Марат Валеев | Одноклассник

Коротко об авторе

Живет в Красноярске, много лет проработал в провинциальной печати: в районных, областной, окружной газетах. С юморесками и рассказами выступает с 1972 года. За это время опубликовался более чем в 80 изданиях, в том числе в «Литературной газете», «Советской России», «Семье и Школе», «Человеке и законе»  и т.д. Есть несколько собственных и коллективных сборников, член Союза российских писателей.

Одноклассник

Лариса, одинокая моложавая женщина, поздно вечером возвращалась от подруги домой. Чтобы сократить путь, пошла через базарчик на пустыре, от которого метров сто было до остановки, а там рукой подать до ее хрущевки. Конечно, рисковое это дело — ходить одинокой женщине через пустырь. Но Лариса ходила тут уже не один раз, и ничего, все как-то обходилось. Городок у них был небольшой и относительно спокойный.

Базарчик этот представлял собой два ряда прилавков с навесами над каждым, и всего с одним фонарем на территории. Сейчас рынок был пуст, моросил мелкий дождь, на ветру помаргивал неяркий фонарь, тускло отсвечивая от мокрых прилавков, под сапогами чавкала грязь, было холодно и как-то все же неспокойно на душе.

Лариса ускорила шаг, чтобы быстрее пройти это неуютное место и выйти на автобусную остановку, рядом с которой была ее панельная пятиэтажка. И вдруг из-под одного из навесов вынырнула темная фигура и преградила путь Ларисе.

Женщина хотела крикнуть, но от страха практически онемела и лишь тихо охнула. Было не настолько темно, чтобы нельзя было разглядеть, что перед ней стоит рослый мужчина средних лет, в кепке с надвинутым на глаза козырьком, с которого на заросшее темной щетиной лицо капала дождевая влага. Мужчина был одет в тускло блестящую болоньевую куртку, мятые штаны.

Все это Лариса отметила в сознании чисто автоматически. В мозгу же ее бились, наскакивали друг на друга лихорадочные мысли: «Что ему надо, бандюге? Меня, мою сумку? Просто отберет или убьет? Или чего другого захочет? Закричать? До остановки далеко, метров сто, но, может, кто услышит и прибежит на помощь?»

Бандюга будто услышал её мысли и угрожающе прошипел:

— Только пикни — убью!

В руке его что-то щелкнуло и блеснуло лезвие. У Ларисы от страха отнялись ноги, и она стояла неподвижно, немо уставившись на злодея. Неизвестный, быстро осмотревшись по сторонам, цепко ухватил Ларису за рукав пальто и повлек ее за собой туда, откуда он вынырнул — под козырек прилавка. А там желтела расстеленная на земле картонка — видимо, разобранный ящик. Трудно было предположить, что незнакомец собирался здесь ночевать: если он бомж, то такие живут в подвалах, в коллекторах, но никак не на территории рынков на свежем воздухе. А значит, он расстелил здесь картонку с определенной целью и специально дожидался здесь своей запоздалой жертвы — по этому пути ходили многие горожане, укорачивая дорогу к остановке, к соседнему микрорайону. Но это днем. А сейчас-то уже практически ночь. И прохожих, кроме нее, не было видно.

У Ларисы все похолодело внутри: ее хотят изнасиловать! Ведь сколько раз она ходила здесь, и всегда благополучно. А тут на тебе, как сглазили! Сама накаркала — жаловалась подруге в порыве откровенности, что у нее уже с полгода не было интимной близости. И вот, значит, кто-то всесильный ее услышал и подослал ей кандидата для решения ее проблемы. Бомжа!

— Нет! — пискнула Лариса. — Нет!!!

— Я тебе дам нет! — рыкнул мужик, и поволок Ларису на приготовленное «ложе».

— Постой… — задыхаясь, сказала Лариса. — Постой, тебе говорят!

— Ну, чего еще?

— Я не хочу в этой грязи, под дождем, в антисанитарии, — торопливо заговорила Лариса, пытаясь быть как можно убедительнее.

