Олег Полствин | Как поймать звезду?

В тот год мы отдыхали с детьми в Крыму – в Нижних Отузах*.

Благословенные места!

Припоминается беленый двухэтажный домик, где мы жили на втором этаже, окруженный со всех сторон кипарисами и размашистыми деревьями инжира. Под деревьями в укромном месте стояла лавочка, и мы с детьми сидели на ней, пережидая зной. Но любили мы больше всего быть здесь вечерами и тогда засиживались до самой поздней ночи, рассматривая сквозь узорчатые инжирные листья звезды.

Сколько ж их было!

Мне приходилось основательно перетряхивать свои астрономические познания, чтобы рассказывать детям как можно больше про звезды.

Да-да, звезды нас тогда очень привлекали. Они были так близки, что только руку протяни и обязательно достанешь.

Итак, наступал вечер, и дети бросали все свои дела и бежали сюда к этой лавочке, где я их уже поджидал. Они усаживались возле меня с обеих сторон и, завернувшись в теплый шерстяной плед, устраивались слушать, задрав кверху свои головы.

Мой семилетний сын рассуждал обо всем всегда с практической стороны. Его редко чем можно было удивить, потому что он уже порядком насмотрелся про звездные войны. Жизнь в космосе он воспринимал как дело ясное. Другое дело, если слетать бы ему туда и набрать там чего-нибудь, а потом вернуться на Землю с полными карманами.

– Я бы тогда разбогате-ел… – мечтательно говорил он.

– И чтобы ты делал со своим богатством? – спрашивали мы его с дочкой.

– О-о, я бы купил и этот дом, и эту лавочку, – отвечал сын.

Дочь моя была чуть постарше и думала про все совсем иначе. Она была мечтательницей.

Помню, мы сочиняли разные романтические истории в духе романов Александра Грина, но иногда рассказывали жуткие страшилки, от которых самим становилось не по себе.

Когда дети засыпали, я придвигал их к себе и рассматривал ночное небо

уже один.

Над самой моей головой толпились сонмы летучих мышей, а вокруг

меня могучим, тысячеголосым хором орали сверчки. Они орали так, что голоса их, наверное, разносились по всей Вселенной.

Я ждал появления Луны.

Как только она появлялась, все сразу и на земле, и на небе замирало: умолкали сверчки, исчезали летучие мыши, а люстра звезд угасала, будто ее выключали.

Луна поднималась и, кажется, раздувалась изнутри. Тело ее было похоже на огромный серебристый бок гигантской рыбы – он искрился и играл цветами.

– Смотри, ведь это на самом деле рыба, – рассказывал я жене, которая пришла, чтоб забрать нас домой. – Ну, приглядись только. Она еще спит и поэтому так медленно двигает плавниками и почти не шевелит хвостом.

Эх, дочь бы поняла меня сразу, а жена только пожимала плечами и улыбалась от моих фантазий. Она стояла, закутавшись в теплый халат, и ежилась от вечерней прохлады. Тогда я тихонько вставал, и мы брали уснувших детей на руки, чтоб занести их к себе в дом на второй этаж.

Вспоминается, что дом наш, в котором мы жили, выглядывал сквозь густую зелень деревьев только одним своим беленым боком. Но если случался сильный ветер, то деревья вдруг расступались и тогда дом открывался весь.

Балконы его были занавешены плотными парусиновыми полотнищами, уберегающими от жары, и тогда, когда поднимался ветер, полотнища эти вдруг вырывались наружу и хлопали, будто крылья огромной птицы.

– Ой, папа, наш дом взлетает! – кричала от удивления дочка.

Подбадриваемый ветром, дом и вправду хотел подняться и улететь и, наверное, он бы так и сделал, но в нем жили дети, а он совершенно не хотел их тревожить.

Это был добрый дом!

Как хорошо было находиться в нем в предвечернее время, сидеть за столиком, пить чай и слушать сквозь распахнутые окна утомленные за день голоса цикад.

Моря из наших окон видно не было, но близость его ощущалась по запахам водорослей, которые приносил ветер. И если выйти из дома и подняться по тропинке вверх и стать на высокий холм, то море открывалось сразу – всей широкой своей грудью, которая величаво вздымалась и опускалась: фф-ф-фу-у-хххх, фф-ф-фу-у-хххх, фф-ф-фу-у-хххх…

Море ослепляло, и невозможно было в его сторону смотреть. Но смотреть на него хотелось, замечая, как растворяется вдали его еле видимый край. Казалось, что море простиралось в небо.

