ПОСТИЖЕНИЕ ГОГОЛЯ

Опубликовано: 1 июня, 2009

Роман МАНЕКИН

«Очень, братцы, нам нужны
Гоголи, да Щедрины.
Щедрины, да Гоголи,
А не гоголь-моголи!»

Гоголь-Яновский. Николай Васильевич. Автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Ревизора», «Шинели», «Мертвых душ», и прочая, прочая, прочая. По одной из версий — потомок гетмана Скоропадского. Внук Афанасия Демьяновича Гоголя — полтавского «дворянина», писавшего о себе, как о выходце «з польскои нации». Нежинский гимназист (точное название: Гимназия высших наук им. князя А.А. Безбородько»), почти лицеист (первого выпуска). Старосветский помещик (200 душ). Самодеятельный актер гимназического театра. В юности — поэт-графоман, подражатель Хераскова и Бестужева-Марлинского. В ранней молодости — мелкий петербургский чиновник. Историк-самоучка. Драматург и сын драматурга (выпускника Киевской академии). Однокашник Данилевского, Прокоповича, Кукольника. Знакомец Ореста Сомова, Дельвига, Плетнева, Свиньина. Младший современник и личный друг Жуковского и Пушкина. Приятель Погодина, Максимовича, Щепкина, Аксакова. Протеже Лонгиновых, Балабиных, Васильчиковых, Розетти (Россет). Одно время, правда, крайне недолго! — по рекомендации Фаддея Булгарина — сотрудник III отделения Его Величества Тайной канцелярии. По случаю — лектор Патриотического Института. Неудачливый университетский преподаватель (боролся за кафедру в Киеве, при поддержке Уварова, Жуковского и Пушкина получил ее в Петербурге, но на академической стезе не удержался: уволен «по случаю преобразования Санкт-Петербургского университета»). Как и Пушкин, — любимец Николая I. В конце жизни — крайне религиозный человек и, одновременно (по мнению некоторых), — гностик. Подобно героям Марка Твена, в первые годы пребывания в Петербурге пытался бежать в Америку. Добрался, однако, только до Любека. Некоторые современники называли Гоголя сумасшедшим. Практически все упоминали о его невероятном самомнении, склонности к «пророческим» высказываниям, о неуравновешенности, мнительности, скверном раздражительном характере. Умер Гоголь весьма странной смертью: по мнению близких (вопреки прямому указанию духовника) сам себя уморил церковным постом. Последними словами Н.В. Гоголя были: «Как сладко умирать»! Похоронен в Даниловом монастыре. В годы Советской власти, перезахоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Любопытно, что когда гроб вскрыли, обнаружили только фрагменты скелета, что дало пищу слухам о том, что Яновский-Гоголь якобы был захоронен заживо: будто бы он заснул летаргическим сном, проснулся в гробу и умер от ужаса и удушья. В 1930-е годы Гоголь был признан официальным советским литературоведением, как классик русской литературы. Памятники «птице-Гоголю» были воздвигнуты по все стране: от Бульварного кольца в Москве до местечка Большие Сорочинцы на Полтавщине. А, все же, надгробный камень с могилы Гоголя на погосте Данилова монастыря был утерян! Его случайно обнаружила вдова Михаила Булгакова (прообраз ведьмы из «Мастера и Маргариты»), выкупила и установила на могиле покойного мужа! (Каково-то автору «Дьяволиады» лежать под чужим памятным знаком?). Начиная с 1930-х годов, произведения Николая Васильевича Яновского-Гоголя включены в список для обязательного чтения всех советских учреждениях среднего и высшего образования. ЮНЕСКО объявило 2009 — годом Гоголя. Российская Федерация отметила 200-летие со дня рождения Гоголя учреждением музея писателя (на Никитском бульваре в Москве), выпуском на экраны двух художественных фильмов (Владимира Бортко «Тарас Бульба» и Натальи Бондарчук «Гоголь. Ближайший»), многочисленными театральными постановками, выставочными проектами и литературными фестивалями.