— А я тебе ничего другого предложить не могу, — гоготнул мужчина, и Ларисе показалась на мгновение, что где-то этот смех она уже слышала. А мужик между тем снова потянул ее к проходу между прилавками.

— Пошли, пошли, ничего страшного с тобой не случится. Не девочка же, че упираешься.

— Я не привыкла так, — снова затормозила каблуками Лариса.

— Ничего, привыкнешь! — снова заржал незнакомец. И опять этот гогот напомнил ей что-то очень знакомое. Лариса вгляделась в лицо мужчины, на треть затененное козырьком фуражки. Оно было покрыто щетиной, по меньшей мере, трехдневной давности, но не скрывало формы крутого подбородка, выступающего вперед и раздвоенного глубокой ямкой.

— А ну, сними фуражку! — не попросила, а потребовала вдруг Лариса, и мужчина, слегка опешивший от такого напора только что молящей о пощаде этой некрупной женщины, так кстати подвернувшейся ему сейчас в этом укромном месте, неожиданно для себя подчинился и стащил головной убор. Ну да, вот он — выпуклый лоб, широко расставленные светлые глаза, полноватые губы.

— Мишка? Ты?!

— Какой еще Мишка? — растерянно и не сразу ответил мужчина и резко нахлобучил фуражку обратно на голову. — Никакой я не Мишка, а вовсе даже Колька. И вообще, женщина, что вы пристали ко мне? А ну, отпустите мою руку!

В самом деле, это уже не он, а она вцепилась в его рукав, все еще пристально вглядываясь в его лицо.

— Никакой ты не Николай, а самый настоящий Мишка. Мишка Уткин! — злорадно сообщила Лариса своему визави. — Думаешь, я тебя не узнала, зараза?

Мишка Уткин был ее одноклассником, но на год старше ее, так как второгодником попал в их третий класс. Очень живой, даже чересчур, с неважной успеваемостью и таким же поведением, он кое-как закончил среднюю школу.

Рослый, нахальный, где-то с шестого или седьмого класса начал приударять за девчонками, особым вниманием наделяя ее, Ларису, хорошенькую шатенку с точеной фигуркой и надменным личиком. Но как он ни пытался задружить с ней, Лариса до самого последнего дня совместной учебы в школе давала ему от ворот поворот, предпочитая принимать ухаживания от Виктора Толстых, хорошего, спокойного парня. За него и вышла замуж, уже на втором курсе политеха.

Но его на том же курсе вдруг забрали в армию — говорили, тогда был страшный недобор в войска, и через год сгинул в огне чеченской второй кампании. Так Лариса осталась вдовой, с крошкой-дочей на руках.

Пыталась устроить личную жизнь, даже целых два раза, но мужья все попадались какие- то не те, ненадежные, безответственные. И вот уже и дочка ее стала взрослая и училась на втором курсе пединститута в областном центре, а Лариса все оставалась одинокой и уже смирилась с мыслью, что так и проживет свою жизнь, без надежного мужского плеча рядом. Да и одна ли она была в таком положении — тысячи и тысячи сорока-пятидесятилетних, еще полных сил и нерастраченной любви разведенок, вдов составляли значительную часть женского населения страны.

Время от времени у Ларисы, конечно, появлялись мужики — «для здоровья», цинично вторила она своим таким же подругам-вековухам. Но все они, понятное дело, были «не то», и исчезали так же малозаметно, как и появлялись.

А узнанный ею Мишка между тем думал, как бы безвредно для обоих разрулить ситуацию. Он, в конце концов, тоже признал Ларису, хотя последний раз видел ее лет двадцать назад, перед первой своей посадкой за драку на танцах, в которой носком ботинка выбил глаз своему противнику — пьяный был, пинал уже лежащего. Ему тогда дали четыре года. Отсидел, домой не вернулся — мать к тому времени умерла от рака, а отец бросил их давно, когда Мишка еще и в школу не ходил.