Эх-х! Если взобраться на один из отрогов Эчки-Дага** то обязательно захочется оттолкнуться от его края и пуститься вниз, слегка покачиваясь и медленно планируя.

И вот я уже лечу: мимо каких-то построек, мимо расступающихся людей, мимо деревьев и кустарников. Вдали уже скрылся прозрачный Меганом*** и исчез сверкающий полукруг Лисьей бухты.

Вот и море!

В лицо ударил ветер.

Я выбегаю на пирс и с разбегу, подпрыгнув вверх, медленно в воздухе заворачиваю вниз.

Бу-бу-уххх! – слышу я сзади себя и представляю, как вырывается из воды огромный, лазурный столб пены. Сначала я ничего не чувствую, кроме резкой прохлады, а потом начинает сдавливать уши и совсем теряется слух.

– Папа, папа, поймай мне что-нибудь, – кричит мне сверху сын, рассматривая мои движения в толще зеленой воды. Вслед за мной шел длинный шлейф серебристых пузырьков, и я даже оглянулся на них.

Добравшись до самого дна, я сразу увидел зеленый, мшистый бугорок, очень напоминающий ракушку рапана.

«Наверное, это будет огромный рапан», – подумал я и протянул вперед руку.

Я взял ракушку и всплыл наверх. Но, против моих ожиданий, ракушка оказалась обыкновенной – совсем не огромной. Я отдал ее сыну и выбрался на пирс.

– Не передержите долго в кипятке, а то потрескает внутри эмаль, – посоветовал нам дяденька, который сидел здесь на пирсе с удочкой и нацепливал толстыми пальцами кусочек мидии на крючок. Глядя на крючок, он подслеповато морщился и делал смешные рожи.

– Не-ет, дяденька, мы не будем его варить, – ответил сын.

– Гм! А зачем же тебе папа достал его с такой глубины?

– Посмотреть.

– А-а-а, посмотре-е-еть… – сказал дяденька и скривил рот, забрасывая удочку.

Возле него лежали в кульке выловленные тела морских собак. Они были

пухлые, слизкие, с подслеповатыми мордами. Глядя на улов, я поморщился и отошел в сторону.

Сын рассматривал рапана, как дорогую игрушку, но вдруг увидел кого-то на берегу и стал махать рукой.

– Ма-акс! Макси-им! – позвал он. – Иди сюда… Скорей… Смотри, что мне папа поймал!

К сыну подбежал совсем почерневший от солнца мальчик. Видно было, что у моря он уже достаточно долго.

Мальчишки стояли рядом и внимательно рассматривали ракушку. Со стороны можно было подумать, что это были братья, хотя Максим был чуть тоньше и худее, но такого же роста, как сын. Значит однолетки, подумал я.

Я присмотрелся и заметил, что у мальчишки были чересчур уж острые лопатки, словно крылышки у маленького курчонка. Я тогда как-то вскользь подумал об этом и на что-то тогда отвлекся.

Ах, да… Я посмотрел тогда на небо.

Оно было таким чистым и белесым, как выгоревшая от солнца ткань.

Вокруг меня со всех сторон раздавался клекот чаек. Они держались на ветру и были совсем рядом, над самой моей головой. Крылья их почти не двигались, а двигались только клювастые головы. Птицы опасливо смотрели в мою сторону и ожидали, что я им что-нибудь подброшу.

Когда я огляделся, то увидел, что пирс был уже пуст, но по-прежнему сидел дядька с короткой удочкой и продолжал ловить морских собак. А мальчишки, наверное, убежали на берег показывать ракушку рапана.

К вечеру, набравшись тепла, мы его излучали.

Мы сидели на своем просторном балконе, и пили чай вместе с

только что принесенным карадагским медом. Смаковали каждую ложечку, разгадывая запахи необыкновенных цветов и соцветий, которые так разнообразно росли на отрогах Эчки-Дага.

– А откуда тот мальчишка, с которым ты так задружился? – спросил я у сына.

– Тот, который со мной рапана разглядывал?

– Да.

– Так это ж Максим. Он наш сосед.

– Сосед? – удивился я. – Вот странно, ни разу его не видел.

Сын пожал плечами, а жена подмигнула – мол, не расспрашивай, поговорим потом.

Как всегда мы спустились вниз к своей лавочке под инжирное дерево.

Сидели, молчали и прислушивались к замирающим голосам цикад.

Небо быстро темнело, и фиолетовые облака появлялись на нем, как огромные птицы. Они показывались из-за дальних холмов, а потом исчезали. Наверное, они долго летели сюда к краю земли, но долетев, поворачивали назад, будто пугались бездны моря.