Так кто он, этот Николай Васильевич — странный человек, с ниспадающими до плеч прямыми волосами, клювообразным птичьим носом, шаркающей походкой, невероятным самомнением и — периодически — с безумными фантазиями в духе немецкого романтизма? Кто он: безумец, пророк, литературный гений или пошлый мистификатор? В современных масс-медиа чаще почему-то задаются другим вопросом: «а кем был Гоголь по национальности»?
Из пресс-релиза ИА «Kommentarii.ru»: «Согласно данным опроса, проведенного по заказу украинского филиала российского Института стран СНГ, большинство граждан Украины считают Гоголя «своим» писателем, при этом 22,9% граждан признают его писателем исключительно украинским. По результатам исследования, 38,9% украинцев считают, что Гоголь «и русский, и украинский писатель одновременно». Большинство украинцев (59,3%) полагают, что 200-летие со дня рождения Гоголя необходимо отмечать на официальном уровне, не согласны с этим 26%, остальные либо затруднились, либо отказались отвечать на данный вопрос. Идею праздновать гоголевский юбилей в России и Украине поддержали совместно 58,7% опрошенных. В рамках подготовки к 200-летнему юбилею Николая Гоголя, украинские власти решили все произведения писателя, перевести на украинский. При этом они собираются вычеркнуть в его текстах слова, относящиеся к России».
И действительно, кем же он был, Николай Васильевич Яновский-Гоголь: поляком, малороссом, великороссом? А, быть может, немцем? (Вспомним, что его первым крупным произведением была романтическая идиллия «Ганс Кюхельгартен»!) Французом? (Гоголь искренне восхищался Парижем и не принимал Французскую революцию!)? Или итальянцем? (Кто не знает, значительную часть жизни Гоголь прожил в Риме!) Или космополитом, «человеком мира»? (Рим, Париж, Ницца, Франкфурт, Дюссельдорф, Неаполь, Константинополь и даже Палестина — да, где угодно жил Гоголь, только что не в родной Полтаве!) Или, все-таки, он — украинец? (Одно время он видел в Киеве «Новые Афины»!)
А знаете, я, например, очень люблю эту песню Глушко и Рыбникова. Помните?
«Куда подевался мальчик, которым я был когда-то?
Скажите, долгая старость — награда или расплата?
Где умирают птицы? Сколько лет сентябрю?
Понимает ли море, то, что я говорю?
О чем молодая листва поет весеннему бризу?
Откуда является смерть — сверху, или же снизу?
Кто там рыдает в ночи: человек или птица?
Как зовется звезда, которая тебе снится?»
Вот интересно, а кому-нибудь приходит в голову «исследовать» национальность поэта Глушко? А почему, то есть не приходит? А кем по национальности был Омар Хайям? А поэт-пророк Мухаммад? (Впрочем, об этом хорошо известно: араб из племени курайш!) А Уильям Шекспир? А вы слышали легенду о том, что рыцари «Круглого стола» знаменитого короля Артура, на самом деле, по национальности были сарматами (якобы в ранее Средневековье большой отряд донецких сармат поступил на военную службу к «загнивающим» римлянам и был переправлен ими на «Туманный Альбион»)? А, интересно, большой художник вообще может принадлежать одной стране, или он принадлежит сразу всему человечеству? И за какие реальные или мнимые прегрешения творческое «я» именно Яновского-Гоголя пытаются посмертно разнести по национальным могилам?
И, кстати сказать, а как вы думаете, какие именно литературные обстоятельства делают писателя значительным? Вот, скажем, Василий Шукшин. Как, по вашему, этот художник был признан творчески значимым только потому, что ходил по Москве в мятых сапогах с несвежими портянками, «изобрел» новый стиль прозаических сочинений, или оттого, что первым в отечественном кинематографе «открыл» тему «зоны» в «Калине красной»? Или, например, Есенин. Что сделало Есенина — Есениным? Его любовные приключения и хулиганские «истории», пасхально-лубочная тематика первых московских стихотворений, чистый пронзительный тон «Клен ты мой опавший», или глубочайший трагизм «Черного человека»?