Уехал с друганом на «севера». А там опять «непруха»: лет через пять, когда уже и квартиру себе заработал и были мыслишки семьей обзавестись, на охоте нечаянно застрелил напарника. Снова срок, на этот раз за убийство по неосторожности. Отсидел, и вот с таким багажом решил вернуться в родные места.

Здесь Мишку никто не ждал, никому он был не нужен, в их квартире — кстати, неподалеку отсюда, — давно жили чужие люди. Но вот потянуло его в этот родной городишко с такой непостижимой силой, что, вернув себе паспорт после отсидки, Михаил оставил север и с месяц назад приехал, условно говоря, домой.

Работу Уткин нашел сразу, дали и комнату в общаге. Он вроде угомонился, никого из знакомых в городе отыскивать не стал — пришлось бы рассказывать, где пропадал все эти годы, — старательно вертел баранку самосвала на угольном разрезе, даже получил перед выходными аванс. И пошел не то, чтобы вразнос, а немного выпил и его, всегда шебутного по пьянке, вдруг опять потянуло на приключения.

В этот раз Мишка захотел женщину. Впрочем, он давно ее уже хотел, но как-то так, приглушенно — привык к состоянию воздержания. А тут черт попутал — нет, чтобы в ресторане, где пил, с какой-нибудь бабенкой столковаться, так его угораздило сесть в засаду, аки татю полунощному («да я и есть тать!») на этом чертовом рынке, чтобы изловить запоздавшую прохожую. И уговорить ее… ну, поговорить с ним сначала о погоде, а там и до полюбовных утех недалеко, куда ей деваться среди ночи-то на пустыре, не откажет. А оно вон как повернулось — на одноклассницу напоролся, да еще ту, которая ему всегда нравилась. Чистая кинокомедия! Теперь вот надо как-то выворачиваться.

— Ладно тебе, Лариса, ладно, шуток не понимаешь, что ли, — сконфуженно забормотал Мишка. — Я сюда это… ну, по малой нужде, ты уж извини за прямоту, зашел. А тут смотрю — ты. Я тебя сразу узнал — все такая же красавица, вот. Ну и, думаю, дай подшучу над одноклассницей! И ведь, смотри, получилось: ты поверила, что я этот, как его… ну, насильник. Вишь, какой талант во мне пропадает!

Он заискивающе улыбался и искательно заглядывал в глаза Ларисе — авось, примет такую версию развития событий.

— Шутка, говоришь? — задохнулась от негодования Лариса и неожиданно смазала по физиономии Лариса, да так, что во все стороны полетели брызги, и не только дождевые. — А нож у тебя — тоже шуточный, а?

Михаил в ответ на хлесткую пощечину лишь мотнул головой да поправил съехавшую на бок кепку — все правильно, заработал! А про себя восхитился отвагой Ларисы: ведь мало ли как мог он отреагировать на это физическое воздействие, а поди ж ты, не испугалась, припечатала. Молодец.

— Нож? — переспросил он и сунул руку в карман куртки. — Гляди, что у меня за нож.

Он нажал на кнопку зажатого в ладони пластикового футляра, и из него с щелчком выбросилась блестящая алюминиевая расческа. — Вот он, мой нож.

Но это не успокоило Ларису. Она продолжала негодовать:

— Ты ведь здесь не меня дожидался, а любую женщину, которую ты… с которой ты…

Лариса не могла подобрать или не хотела выговорить то слово, которое обозначало грязный умысел ее бывшего одноклассника.

— Эх, ты! — горько сказала она. — Знала, что ты балбес и хулиган, но чтобы до такого докатиться.

И Лариса уже с другой руки влепила еще одну пощечину, да такую сильную, что фуражка слетела с дурной головы Мишки и спланировала в проход между рыночными прилавками, куда несколько минут назад он хотел затащить свою бывшую одноклассницу. Хотя он тогда еще не знал что ему попадется именно Лариса. Но разве это меняло дело?

