было весело. Сашулик пропел счастливому другу весь свой огромный репертуар. Там были романсы о любви, мелодии из знакомых фильмов, а также песни о любимой Родине на слова и музыку еврейских авторов.
Будет Цырульнику, что вспомнить. Где-нибудь в Нью-Йорке или другом безопасном месте.

ДОРОГАЯ МОЯ КОЛЛЕГА
Наконец-то я влюбился… Фортуна, постоянно вертящая задом свой насмешливый канкан перед моим носом, вдруг милостиво повернулась и показала личико…

Как же долго я вас искал, дорогая моя коллега! Конечно, для моего возраста вы явились с нескольким опозданием, но лучше поздно, чем… известная фраза, оправдывающая всё, не свершившееся вовремя. Некоторые из друзей со своими детишками уже по рыбалкам шляются, другие по второму кругу пошли, а я — как тот умерший от голода осел, который в отсутствие хозяина не мог решить с какого из двух стогов сена начать есть. Даже несмотря на такое изобилие соблазнов в тот опасный период, когда я втайне мечтал жениться на каждой встречной, семейных уз я избежал. Не сомневаюсь, что и желания потенциальных невест тогда полностью совпадали с моими, но даже с годами так и не выяснилось, почему я не выбрал ни одного цветка из этого яркого букета, надолго растянув период своей холостяцкой жизни. Видимо, каждая новая встреча с прекрасным полом напрочь ломала мою уверенность в совершенстве предыдущей претендентки.

Когда-то я прочел, что человек пытается компенсировать свои недостатки за счет противоположного пола. Например, высоким, почему-то чаще нравятся низкорослые, уродам — красавцы, дуракам — умники и наоборот. Я не знаю, к какой категории отнести себя, любимого, но заметил все-таки, что мне очень нравятся культурные девушки. Интеллигентные, в общем. Все это на клеточном уровне, потому что я понятия не имею, в чем это выражается. Но вряд ли какой-нибудь швее-мотористке или студентке кулинарного техникума удалось бы привлечь мое внимание, хотя сам я начал с профессии токаря.

Тогда была мода на рабочий класс, однако меня больше учили пить водку, чем точить болванки. Я понял, что раньше, чем стану хорошим токарем, успею спиться, и вовремя сбежал из родного рабочего коллектива. Не успел оглянуться, как загремел в армию, надел морские клеши и за четыре года службы почти растерял школьные знания, но зато приобрел такие, от которых у самого уши вяли при разговоре с друзьями.

Служил я в глуши, в какой-то бухте, глубоко спрятанной от вражеских глаз, но девушки находили нас и там — и интенсивно атаковали своим прекрасным оружием. Ближайшая деревушка, где они жили, находилась на расстоянии 12 км от нашей базы, а от ближайшего райцентра — 40. До большого города из райцентра иногда ходили поезда. Ближе всех были мы — единственное развлечение в тех краях. Не мог я понять, как в такой глуши могло сосредоточиться такое количество красавиц? Они легко преодолевали эти 24 км два раза в неделю, чтобы попасть к нам на танцы. Видимо, у них не было другого пути вырваться из гнусной, бесперспективной жизни — только выйти замуж за морячка и уехать куда угодно, подальше от этого болота. Они ведь тоже хотели строить коммунизм, а не убирать за строителями, свиней откармливать и коров доить своими нежными пальчиками! Я очень сожалел, что я — не султан, и многоженство — не наша традиция, потому что взял бы в жены как минимум шестерых.

Размечтался…Естественно, их ряды пустели без моего вмешательства. Я вернулся домой холостяком.

После армии я начал судорожно нагонять бесцельно потерянные годы. Все девушки, которых в мое отсутствие еще не разобрали расторопные парни, кичились своими дипломами о высшем образовании. Я бросился в техникум — знал, что институт не потяну. Потом рискнул и таки поступил в институт, осилил его и ещё долго не мог привыкнуть к сладкому слову: инженер.

Но привык я к нему быстрее, чем ожидал, потому что называться инженером приятно, а жить, как инженер, унизительно. С зарплатой инженера нечего было думать о женитьбе. Как сказал один приятель: “С катетером в паху не строят глазки”. Я пытался найти работу с нормальной зарплатой, но инженерный геноцид не позволял пробить этот низкий потолок. Когда я говорил, что работаю инженером, женщины отворачивались. Я возненавидел свой диплом и свой “престижный” статус.

Но время бежало. Мне уже перевалило за 30, и мои родители начали косо поглядывать в мою сторону: все ли со мной в порядке?