С холмов шел звон. Тысячи трав, обратившись в сухостой, звенели на ветру и стеклянисто позванивали. Да-да, каждая травинка будто обретала голос.

– Вы только послушайте, послушайте… – шепотом говорил я.

Дети умолкали и вытягивали шеи, чтоб услышать.

– Слышу… – отзывалась первой дочь.

– А я ничего не слышу, – напрягаясь изо всех сил, говорил сын и тут же вскрикивал: – А теперь и я слышу!

– Как думаете – что это? – продолжал свою игру.

– Это маленькие ангелы, которые летают с маленькими колокольчиками, – сразу ответила дочь.

Я рассмеялся от такой сказочной мысли.

Сын лишь пожимал плечами и молчал.

Звон нарастал и утихал вместе с порывами ветра. Мы даже забыли про хоры сверчков, мы только слушали, как поют растения.

Вдруг сын присмотрелся к моей руке, которая была в кармане куртки и глаза его блеснули от догадки.

– Ага! Я знаю, знаю, что это звенит!

Ничего не поделаешь, надо было разоблачаться. Да-да, это был обыкновенный рыболовный звоночек, который я нашел в тот день на пирсе. Я вынул его из кармана, и мы все громко рассмеялись.

– Ты нас опять дурачишь, папа! – обижался сын.

– Нет, не говори так, – защищала меня дочь. – Папа нас не дурачит, он нас радует!

– Именно! – сказал я и от прилива чувств поцеловал дочь в ее умный и загорелый лоб.

Небо уже потемнело и мы с детьми отправились к морю.

Над нами трепетали тучи летучих мышей, но только мы вышли на открытый простор, они тут же исчезли.

Стало тихо.

Даже моря не было слышно, ощущалось только его огромное влажное присутствие.

Мы присели на прибрежную гальку, теплую еще, не остывшую от зноя, и я опрокинулся на спину.

В небе подрагивала и чуть шевелилась тонкая паутина Млечного пути.

– Ма-акс! – вдруг позвал сын.

Я поднялся и увидел сидящего невдалеке от нас мальчишку. Его едва можно было заметить в темноте. Прижав к себе коленки, он неподвижно смотрел перед собой, будто о чем-то раздумывал.

– Иди сюда, Максим! – позвали дети.

Темная фигурка ожила. Мальчишка встал и направился к нам.

Максим подошел и, не проронив даже слова, сел рядом. Он, как и прежде, придвинул к себе коленки, обхватил их руками и продолжал смотреть на море – сосредоточенно и неотрывно.

«Почему он здесь один?» – подумал я тогда.

Тем временем море начинало раскачиваться и волноваться. Наверное, в нем оживали огромные существа, которые поднимались со дна и всплывали на поверхность.

– Максим, а где твоя мама? – спросил я мальчишку, чтоб как-то его расшевелить.

Мальчик пожал плечами и отвернулся от меня в сторону. Я вдруг заметил, что на его щеке блеснула слеза. Совсем не по-детски, а как-то резко и порывисто, он растер ее на лице, чтоб никто не заметил. Я это понял и, честно говоря, пришел в замешательство.

Я хотел расспросить мальчишку, но сдержался, припомнив, что жена обещала мне обо всем рассказать.

Глядя на Максима, дети притихли. А он сидел и, наверное, никого не хотел замечать вокруг и от этого казался совсем не семилетним мальчишкой, а пожившим на свете старичком. Мне стало жалко его – маленького человечка, который сжался от прохлады и едва-едва сдерживал на губах дрожь. Это потому, что одет он был в легкую рубашонку. Я только сейчас это заметил.

– Возьми, Максим. Так будет тебе теплее, – предложил я ему свою куртку и он с охотой ее взял.

Я уже совсем не слушал море, я только поглядывал на мальчишку и думал о нем.

– Ой, смотрите, звездочка! – вскрикнула вдруг дочь, показывая

на небо. – И еще, и еще… Смотрите!

Звезды срывались, и, казалось, падали где-то совсем рядом. Их шипение было слышно близко-близко. Наверное, детям казалось, что нужно только встать и пройтись вдоль берега, чтоб найти упавшую догорающую звезду.

Я помню, как в эту пору много лет назад решил заночевать на берегу, чтоб увидеть, как поднимается солнце из моря. Персеиды летели прямо мне в руки. Сколько ж я тогда их наловил? Не сосчитать.

– Знаете, – обратился я к детям. – Если поймать звезду и загадать желание, то оно обязательно исполнится.

Дети замерли.

Максим вдруг повернулся и очень внимательно на меня посмотрел.

– Это правда? – спросил он, не сводя с меня глаз.