В общем, не знаю, как вам, но мне лично кажется, что литератор — это тот человек, который, акцентируя внимание на повседневном и обыденном, своим голосом и своим талантом умеет поднять человека к высотам Человеческого Существа и Существования в Мире. А, если это так, то скажите, что в этом процессе — процессе восхождения слабого человека к Главному — важнее: детали, в который погружает нас писатель, обстоятельства литературной карьеры (в том числе, и круг его делового и творческого общения), данный Богом талант, или степень «погружения» в безмерную глубину человеческой природы?
Вот, разрази меня Бог («Шаб черти б меня взяли!» — как сказал бы Николай Васильевич Яновский-Гоголь): НЕ ЗНАЮ!
Между тем, хорошо известно другое. В начале 1830 года в «Отечественных записках» популярного российского издателя Павла Свиньина был впервые опубликован небольшая повесть малоизвестного малороссийского литератора «Вечер накануне Ивана Купала» и на следующее утро, как говорят в таких случаях, автор проснулся знаменитым. А между прочим, Николаю Гоголю в этот момент исполнилось всего-навсего 21 год. И юноша отнюдь не был уверен в своих литературных способностях. И потому, кстати, рассказ от первого лица в «Вечерах», сделавших его знаменитыми, «передоверил» своему деду: «Рудому Паньку» (Панько, по-украински, это — Афанасий; нетрудно проследить связь между дедушкой Гоголя, Афанасием Демьяновичем и образом Пасечником из первых повестей Н.В. Гоголя!).
Почему я об этом говорю? Да, потому, что, на самом деле, помимо природного таланта и литературного опыта, громадное значение для творческой карьеры любого гуманитария имеют окружение и «интеллектуальные моды»… Вот, скажем, Сервантес. Или Кафка. Или Шопенгауэр. Как известно, к первым двум замечательным писателям литературное признание пришло после смерти. А вот Ницше познал славу сумасшедшим (его труды, говорят, тщательно «редактировала» младшая сестра). А, скажем, Шопенгауэр обрел известность на излете жизни, когда из розовощекого юноши превратился в вечно брюзжащего старика, каким мы его встречаем на страницах «Мира, как воли и представления». И отчего же, скажите на милость, к Сервантесу, Кафке, Ницше и Шопенгауэру признание пришло так поздно? Быть может, они — много бесталаннее Н.В. Гоголя? Вот уж, не знаю! Ну да, разумеется, ни немец Кафка, ни испанец Сервантес не могли похвастаться такими литературными связями, как Николай Васильевич Яновский-Гоголь, который уже на первых шагах своей литературной карьеры сумел заручиться поддержкой таких «светочей» российской словесности (а их в тот момент было, ой, как немного!), как В.А. Жуковской и А.С. Пушкин. Ни Сервантес, ни Кафка, ни Ницше при жизни не могли причислить к сонму своих поклонников таких могущественных властителей, «европейский жандарм» Николай I! Но разве дело только в связях? Медичи и Борджиа десятилетиями собирали у своих престолов лучших итальянских гуманистов, но только единицы из них оказались гениями мирового масштаба.
Так вот… Хоть убейте (хоть обвините в реанимации «соцреализма»), но, как по мне, то природа литературного успеха Яновского-Гоголя была напрямую обусловлена тем непреложным обстоятельством, что основными сюжетными линиями своих произведений писатель ТОЧНО попал в интеллектуальные моды первой половины XIX века. Гоголь сумел отреагировать на литературные, социальные и политические ожидания образованного класса имперской России и именно поэтому стал великим! И ровно по той же причине, изначально отмеченные бесспорными литературными талантами, произведения Сервантеса, Кафки, или Шопенгауэра долгое время пребывали «за скобками» литературного и философского процессов. Кафка и Шопенгауэр ОПЕРЕДИЛИ свое время. Гоголь же явился на литературной арене очень ВОВРЕМЯ!
