Михаил Юпп | Стихи разных лет

*   *   *

Какая мощь у неизвестной зелени,
Когда её невероятный цвет
Стремится из асфальтовой расщелины
На Божий свет!

Как увлекают все её оттенки,
Чуть приоткрыв загадочный мирок
Преображённый на растрескавшейся стенке
В космический поток!

Какая внутренняя сила подсказала
Природе потаённые мечты,
Чтоб вновь она весною расплескала
Невероятные цветы?

Прикован взгляд к победоносной зелени,
Когда сосредоточенно глаза
Следят, как распласталась у расщелины
Мечтательная стрекоза!

*   *   *

В разноцветье цветущей картошки
Заплутал озорной ветерок.
Малахитовые сапожки
Примеряет кудрявый горох.
Упивается солнцем клубника,
Лук затачивает концы.
Из-под листьев тихо без крика
Повылазили огурцы.

В разливанное море картошки
Добродушное небо глядит.
Расплясались мелкие мошки,
Деловито пчельник гудит.
Благодатное время цветения
Всё восторженней, всё веселей.
Взбудоражил волнами пения
Фантастический соловей.

В пёстро-яркое поле картошки
Затесалась морковь невзначай,
Да без спросу расцвёл на дорожке
Перламутровый иван-чай.
Светозарны труды созревания
Благородных плодов в тепле.
Здравствуй мудрое время познания
Урожайных дней на Земле!..

*   *   *

Чечётка капель дождевых
По крыше зонтика в драконах.
Всё меньше на путях земных
Людей встречаю благородных.
Один гуляю под дождём
Средь одиночества раздумий,
На фоне нынешних безумий
С классическим своим стихом.

ГРУЗИНСКИЕ РОМАНТИКИ

Затишье и солнце нещадно палит,
Ладони листвы омертвели.
О чём-то утраченном в детстве болит
Душа у Шота Руставели.
Пугливые тени с жужжанием ос
Застыли как юные девы.
Задумчивый Важа Пшавела принёс
Хавсурской Арагвы напевы.
И где здесь начало,
И где здесь конец
В затишье грузинского вида?
Вот Орбелиани Вахтанга венец,
Вот Бараташвили – Мтацминда.
Миражи эпох в лучезарной дали
Курой мутноглазой блестели.
И горы белели у края земли,
И грусть навевал Церетели.
Грузинских романтиков песня звучит,
О, жалкая наша свобода!
Затишье и солнце нещадно палит,
И тащится в город подвода…

КНУТ СКАЗАЛ…

Я не умру. И разве может быть,
Чтоб без меня в ликующем пространстве
Земля чертила огненную нить
Бессмысленного, радостного странствия.
Дòвид Кнут

Мир прошедший несомненно ближе,
Чем мирок сегодняшних паскуд.
Жил когда-то в городе Париже
Абсолютный гений Дòвид Кнут.
Русских слов певучая основа
От библейских черпала кровей.
Парень родом был из Кишинева,
Бессарабский, стало быть, еврей.

Жил как все изгнанником мгновенья,
Нёс поэзии тысячелетний груз,
Отражались предпогромные виденья
В поцелуйной мудрости мезуз.
Время зябко куталось в кануны,
Где из тайных мюнхенских углов,
Выползали новоявленные гунны
Апокалипсических годов.

В день когда по городу Парижу
Растекалась оккупантов слизь,
Кнут сказал: – О, как я ненавижу
Эту неестественную жизнь!..
Солью в пустоте непостижимой
Растворился животворный свет.
Гунны шли за лёгкою наживой
Самоизолированных лет.

Мир, прошедший в зеркале Голгофы,
Отражает тени жутких дней –
Шестимиллионной катастрофы
Самых богоизбранных людей.
Зёрнами отмщенья люди эти
В новых поколеньях прорастут,
Ибо творчеством своих тысячелетий
Трансформировался Дòвид Кнут.

Ибо всё ещё трагические дали
Памятью пульсируют в сердцах
Тех, кого извечно распинали
Недочеловеки на крестах.
Но взглянув в тяжёлый том Талмуда
Сквозь тысячелетний слой невзгод,
Кнут сказал: – Я не умру, покуда
Будет жить израильский народ!..

НЕЗНАКОМКА

Сходит тема с фрески Джотто,
Норовит свести с ума.
Ты ли это, или кто-то
Нимбом высветил дома?
Тяжелы под снегом крыши
С флюгерами прошлых дней.
Ты ли это, или мыши
Зашуршали у дверей?