– Конечно, Максим, – ответил я, ни в чем не сомневаясь.

– Папа, ты опять все придумываешь, – разоблачал меня сын.

– Не-ет, это правда, – шла в мою защиту дочь.

– Ага, тогда почему вместо звездочки я под подушкой достал камушек в золотинке? – вдруг вспомнил сын.

Я только вздохнул от его слов. А ведь прошло три года, не меньше, после того случая.

Тогда была зима, и звезды были такими далекими. Они едва-едва светились из глубины зимнего неба, и мы с трудом их различали, рассматривая в окне нашей квартиры многоэтажного дома.

– Папа, поймай нам звездочку, – просили дети, перед тем как отправиться спать. – Мы сразу заснем. Честное слово!

Я поставил табурет к окну, встал на него, открыл форточку и протянул руку.

Дети, укрывшись с головой одеялами, зорко наблюдали за мной.

Они ожидали, что вот-вот сейчас на мою ладонь опустится с легким шипением звезда. Она будет прозрачной, как из легкого стекла.

– Папа, папа, покажи нам ее! Мы хотим видеть ее, – просили дети, когда я уже прикрывал что-то в руках.

– Не могу… – отвечал я.

– Почему?

– Потому что звездочка может высветиться.

Я подносил ее ближе к детям и они, вскочив с кроватей, смотрели на мои руки и немного прижмуривались.

– А можно потрогать? – спрашивал сын.

– Потрогай… – улыбался я и предупреждал: – Только не обожгись.

Закрыв от страха глаза, сын притрагивался к звездочке и быстро отнимал руку.

– Ну, как? – спрашивала дочь.

– Да, это звездочка, – с видом знатока говорил сын. – Но она совсем не горячая.

– Значит, остыла, – заключала она.

Я видел, я знал, в эту минуту детям хотелось о многом меня расспросить, но я лишь прикладывал палец к губам и они послушно шли в кровати.

– Папочка, положи звездочку под мою подушку, – просил сын и я исполнял его просьбу.

Вскоре дети засыпали.

Я сидел некоторое время возле них, а потом тихонько забирал «звездочку» и уходил. Но, однажды, «звездочку» я забрать забыл и сын, проснувшись, вдруг увидел, что вместо волшебной звездочки лежал только круглый камешек в золотистой обертке из-под конфет. Я помню, он проревел тогда целое утро и я никак не мог его успокоить.

– Хорошо, папа, – словно взрослый человек сказал сын, продолжая наш разговор, когда мы сидели у моря. – Можешь поймать сейчас звездочку, а мы придумаем желание.

Я, честно говоря, растерялся, но дочь меня выручила.

– А ты знаешь, как долго надо руки держать, чтобы поймалась звездочка?

– Сильно устанешь, пока дождешься, – подтвердил я.

– А что, разве с земли нельзя их насобирать? – задумался сын.

– Ха-ха! Одни только осколочки насобираешь, – отвечала дочь. – А надо поймать звездочку целую, без ущерба. Правда, папа?

– Да-да… Без ущерба, – подтвердил я и встал, потому что море все больше начинало раскачиваться и уже дышало на нас прохладным запахом своих глубин. Наверное, те огромные существа, которые проснулись, сейчас уже плескались во всю. На лунной дорожке то появлялись, то исчезали их огромные хвосты, плавники и спины. Мы смотрели на них и замирали от каждого их движения.

Под утро стало ветрено.

Ветер был упругий, сильный. Он легко поднимал мое парусиновое укрытие на балконе, где я обычно спал, словно это был купол парашюта или может быть воздушный шар, который хлопал, вырывался и стремился улететь в сторону кипящего уже моря. Наверняка, он хотел бы улететь, потащив за собой меня.

И я вдруг увидел себя летящим. Внизу земля, холмы с высокой травой, кромка берега…

– Дяденька, возьмите меня с собой, – кричит какой-то мальчик на берегу.

«А-а, Максим!» – догадываюсь я.

– А мама тебе разрешит? – кричу я в ответ.

– А, что там мама… – машет рукой мальчик.

Я кидаю ему веревку, и он цепляется за нее изо всех сил.

Я проснулся и открыл глаза от слов, которые услышал внизу почти у самих наших окон:

– Иди домой. Слышишь?

Это был очень требовательный голос женщины.

Потом наступила тишина. Гудел только ветер.

Кто бы это мог быть да еще в такую рань?

Хотелось встать и посмотреть.