— Что здесь происходит? Женщина, вам помочь?

Около них остановился немолодой уже, тяжело дышащий мужчина. Опираясь на увесистую трость, он неторопливо высморкался в носовой платок, снова спрятал его в карман и с подозрением уставился на поникшего Мишку.

— Ага, как же, ей… Это впору мне помогать, — пробормотал Мишка, держась за пылающую щеку. Впрочем, пылало уже все его лицо, и хмельной кураж как рукой сняло. Давно с ним такого не происходило, давно…

— Спасибо, дедуля, не надо, мы сами разберемся, вы проходите, — с благодарностью сказала Лариса.

— Нашли где семейный разборки устраивать, — проворчал дед и, шлепая ботинками по лужам, побрел дальше.

Когда дедок удалился, Лариса вновь подступила к Мишке.

— Ты вообще откуда тут взялся, а? Тебя ведь не видно и не слышно было черт знает сколько времени, а тут, здрасьте вам! — сидит в засаде, с ножом, как самый настоящий разбойник…

— С расческой, — вяло поправил ее Мишка. — Да я это… недавно только откинулся… Ну, то есть, из зоны освободился, ну вот и решил в родные места вернуться. Потянуло как-то…

— И снова туда, на зону, собрался, да? Бомжуешь, да?

— Да нет, что ты! — запротестовал Мишка и, шагнув в сторону, подобрал и напялил на мокрую голову фуражку, тоже мокрую. Впрочем, этот нудный осенний дождь уже моросил все тише и тише, а промозглый воздух становился все прохладнее.

— Я на работу устроился, породу вывожу из разреза. Комнату мне в общаге дали. Не пью, это вот, с аванса что-то потянуло, — доложил он Ларисе. И тут же постарался сменить опасную для него тему. — А сама-то как? Муж, дети? Кого из одноклассников видишь? Мне вот пока никто, кроме тебя не попался…

Мишка, поняв, что ляпнул несуразное, прикусил язык и с досады переступил с ноги на ногу.

— У меня-то, в отличие от некоторых, все в порядке, — все еще сердясь, пробурчала Лариса. — И с одноклассниками вижусь. Правда, тут их почти никого не осталось. Поразъехались, поумирали…

А кого-то никакая холера не берет, а надо бы…

Они замолчали и оба исподлобья посматривали друг на друга, Лариса — непримиримо, Мишка — с любопытством и все возрастающим восхищением.

«Какая она стала: статная, гордая, такая же красивая, — взволнованно думал Мишка. — Эх, если бы в другой обстановке встретились, попробовал бы снова за Лоркой приударить! Хотя о чем я — она же наверняка замужем…»

«Хм, а он еще ничего, крепкий, рослый, лицо какое хорошее, не мятое, если побреется — просто красавчик, — задумчиво размышляла Лариса. — Ну да, сидел. Да мало ли кто у нас сидел и сидит? Но… Но ведь он на меня хотел напасть! И если бы это была не, я он бы точно напал на свою жертву и… У, мерзавец!.. Впрочем, не от хорошей же жизни он пошел на это дело. Ему бы хорошую женщину, чтобы взяла его как следует в оборот, человека из него сделала… Так ведь такой, как Мишка, не каждую слушать будет… Хотя я то — не каждая, вон видно же, что он до сих пор ко мне неравнодушен. Эх, Мишка, Мишка, садовая твоя голова…»

— Ну, ладно, Лариса, ты это… прости уж меня. Пойду я, ладно? — кашлянув, просительно сказал Мишка и снова переступил с ноги на ногу.

— Уткин, ты опять хочешь подвергнуть меня опасности, да? — сердито сказала Лариса, и глаза ее по-особенному блеснули.

— Это как? — растерялся Мишка.

— Как, как… — комично передразнила его бубнящий голос Лариса. —  А вдруг там еще кто меня поджидает? Давай, проведи уж теперь до дома одинокую беззащитную женщину!

И она взяла своего одноклассника под руку…