И тут — чисто аномальное явление: Фортуна повернулась ко мне лицом. Взяла за руку и повела за собой. Начала она издалека, чтобы не удалось заподозрить ее в подвохах. Сначала Фортуна решила изменить мою жизнь: в школах появился новый предмет “Трудовое воспитание”, и инженеры ринулись туда, потому что таких специалистов еще не готовили в педвузах. Я тоже, не задумываясь, переквалифицировался в учителя труда.

Школа мне досталась в виде старенькой, как советская власть, постройки. Там постоянно что-то ломалось, рушилось, и мы с учениками в основном занимались ремонтом, что способствовало росту моего авторитета. Но если бы у меня спросили насчет работы в школе, я бы посоветовал: без особого призвания там нечего делать. Дети такого быстро раскусят и съедят с потрохами. Мне же просто повезло. У меня все сложилось, включая зарплату.

И тут вдруг это виденье, этот гений чистой красоты: молоденькая учительница истории! Такая вся из себя гордая, недоступная, непонятная. Сначала она здоровалась со мной так, будто я не труд преподавал, а канализации чистил. Но я уже не мальчик, и за плечами — большой жизненный опыт. И разработанная тактика охмурения этого юного существа постепенно приносила плоды. Мы как бы случайно встречались после уроков и вместе шли к троллейбусной остановке, обсуждая прожитые пол дня. Я удивлялся себе и не мог поверить, что могу так красиво вить узоры своих беспорядочных мыслей и вставлять их в предложения. И она слушала.

Мысленно я уже знакомил ее со своей мамой и одерживал победу над её отцом — старым членом партии, завучем нашей школы, преподавателем истории, — который евреев на дух не переносил. Ну, а дочка, потомственная историчка, уже положила на меня глаз!..

Постепенно мы раскрепощались, говорили глупости и даже иногда держались за руки, когда были абсолютно уверены, что ученики нас не видят.

Этот день, ради которого я назначил вам экзекуцию в виде чтения моей серенькой биографии, начался как обычно и закончился неожиданно. Мы встретились после уроков и пошли по знакомому маршруту — к остановке троллейбуса. Я запланировал перейти, наконец-то, на “ты”, отбросить отчество в обращении и, может, даже назначить официальное свидание, но увидев ее бледное личико, передумал.
— Вижу, у вас был нелегкий день, — сказал я, — или что-то случилось?
— Да нет, — сказала она, взмахнув своими ресницами, — просто голова раскалывается.
“О-о! Неплохое начало будущей семейной жизни…” — подумал я и начал расспрашивать, что, как и почему.
— Вы же знаете, — пропела она, — у нас на прошлой неделе новый пол постелили…

— Ну, и что за половые проблемы появились? — ляпнул я.
Она даже не среагировала.
— Там под пол, видимо, попала крыса, — она медленно выговаривала слова, чтобы я понял и перестал задавать дурацкие вопросы, — и она там сдохла.
“Вот это человек! — расчувствовался я, и мне захотелось погладить ее по плечу. — Ей даже такую гадость жалко! Кругом одни изверги, а это такое нежное, доброе существо… Не иначе, как мне её бог послал!”
— Не надо жалеть, — сказал я, — успокойтесь. Таких тварей у нас хоть пруд пруди…

— Какая жалость?! Что вы такое несете? Просто из-под пола, там, где эта крыса сдохла, бздит очень сильно! В классе такое бздо стоит, что выдержать невозможно…

Если бы мне на голову свалился кирпич, было бы меньше эффекта! Вы же знаете, что я не ханжа, и могу загнуть, если потребуется, по всем морским правилам, да и наслушался от прекрасных дам в далекой бухте таких выражений, которым матросы позавидовали бы… Но из этих уст? Перебор полный!

…О, Фортуна дорогая! Кто может проникнуть в твои замыслы, разгадать их, увидеть твое истинное лицо под слоем марафета? Разве что Шолом-Алейхем, который сказал, что еще никогда не было так плохо, чтобы потом не стало еще хуже…

Я вдруг представил урок истории, который дорогая моя коллега начала бы так: “Дети! Тема урока — Куликовская битва, — а потом продолжила, глядя в невинные детские глаза: — На Куликовом поле бздело порохом…”

Я расхохотался, и остановиться уже не мог до самой троллейбусной остановки…

…Нет, холостяком я не остался. Женился, хоть и несколько поздновато, но зато удачно. Как рассказывал Игорь Губерман об одном кузнеце, который женился: “Девушка была из интеллигентной семьи — дочь портного…”

Рассказы публикуются в редакции Семёна Каминского.