Вдруг мою парусину резким движением ветра подняло вверх, и я увидел посреди двора еще совсем молодую женщину блондинку, в голубом платье, которую поддерживал приземистый мужчина в расхристанной белой рубашке. В руке он держал бутылку шампанского, которой размахивал в разные стороны, будто стремился удержать равновесие. Мужчина был пьян. Он был кавказец.

– Ну? Я жду. Ты идешь или нет? – опять строго повторила женщина, обращаясь к мальчику, который стоял напротив в одних только шортах, босиком и очень похож был на Максима. Конечно, это и был Максим! Он почему-то замер, как статуя и стоял с запрокинутыми вверх руками. Его мать – я догадался сразу, что это была она! – пыталась освободиться от рук кавказца и снова обращалась к Максиму:

– Ладно, стой, дрянь такая. Посмотрим, сколько ты так простоишь?! Посмотрим?!

Сказав это, женщина повернулась к кавказцу.

– А мы па-а-ашли, – громко рассмеялся мужчина, оголяя свои блестящие зубы и захватывая женщину в объятья.

– Да, мы пошли, – повторила женщина и добавила: – Но чтоб через пять минут ты был в кровати. Понял?

Максим не ответил. Он даже и не посмотрел в их сторону. Руки его согнулись, голова запрокинулась. Он стоял, смотрел вверх и что-то бормотал. Парочка направилась в дом. Но у входа они остановились, и мать Максима попыталась сказать что-то еще, но ее очень грубо обхватил кавказец и утащил в подъезд дома. Дверь за ними захлопнулась резко и громко.

Глядя на эту сцену, я припомнил свой сон и то, как отчаянно махнул рукой мальчишка: «А, что там мама…». Нет-нет, его мать совсем не была похожа на горькую пьяницу, да и гулящей она, может быть, не была… По виду не скажешь так.

Что–то еще говорила женщина, я слышал это, она даже вырывалась из рук кавказца, потому что дверь внизу открывалась и закрывалась, но ветер вдруг со всего размаху захлопнул мою парусину и я ни видеть, ни слышать уже ничего не мог.

Я тотчас вскочил и быстро оделся.

Утреннее небо светлело быстро. Тучи, которые в серой мгле ночи казались такими грозными, вдруг растворялись, уходили вверх и становились легкими, прозрачными тенями. Сквозь них виднелось совсем беззвездное небо.

Максим по-прежнему стоял посреди двора с запрокинутыми руками. Он вытягивался изо всех сил вверх, будто хотел там что-то достать, может быть очень нужное и важное ему.

Нетрудно было догадаться что именно.

Я приблизился к мальчику и едва уловил его шепот: «Звездочка, упади, звездочка упади, прошу тебя… Я хочу, чтоб папа вернулся, чтоб мама…Чтоб бабушка приехала к нам… Чтоб все было как раньше…”.

Я стоял, слушал, и сердце мое сжималось от волнения и страха. Честное слово, мне так хотелось, чтоб именно в эту минуту произошло чудо, но чуда быть не могло, и я это знал, не знали только мои дети и этот мальчишка, к тому же небо было уже утренним и звезды на нем совсем исчезли.

Я взял руки мальчика и опустил их вниз. К счастью, он не испугался. Он весь дрожал.

– Максим, – сказал я, стараясь говорить ровно. – Уже утро и звезды не падают.

– Правда? – вздохнул мальчик и с облегчением развернулся ко мне.

Лицо его было в слезах. Губы дрожали. А из носа текли ручьями сопли.

Я прислонил к себе мальчишку и только тогда понял, что он не продрог, а замерз до самых костей.

– Значит, в другой раз, в другой раз, – говорил себе Максим, и прятал свое лицо на моем плече.

«Пусть так, – думал я и облегченно вздыхал. – Пусть будет в другой раз. К другому разу я что-нибудь придумаю. Ну, например, что звездочку только взрослый может поймать… Да, мало ли!».

Мы подошли к скамейке и Максим, будто упал на нее. Домой идти он не собирался, и я знал почему.

– Послушай, пойдем к нам, – предложил я. – Напою тебя чаем с медом.

– Не-ет, – замотал головой Максим. – Я спать хочу.

Мы тихо поднимались на второй этаж по деревянным ступенькам, изо все сил стараясь не скрипеть.

Я открыл дверь, и мы вошли.

Дети и жена спали на одной кровати, и мы с Максимом прошли мимо них почти на цыпочках, прямо на балкон.

Мальчик сразу забрался под одеяло моей постели и, накрывшись с головой, утих.

Потом он раскрылся и уже сквозь сон сказал «Спокойной ночи».

Я подошел к мальчишке. Он дышал ровно и уже совсем успокоился. На виске его подрагивала и билась синяя жилка, а лицо пахло ночной свежестью.

