Околотеатральные впечатления

Довелось мне на днях посмотреть пьесу Горького «Чудаки» в Московском академическом театре имени Владимира Маяковского. Комедия эта почти неизвестна широкому зрителю. При том, что написана была автором в 1910 году, после революции 1905 года и незадолго до Первой Мировой войны, наряду с «Последними» и «Вассой Железновой». Ее обычно не печатают в собраниях сочинений писателя, рассчитанных на широкие читательские массы. Тем не менее, пьеса интересная, в чем-то смешная, в чем-то самоигральная, как всегда у Горького, с четкой драматургией, афоризмами, изрекаемыми по ходу действия практически всеми героями, бытовыми подробностями и ясной интригой.

В театре Маяковского поставил ее Юрий Иоффе, штатный режиссер, работавший еще с Андреем Гончаровым и со всеми главными, которые были в театре после него.

Спектакль получился ироничный, с чеховской нотой, действительно с юмором и психологической обрисовкой характеров персонажей, немного затянутый, совершенно добротный и качественный по замыслу и исполнению, с превосходной, даже образцовой игрой актеров.

Но я сейчас не о спектакле, а о том, что было до него и в перерыве между первым и вторым действием.

Прошла деловая дама с бейджиком в сопровождении мужчины довольно серьезного вида, наверное, инспектора. Спросила, почему гардеробщица без бейджика, сказала, что это непорядок. Когда та, смущаясь, ответил, что нет их с ее именем, проверяющая заверила, что принесет любой, чтобы только был (но, когда спектакль закончился и зрители одевались перед выходом на улицу, на халате гардеробщицы ничего не было, как и перед началом спектакля.)

Задолго до начала спектакля обратил внимание на девушку, которая расхаживала перед главным входом театр, а потом зашла на «Чудаков», идущих на Малой сцене.

Девушка по погоде была в шерстяной безрукавке, черных гольфах и черной, немного эксцентричной шляпе.

Когда она вошла в помещение, поздоровалась с гардеробщицей, сняла свою модную вещичку, спросила, как зовут гардеробщицу, сама ей представилась. И довольная пошла в буфет, но, вроде бы, ничего не взяла.

Фойе Малого зала Маяковки очень компактное, даже узкое. Ожидая начала спектакля, заметил знакомого мужчину с женой. Он нередкий гость в синагоге, фотограф и редактор журнала и буклетов. Был он, как и принято – в черном костюме, в белой рубашке, с кипой на голове. (Я решил на время спектакля кепку снять, а вот кипу не взял с собой.) Религиозный знакомец сказал, что жена, на которой была кофта, длинная широкая юбка и косынка, на следующий день должна улететь. И вот решили посмотреть что-то в приличном театре. Я ему в двух словах объяснил, что содержание «Чудаков», в том числе, и о том, что модный писатель напропалую изменяет своей жене, но без пошлости, при том, что его супруга все знает о его изменах, но сохраняет семью ради его творчества.

К слову, адюльтера в спектакле не было. Все сыграно было очень деликатно и прилично.

Заняв место во втором ряду, обратил внимание на двух не совсем обычных зрителей: молодого человека благообразного вида с прической, как у семинариста. И священнослужителя в черной рясе, с большим крестом на груди и фиолетовой шапочке на голове. Перед началом первого действия священник шапку снял и с широким лбом, длинными волосами, окладистой бородой был похож на литературного персонажа позапрошлого века. В его облике отметить можно было значительность, собранность, а в репликах интерес к творчеству Горького. Артисты время от времени говорили друг с другом о вере в Бога, о судьбах России, что вызывало у священника искренний интерес.

О том, как смотрел спектакль мой давний знакомый, не могу судить никак, он сидел на другом конце зрительного зала, а по окончании спектакля я его не заметил (вполне может быть, что он и вовсе ушел).

Рядом со мною сидели женщины в возрасте. Одна, то, что справа, с прической не по возрасту, не прерываясь, просматривала в айпаде страницу «Эхо Москвы». Планшетом она пользовалась умело, ясно было, что это для нее не игрушка, а рабочий инструмент.

Две другие немолодые дамы, ухоженные, стильно, но несколько демонстративно одетые, обсуждали поездку родственников одной из них то ли в Сингапур, то ли в эмираты.

Когда артист на сцене потянул веревку и абажур превратился в подобие кабинки для душа и беседку одновременно, одна из дам, та, что говорила про своих детей и внуков, заметила достаточно слышно, что идея отличная. И на даче у нее надо сделать нечто подобное.

На антракт часть зрителей вышла из зала.

Девушка, уже без черной шляпы, поскольку сдала ее в гардероб, предварительно спросив, можно ли это делать, завела разговор с капельдинершей.

Я не вслушивался в их разговор, думая о том, как писать о спектакле. Но из отдельных реплик узнал, что капельдинерша имеет высшее литературное образование по специальности перевод. Почему она работает или подрабатывает в театре, она, наверное, начала рассказывать, но тут ей заметили, что надо дать звонки на второе действие и разговор прервался.

На улице, когда все закончилось, увидел, как модная девушка одиноко пошла в переулок у театра, она как будто бы стала меньше ростом, сжалась вся, истончившись в своих одеждах буквально на глазах.

Священник в сопровождении молодого человека сопровожден был достаточно солидной по внешнему виду, даже роскошной машине. Тот, кто весь спектакль держал в руках его палку, и поддерживал с ним скромный и предупредительный диалог, на самом деле был шофером. Усадив своего визави на заднее сиденье, сел за руль и начал выруливать из переулка узкого перед театром. (Когда я рассказал о священнике своей жене, она достаточно оправданно предположила, что тот не любитель Горького, как мне показалось, а цензор, который смотрит театральные постановки, чтобы оценить нравственные составляющие их. То, что православные священники порой вмешивались в репертуарную политику театров, несомненный факт последних нескольких лет. Надеюсь, что моя жена ошиблась, поскольку, в общем-то, в «Чудаках» в Маяковке не было ничего скабрезного, все очень прилично и профессионально поставлено и сыграно.)

Собственно говоря, то, что встретилось не на сцене, а в реальной жизни, тоже было спектаклем. Не по Горькому, но также из российской жизни, через 100 лет после того, как нечто подобное описал классик соцреализма. Во всяком случае, мне так показалось из того, чему поневоле стал свидетелем и участником чего тоже стал случайно, непреднамеренно и неожиданно.

И это было по-своему интересно, живо, но все же – банально, потому что – напоказ.

Илья Абель