МЕЛОЧЬ

Георг Зиммель связал изменение характера европейцев с введением в оборот мелкой монеты. До этого точной калькуляции и расчету поддавались только крупные сделки: заработал за год золотой — пошел, купил жеребца. А когда появилась мелочь, та же сумма стала расходиться быстрее: деньги превратились в чистую форму, независимую от содержания покупки.

Материальность денег перестает интересовать исследователя, только если он смотрит на них как экономист, свысока. Но для социолога повседневности такое абстрактное понятие — непозволительная роскошь. Потому что бумажные купюры, железные монеты и пластиковые карточки форматируют наши коммуникации. Повседневность регулярно напоминает нам: деньги материальны. Поэтому мелочь оттягивает карман и звякает при ходьбе. «Избавляться от мелочи» становится новым видом спорта. И попробуйте как-нибудь дать официанту на чай горстью 50-копеечных монет. Даже если горсть будет очень большой, форма денег переведет Вашу с ним коммуникацию из формата «чаевые» в формат «милостыня».

— Осторожно — говорит официант, принося сдачу — здесь много мелочи.

Если быть точным: пятнадцать рублей 50-копеечными и рублевыми монетами. Это очень похоже на месть. Счет был на 485 рублей, а в моем кошельке — только две пятисотрублевые банкноты. Поэтому на чай официанту осталось 15 рублей, которые он и принес назад в виде горстки монеток.

— Обратите внимание, как наши люди в кафе расплачиваются карточкой, — замечает коллега. — Они отдают карточку, расписываются на принесенном чеке, забирают карточку и оставляют на чай наличными.

Европеец бы просто попросил приплюсовать к счету 5-10%, но для нас «плата по счету» и «чаевые» — это две разные социальные операции, которые требуют разных материальных воплощений.

Все же чаевые — это очень личные и потому более осязаемые деньги.

От Карла Маркса и современных экономистов мы знаем, что материальная форма денег утрачивает свое значение по мере развития денежных отношений. Их эволюция — это движение от материальных объектов к абстрактным цифрам. «Деньги — произвольный знак, который изобретается и замещает другие знаки,— пишет психолог Серж Московичи. — Никакая иерархия не определяет их отношений, и в зависимости от обстоятельств употребляют бумажные деньги, векселя, чеки, кредитные карточки, магнитную ленту. Будь то банкноты или счета, ни их название не имеет значения, ни то, из чего они сделаны». Человеку, у которого в кошельке только пятисотрублевые купюры, а на столе счет на 485 рублей, очень трудно согласиться с профессором Московичи. Я определенно предпочел бы иметь ту же сумму другими банкнотами, чтобы не разгребать горку монеток, принесенных разгневанным официантом. И еще предпочел бы, чтобы изъяли из обращения эти новые чудовищно тяжелые червонцы, которые изменили не только форму взаимодействия с продавцами, но и форму кармана моих джинсов.

Повседневные действия сцеплены друг с другом и опосредованы материальными объектами.

На улице европейского города вы покупаете новый кошелек. Он слишком «квадратный» (под евро) и не помещается в предназначенный для него карман. Вы кладете его в другое место и каждый раз вздрагиваете, не находя его там, где привыкли.

В другой стране вы быстро обнаруживаете, что карманы стремительно наполняются мелочью. Потому что, расплачиваясь, вы протягиваете банкноту чуть большего номинала, чем надо — на всякий случай. И сдача все чаще приходит к вам в виде тяжелых железных дисков.

Виктор ВАХШТАЙН, polit.ru