Сколько ж он простоял на ветру? Наверное, всю ночь.

– Спокойной ночи, Максим, – сказал я и укрыл одеялом его голову.

Уже было совсем утро.

Верещали птицы.

Мой парусиновый полог утих, и его сейчас просвечивали розовые лучи утреннего солнца. Он был, как алый парус… Я распахнул его наполовину и сел за стол.

Вдали прояснели горы. Уже обозначились на них перелески, кустарники, скалистые отроги. Небо выгнулось и было похоже на внутренность гигантской

морской раковины – розовой внутри. И это было действительно так, потому что в раковине неба так оглушающе отзывался то убывающий, то опять набирающий силу шум моря: фф–ф-фу-у-хххх… фф-ф-фу-у-ххх…

фф-ф-фу-у-ххх…

Я сидел напротив уснувшего мальчика и рассматривал случайно

залетевшую ко мне мохнатую ночную бабочку. Бабочка крепко спала и совсем не обращала внимания на то, как я осторожно и аккуратно растопыривал ее мохнатые крылышки, пытаясь разглядеть узорчатый и чудный рисунок.

Я проснулся от свежего запаха фруктов.

Они стояли на столе, прямо передо мной – сливы, персики, груши, виноград. Я поднял голову и сразу увидел перед собой записку. Жена писала: «Папочка, просыпайся скорее. Кушай фрукты. Мы на нашем месте. Приходи».

Уже вовсю светило солнце и верещали цикады.

Становилось жарко.

В воздухе плавал растопленный запах кипариса.

Я протянул руку к сливе и долго рассматривал ее лиловый цвет. Она была еще в белесой дымке, в каплях влаги. Наверное, жена уже с утра успела сходить на рынок, а я проспал тут прямо за столом.

И тут я вспомнил про Максима.

Кровать моя была аккуратно застелена – мальчишки не было.

Представляю, как удивились жена и дети, когда увидели его в кровати, а меня спящим за столом.

«Они забрали его к морю и правильно сделали, – подумал я тогда. – А мать пусть спит в обнимку с кавказцем».

Меганом был сегодня сказочно красив. Солнце просвечивало его насквозь.

С моря дул крепкий ветер и я, расставив ему навстречу руки, чувствовал, как он меня поднимает. Я стоял и будто парил над пирсом, глядя на дальние холмы гор и ровные плато на них.

– Папа, мы тебя зовем, а ты нас не слышишь, – потянул меня сзади сын и я приземлился.

– А я вас искал и не нашел.

– Мы вон там, в тени.

Я посмотрел и увидел дочь и жену, сидящими под навесом.

– А где Максим? – спросил я.

– Уехал Максим, – сказал сын.

– Как уехал?! – чуть не вскрикнул я.

– Уехал… – пожал плечами сын. – Его мама сказала, что им надо ехать домой, поэтому они сели в машину и уехали.

– А ты хоть с ним попрощался?

– Нет, не успел, – сказал сын и убежал.

Я подошел к жене, которая держала в руке гроздь сладкого винограда и протягивала мне.

– Что-то случилось? – спросила она, глядя на меня.

Я старался не подавать виду и замотал головой.

– Я вижу, что-то случилось…

– Да, случилось, – признался я и отвернулся.

Вдруг, из-за спины я услышал хрипловатый голос дяденьки, ловца морских собак. Он подошел к нам и спрашивал:

– Вы случайно не находили рыболовный звоночек? Потерялся… Зрение у меня слабое, поплавка не вижу, а звоночек выручает.

Дети посмотрели на меня.

– Ах, это ваш? – догадался я и ударил себя по карманам. – Я вчера находил какой-то на пирсе.

– Так это ж мой и есть! – обрадовался дяденька.

– Я сейчас, сейчас принесу его вам, – бормотал я, вспомнив, что оставил звоночек дома в кармане куртки.

– Не торопитесь, я могу подождать.­

– О, нет, нет, я его принесу прямо сейчас, – сказал я и махнул жене рукой.

Я шел, а скорее бежал к нашему дому, сцепив зубы.

«Эх, бедный ребенок, – говорил я себе, думая про Максима. – Теперь он будет каждую ночь обливаться слезами, поверив в ту красивую чушь, которую я наговорил. И никто, никто не переубедит его, потому что в этом вся его надежда».

Я забежал в подъезд дома и дернул ручку двери, где жил с матерью Максим. Зачем? Я так хотел, чтоб вышла ошибка. Я надеялся на это изо всех сил и когда в двери отозвались, я обрадовался и уже ликовал, когда мне открыли.