Кажется, Х.-Г. Гадамер в «Актуальности прекрасного» писал, что плод творческих усилий автора становится произведением искусства, только в тех интеллектуальных лакунах, которые a priori сформированы латентным гуманитарным «ландшафтом» (за точность цитаты не поручусь, но за смысл готов отвечать!). И в этом смысле «малороссийские повести» Николая Васильевича Яновского-Гоголя буквально «пронзили» петербуржский литературный и политический «бомонд», как кухонный нож разрезает сливочное масло! А все дело в том, что именно на срезе 1820-1830 годов русская литература, как литература не узкорусская, «величальная», «ходульно-научная» и «салонно-манерная» (вечная вам память, литераторы Ломоносов, Тредиаковский, Херасков, Державин и даже Денис Давыдов!) в этот период уже миновала апогей своего становления. Пушкин сравнивал себя с Байроном, переводил латинян и французов, рифмовал сказки нянюшки Арины, а в это время пласт собственно общерусской литературы был крайне маломощным (вспомним, все эти сказки о богатыре Черноморе, Лукоморье — береге Азовского моря, Снегурочке — приемыше берендеев: ираноязычных племен, обитавших во времена ОНО в верховьях Верхнего Торца, о Тюльпановом дереве — им и пой сей день могут полюбоваться отдыхающие в Большом Сочи!) За исторически короткий промежуток времени — от Ивана III до Екатерины II — Россия из маловлиятельного азиатского царства выросла в огромную мировую Империю. А вот литературы ИМПЕРСКОЙ в России XIX явно не хватало! Причем, эта новая литература остро нуждалась в писателе, что называется, «от сохи». Не вполне, впрочем, «народном писателе», но писателе «о народе» (народе желательно этнически близком великороссам, но все же, «ином», «самобытном»). Вот как потешно, кстати, интерпретирует это очевидное обстоятельство современные украинские литературоведы: Гоголь якобы был нужен России, для того, «чтобы поднимать из азиатской забитости северного соседа, который уже нарастил физические бицепсы, но чувствовал интеллектуальную и культурную ущербность, сталкиваясь с европейскими народами». (Это — цитата из «трудов» профессора Киевского национального университета В. Яременко). А вот интересно, кстати, а как велики были различия между «великороссами» и «малороссами» в первой трети XIX столетия? Разные исследователи отвечают на этот вопрос по-разному! Но то обстоятельство, что литературная жизнь (и даже церковная литература!), формировавшиеся в ближайшей видимости Днепра, были, по преимуществу, провинциальными, у добросовестных литературоведов, пожалуй, сомнений не вызывает! Литературная жизнь в Малороссии была вялой (и в самом деле, а кого здесь можно вспомнить?; ну, Иван Котляревський с его «Энеидой» и «Москалем-Чаривником», ну, Гулак-Артемовский с его «Паном и собакой», ну, Квитко-Основьяненко с его «Приезжим из столицы», — подражание Гоголю! — вот, пожалуй, и все! Все ХАРАКТЕРНОЕ в украинской литературе началось десятилетиями позднее!). А, между тем, имперский Петербург остро нуждался в самобытных литераторах. Так остро, что даже возвел на литературный Олимп неудавшегося художника Тараса Шевченко, написавшего несколько несовершенных стихов на плохом украинском!) И вот таким, востребованным российской ИМПЕРСКОЙ литературой писателем, и стал, на мой взгляд, недавний сотрудник III отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии и — чуть позже! — «помощник столоначальника третьего стола» Департамента уделов Николай Васильевич Яновский-Гоголь!
А теперь давайте спросим себя: много ли знал двадцатидвухлетний «малороссийский» литератор об исторической Украине? А разве юный Гоголь, подобно вышеупомянутому арабу Мухаммаду, к моменту написания своих «малороссийских» повестей объехал с обозами весь родной край? Или, скажем, участвовал в политической жизни своей малой родины? А может, он, или его родные занимались на Украине тем, что сегодня называют «серьезным бизнесом»? Или Гоголь — из потомственных краеведов? (В любом из этих случаев знание истории родного края гарантировало бы молодому человеку житейское преуспевание!) А что мы знаем об этом из биографии Н.В. Гоголя? Так… Хутор на Полтавщине, босоногое детство; Нежин и школьные шалости; ранний уход из жизни отца, Петербург… ВСЕ!!! Широко известно питерское письмо Гоголя к матери, в котором молодой человек просит прислать ему денег, а также сведения об украинских обычаях, преданиях, костюмах: в общем, «записок, ведённых предками какой-нибудь старинной фамилии, рукописей стародавних». Не менее характерно, что в 1832 году, на пике широкого признания российской литературной общественностью, Гоголь крайне безрадостно отзывался о родной Полтавщине, куда его «занесли» перипетии незадавшейся академической карьеры.