Что так рвёт меня на части,
Заставляя быть другим;
Ты ли это, или счастье,
Что я комнатой любим?
Что, читая строки Блока,
Звук доносит голоса;
Ты ли это, или только
Улыбнулись мне глаза?

Светлой музыкой позёмка
Напевает о былом.
Ты ли это – Незнакомка
Промелькнула за окном?
За окном печные трубы,
За окном деревьев ряд.
Ты ли это, или губы,
Зимним солнышком горят?

АМЕТИСТОВОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Не каждой женщине дано быть Музой
И целомудрием поэта вдохновлять.
Так аметист кристаллизуясь друзой
Пытается Вселенную вобрать.
Так мысль превращаясь в изреченье,
Стихотворением сплетает два пути –
В одно первоначальное значенье,
Прекрасного последнего прости.

Не каждой женщине дано любить сверх меры,
Особенно в наш развращённый век;
Когда духовное ушло в другие сферы
И разум человеческий померк.
И вышли на поверхность злые силы,
И к ненависти мир уволокли –
Поэзию в огне вражды спалили,
Любовь на вымиранье обрекли.

Не каждой женщине дано преображеньем
Сиять над приземлённостью своей,
Чтоб расцвела в поэте отраженьем
Любовь душеспасительных ночей.
Чтоб в этом таинстве переплетений,
Наперекор условий возрастных –
Её кристальный аметист явлений
Переходил в его заветный стих.

ФАБУЛОЙ ТОЛСТОВСКОГО ПИСЬМА…

Легендарно остихотворенина
Каждая душа земли родной:
Анна, соблазнённая Каренина,
Золотоискатель Лев Толстой.
Мы себя над фабулой калечим,
Олицетворяя шум листвы.
Только нечем, несомненно, нечем,
Склеить охлаждение любви.

Чем же, чем сюжет переиначить,
Чтобы откровенный чересчур –
Русский романтизм обозначить
На пространстве мировых культур?
С Анною Карениной, с укором
Времени, событиям, себе,
Лев Толстой душевным разговором
В общей раскрывается судьбе.

Мы опять торопимся над прозой
Этой жизни превзойти других.
Каждая судьба метаморфозой –
В чувствах отразилась неземных.
Каждая судьба в тоске бессилья
Смутными догадками живёт,
И любви поломанные крылья
Доблестно на жертвенник несёт.

Русское астральное причастие
Равнозначно золотым словам.
Господи, за что такое счастье
Выпало неблагодарным нам?
Проза жизни остихотворенина
Фабулой толстовского письма.
В чайку превращается Каренина,
Жалобно кричащую весьма…

УГОЛОК

Памяти забытого поэта –
Владимира Мазуркевича

«Дышала ночь восторгом сладострастья…»,
Двадцатый век иллюзий не скрывал.
На блёклом фоне близкого несчастья
«Титаник» скорую погибель ощущал.
Гиппопотамами сквозь время дирижабли
В болотных долго пребывали облаках.
Век собирал серебряные капли
И взвешивал без гирек на весах.

«Наш уголок я убрала цветами…»,
Как всё же голос Вяльцевой хорош!
А вы с другой под винными парами
Неслись в душеспасительную ложь.
Двадцатый век – не царь и не царевич
Крутил кровавый с дьяволом альянс,
Когда поэт Владимир Мазуркевич
Сентиментальнейший заканчивал романс.

«Мне эта ночь навеяла сомненья…»,
В меня вошли надзвёздные миры.
Увы и ах! Все чудные мгновенья
Есть отраженья чувственной игры.
Мои страдания увозят паровозы,
Сентиментальные плывут за днями дни.
Двадцатый век не преподнёс нам розы,
А лишь увлёк в бунтарские огни.

«Любовь сильна, не страстью поцелуя!..»,
Всё остальное – горе от ума.
Сама себя сегодня ночью украду я
И брошу в омут жуткого дерьма.
Забыт романс сентиментального кумира,
Двадцатый век скукожился и сник.
Но жив поэт среди иллюзий мира –
Блистаньем невостребованных книг.

ОСЕТИНСКИЕ РАЗДУМЬЯ

Памяти Гайто Газданова

Как случилось, что однажды в сети я
Вдруг попал раздумий о былом?
Укажи мне дальняя Осетия:
Где моя Отчизна?
Где мой дом?

Может там в свинцовом Петербурге
Нежной дымкой девственных услад
Средь опавших листьев на прогулке
Сохранил мой след –
Волшебный Сад?

Или там в бою на поле брани
Белых маков с красной пустотой,
Я без верного коня, и как в тумане,
Всё иду, иду –
Над крутизной?