– Вам кого? – спросила женщина.

– Максим… Мне нужен ваш сын, Максим…

– Но у меня нет сына, – вежливо улыбнулась мне женщина. – Мне, кажется, вы ошиблись. Мы только въехали.

– Ой, простите… – проронил я и развел руками.

Подымаясь к себе, я подумал, что женщина, открывшая мне дверь, была очень похожа на мать Максима.

Когда я подходил к пляжу, то увидел, что дяденька терпеливо

поджидал меня, устроившись с женой и детьми под навесом. Он размахивал руками и что-то громко рассказывал. Наверное, о том каких собак ему удавалось поймать?

«Все же лучше про морских собак врать…» – подумал я тогда.

Дети слушали, смеялись, а жена только улыбалась, округляя глаза.

«Разве интересно слушать враки, да?» – хотелось закричать во весь голос, но я сдержался.

– Возьмите… – протянул я дяденьке его колокольчик и сразу ушел на пирс.

Я пробыл на нем почти целый день, время от времени окунаясь в море.

Остаток отдыха я читал пухлый детектив. Как он назывался, о чем? Не помню.

Я вставал рано утром и уходил на пляж. Брал топчан и задремывал на нем до той поры, пока вокруг меня не собирались отдыхающие. Воздух вокруг становился жарким, липким, наполненным криками детей. Я пробуждался, и с тяжелой головой направлялся к пирсу. Здесь меня спасали ветер и море.

Ловец морских собак всякий раз приветствовал меня и показывал только что выловленную добычу. День ото дня они попадались ему все крупнее, и меня каждый раз подмывало спросить: не ест ли он их и каковы они на вкус?

– Что с тобой? – спрашивала жена, когда разыскивала меня на пляже. – Дети говорят, что папа стал какой-то грустный… Да и я вижу…

– Нет–нет, все нормально, – отвечал я, стараясь улыбнуться.

– Правда? Ты ведь так хотел сюда приехать, тебе так хотелось вдохнуть этот воздух… А получается…

Я с облегчением захлопнул детектив, дочитав до конца, и сказал:

– Надо ехать домой. Ты ведь знаешь, там ждут дела.

С детьми мы совсем забыли собираться возле нашей скамейки под инжирным деревом. Будто все наши разговоры, рассказы и истории потеряли смысл. Мы не слушали больше пение растений, не смотрели на луну и не прислушивались к тому, как позвякивали созвездия. Дети внимательно поглядывали на меня, а я старался занять себя чтением или разбором своих рабочих бумаг, которые захватил с собой.

Меня тянуло домой, и я каждый день доставал карманный календарик и вычеркивал в нем даты жирным шариком. Я почему-то был уверен, что так можно поторопить время, а еще я был уверен, что обязательно разыщу мальчишку, потому что он жил в том же городе, что и мы.

Приехав домой, я был захвачен потоком дел.

Я приходил поздно, а уходил рано и почти совсем не видел детей, а дети меня. Заходил я к ним, когда они уже давно спали. Тогда я садился к кому-нибудь на кровать и слушал их тихие вздохи и сонное бормотание.

Но в тот вечер я пришел рано. Что-то удалось тогда на работе, и это был вполне разумный предлог взять день отдыха, забыть про все и оторваться куда-нибудь с семьей в лес или на речку. Ничего этого я не сделал. Я даже не подумал купить бутылку вина, чтоб посидеть вместе с женой, смакуя ее прекрасный ужин. Я заходил в дом, снимал сумку, набитую бумагами, вешал плащ, снимал пиджак, развязывал галстук, мыл руки и садился к столу.

Это была правда – я поскучнел и забыл радоваться жизни по разным ее поводам, даже по тем мелочам и пустякам из которых она по большей части состоит.

Итак, в тот день дети были в своей комнате. Я тихо зашел к себе и открыл настежь окно.

Уже был поздний сентябрь. Город весь погрузился в сладкие дымы осенних листьев. Тянуло прохладой. Это были последние дни бабьего лета – сухие, прозрачные, чистые.

В небе догорали облака. И теперь они были так похожи на дальние берега, на острова.

И тут я вспомнил Отузы.

Я вспомнил, что небо у моря в эту пору заката округляется больше обычного и становится похожим на внутренность огромной морской раковины, в которой гулко раздается прибой.

Эх, так припомнилось море и вкус его воды.

Припомнились звезды.

Я вспомнил того мальчишку и услышал его шепот, увидел заплаканное его лицо.

Где он, что с ним сейчас?

Я так хотел его разыскать, но оказалось, что жителей в городе с такой фамилией неисчислимо много. Тяжело было думать, что еще одной разбитой маленькой жизнью стало на свете больше.

Я обернулся и заметил, что подошла жена. Она улыбалась и, прислонившись ко мне, сказала:

– Я знаю, о чем ты думаешь.

– О чем?

– Ты думаешь про море и Отузы.

– Точно, – сказал я. – Там я думал про дела, а здесь думаю про море. Сложно тебе с таким человеком жить?

– Сложно, конечно. Особенно, когда он приходит с работы насупленный, строгий и забывает рассказывать детям сказки.

– Да уж, нарассказывался… – вздохнул я и увидел, как жена только рассмеялась от моего вздоха.

Мы стояли так, обнявшись, и смотрели на синие дымы города, на свет огней в ближайших домах, на гаснущие острова облаков. Я вспомнил, как мы с детьми все время сбивались считать звезды. Бегали по побережью, пытались поймать хоть одну звезду, а они падали со всех сторон, но в руки не попадались.

– Знаешь, все хотела тебе рассказать, – заговорила жена, и было видно, что говорить ей было приятно. – Ты ведь помнишь того мальчишку в Отузах?

– Максима, что ли? – удивился я.

– Ну, да, Максима. Так вот, Максим предавал тебе большой-большой привет.

– Мне? Привет?

– Да-да, именно тебе. Хотя я очень удивилась… Вот, у меня их телефон.

Я взял бумажку и обратил внимание, что телефон был написан взрослой рукой.

– А кто это писал? – спросил я.

– Ой, это ж самое главное, – спохватилась жена. – Он ведь был со своими родителями. Знаешь, я поняла, что все у них в семье наладилось, потому что они были все вместе.

Я не дослушал жену. Мне так вдруг захотелось подпрыгнуть, как тогда, когда я летел к морю. И чтоб брызги вслед радугой, и чтоб ветер в лицо, и чтоб прозрачный, волшебный Меганом был ясно виден, и дуга Лисьей бухты, и отроги Эчки-Дага…

Я зашел в комнату к детям.

– Ой, папа! – бросился ко мне сын, натягивая пижамные штанишки. – Мы так за тобой соскучились!

Я обнимал детей и крепко прижимал к себе, будто после долгой разлуки.

– Папа, а ты уже закончил на работе что-то трудное? – спросила меня дочь и лукаво переглянулась с сыном.

– Конечно, закончил, – ответил я.

– Но ты, наверное, устал, папа? – спрашивал сын.

– Что вы задумали, говорите? Хотите, чтоб я сказку вам рассказал?

– Не-ет! – в один голос ответили дети. – Мы хотим, чтоб ты поймал нам звездочку.

Меня будто волной подняло.

– А вы знаете, – признался я детям. – Именно это я хотел сейчас и сделать.

Дети побежали к своим кроваткам. Они укрылись и, высунув головы, внимательно за мной наблюдали.

Я подошел к окну и раздвинул шторы. В небе уже покачивалась звездная люстра, наполняя холодный осенний воздух чистым, тонким светом.

Я открыл окно и прислушался. Время от времени доносился ко мне тонкий, едва уловимый перезвон, а потом что-то отделялось от него и летело вниз, на землю с замирающим звуком. Я протянул вперед руки и тотчас почувствовал, как на ладонь легко осела яркая и прозрачная звезда. Она была совсем не горячей, а, наоборот, холодной и такой хрупкой, как огромная снежинка.

Руки мои дрогнули в ту минуту, пальцы онемели. Я очень боялся уронить звезду. Мне казалось, что сейчас вот-вот потянет ветерок и звезда улетит или потеряет свой цвет, свою форму, свое сияние.

Я осторожно внес ее в комнату, и она тотчас же осветилась ярким свечением.

Дети вскочили с кроватей и замерли.

– Папа, папа, ты поймал звездочку, настоящую звездочку! – захлебываясь от восторга, кричал сын.

– Тихо! – строго сказал я, прищуриваясь от яркого света. Я поднес звезду к детям близко-близко, чтоб они могли ее хорошенько рассмотреть, а потом, как волшебник, полушепотом сказал им: – А теперь, дети, можете загадывать желания.

Олег Полствин

* Нижний Отуз или Приморский Отуз — посёлок на юго-восточном побережье Крыма у подножия горного массива Кара-Даг.

* Эчки-Даг – горный хребет на берегу Чёрного моря, в районе Лисьей Бухты.

** Меганом – мыс, а скорее полуостров чуть восточнее Судака. Выдается далеко в море. Если смотреть на него со стороны вершин Эчки-Дага то вид его впечатляет и завораживает на всю жизнь.