А вокруг стоит предсмертный вопль
Братской кровью истекающей страны.
Только впереди – Константинополь,
Дни изгнанья,
Призрачность вины.

Но реальнее всего: подспудный ропот,
Дёготь жизни, мёд печатных строк;
И Парижа слишком громкий шёпот,
И сплошной гашиш –
Ночных дорог.

Проза дней доводит до безумья,
Боль разлуки не залить вином.
Вот и всплыли осетинские раздумья:
Где моя Отчизна?
Где мой дом?

Как случилось, что однажды в сети я
Этой собственной иллюзии попал?
О, как манит горная Осетия,
Синий ветер,
Белый перевал!..

УВЛЁК В БЫЛОЕ ЖАН ФИЛИПП РАМО…

Отполированная медь рассвета
На живописи луж отражена
Мечтательной мелодией мотета,
В которой синева растворена.
Прислушиваясь к музыке природы,
Где всё как бы свершается само;
Перебирает клавесинные аккорды
Блистательнейший –
Жан Филипп Рамо.

Прозрачные балетные сюиты
Рассветная преобразила медь,
Как будто музыкальные молитвы
Раскинули серебряную сеть.
Как будто дорогие безделушки
Пленили отражением трюмо.
Да нет же, это курице-пеструшке
Играет пьесу –
Жан Филипп Рамо.

О, консонансы клавесинных звуков,
Отполированные радость и печаль!
Несётся из парижских переулков
Эпоха в перламутровый Версаль.
На переливчатую медь рассвета
Накинув серебристое ярмо,
Мечтательной мелодией мотета
Увлёк в былое
Жан Филипп Рамо.

*   *   *

Незнакомые мелькают станции,
А в окне вагона невпопад:
Нереальных облаков абстракции
Над реальным городом висят.
Разношёрстность пассажирской массы
Жизнь закрутила в пёстрый жгут.
В грохоте сабвейном папуасы
Новости абсурдные жуют.

Примечаю взглядом очевидца
Сквозь осатанелый джаз колёс,
Как абсурд переставляя лица,
Занялся иллюзией всерьёз.
Оглушённый грохотом сабвейным,
Отвлечённый ум-как-таковой
Проявился проблеском мгновенным
И увлёк сознанье за собой…

*   *   *

От одиночества уходят в собирательство
Картин и книг, и прочих мелочей.
Усовершенствований резкое вмешательство
Толкает к разобщённости людей.

И только дома у себя под крышей,
Любуясь редкими вещами в тишине,
Они осознают, насколько ближе
Душа их пристрастилась к старине.

Вы много ли из прошлых дней достали
Предметов культа, обихода и любви?
О чём поведал меч дамасской стали
И это блюдце из сервиза «Визави»?

Чьи письма со стихами из бювара
Застыли в пыльной плоскости псише,
Что не дошли до интернетного кошмара,
Но как бы приросли душой к душе?

Быть может, в этой тайне, помешательство
Заключено совсем иных страстей?
От одиночества спасает собирательство
Живущих созерцанием людей.

*   *   *

Я скоро время перестану замечать,
Уйду в себя, освободив сознание
Земную суету воспринимать,
Как узаконенное кем-то мироздание.
Я очень скоро верить разучусь
В любое на планете государство.
Уйду и очевидно не вернусь,
Освободив условное пространство.

Я может быть и не существовал
В рутине обязательных понятий,
Где долго сам себя осознавал
Среди весьма обманчивых занятий.
И вот своеобразнейший итог
Усвоенного с детства убеждения,
Что если покровительствует Бог,
То можно положиться на мгновение.

Сплошное безразличие вокруг
Земную суету усугубляя,
Противоречие бессмысленных наук
По полочкам бесстрастно расставляет.
А в частности давно уж нет меня
В общественной налаженной машине,
Где очень скоро осознаю я,
Что и пространства не было в помине…

*   *   *

Предчувствия, предвиденья, сплетенья
На всех путях сопровождают нас,
Когда бессмертные читая сочиненья
Мы познаём полёт крылатых фраз.
От назидательности и до авантюры
Ведёт читателя сюжетная канва
К шедеврам мировой литературы,
Сквозь мудрые писателей слова.

Определённо: сверхъестественная сила
Потоком удивительнейших строк
Вошла в сознание и устранила
Невежества довлеющий порок.
И потому в технических сплетеньях,
Что предоставил двадцать первый век,
В отпущенных природою мгновеньях
Не расставайся с КНИГОЙ человек!..