Да нет, «шановнi друзi», угомонитесь! Ни в 1829, ни в 1830, ни в 1832 годах ничего о любезной его сердцу неньке-Украине Николай Васильевич Янковский-Гоголь толком не знал, и знать не мог! Да, в Петербурге он вращался в узком кругу выходцев из Малороссии. Но это были такие же молодые искатели счастья, приехавшие в столицу Империи делать карьеру, как и сам Гоголь. Гоголь переписывался с матерью и избранными друзьями? А как же! А много ли знала об Украине его замкнутая в тухлом мирке хуторской жизни и вечном безденежье мать блестящего писателя? И, тем не менее, Гоголь взялся за «Тараса Бульбу»! Говорят, что в основу «Тараса Бульбы» Гоголь положил историю крестьянских выступлений 1637-1638 годов, под предводительством Гуни и Острянина. Предполагают также, что в процессе работы над романом писатель использовал дневники польского очевидца этих событий войскового капеллана Симона Окольского. А вы читали, кстати, сами дневники Окольского? И много ли в «Тараса Бульбу» попало из этих дневников? А что делать? Литература — «материя» художественная! Гоголь записывал «Тараса Бульбу», зная о запорожском казачестве примерно столько, сколько француз Виктор Гюго и англичанин Джордж Байрон знали о реальном гетмане Мазепе! То есть практически ничего! Что, впрочем, чуть позднее вполне грамотно оценили украинские историки, «прокатив» пана Янковского на выборах на кафедру истории Киевского университета!
А что же, на самом деле, питало — спросите вы — творческую фантазию автора «Миргорода»? В общих чертах, сегодня ответ на этот вопрос уже известен! Вы слышали о так называемых «казацких летописях»? Дело в том, что в первой половине XIX века в российских и европейских литературных салонах широкое хождение имели многочисленные «казацкие байки», лучшим представителем которой явилась гениальная мистификация XIX века, известная под названием «История руссов или Малой России». Автор этого сборника политических анекдотов не известен и по сию пору. Одни исследователи приписывают его архиепископу Белорусскому Георгию Конискому, другие упоминают в этой связи имя Григория Полетики. Сегодня, пожалуй, уже общепризнано, что «История руссов» явилась своего рода «социальным заказом» антироссийски настроенной части восточнославянского этноса, которая не сумела вписаться в российскую имперскую действительность (подробнее об этом — см. прекрасное исследование Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма»). Не суть! Важно другое! Важно, что, опираясь на лубочные картинки «Истории руссов», о РЕАЛЬНОЙ истории Украины судили такие светочи российской словесности, как А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, разумеется, Н.В.Гоголь, и — уж тем более! — Т.Г. Шевченко (помните? «и вражью злою кровью волю окропите!» это ведь о «москальской» крови было сказано!)
Однако к чести литератора Янковского-Гоголя нужно отметить, что из баек a la «История руссов» он взял только внешний антураж своих литературных экзерциций: синие жупаны, алые шальвары, кривые ятаганы, проч. А вот сюжетные линии гоголевских произведений — и, особенно, ранних! — были выстроены в жесткой корреляции с текущими нуждами имперской внутренней политики. Впрочем, судите сами! Тарас Бульба в интерпретации Гоголя — отчаянный борец за «веру православную». А, скажите на милость, какие события представлялись наиболее значимыми во внутренней политике Российской империи рубежа 1820-1830- х годов? Все верно! Именно в этот момент готовилось знаменитое польское восстание! А с кем именно в романе поляка Янковского боролся «православный лыцарь» Тарас Бульба (да так, что даже сына своего кровного «самолично» застрелил!)? Вот именно! С «клятыми ляхами»! А вы говорите! Или, скажем, другой сюжет. «Мертвые души». Как известно, фабулу поэмы «Мертвые души» Янковскому-Гоголю подсказал Александр Сергеевич Пушкин. Это так! А, кстати, вы не назовете основную внутриполитическую проблему царской администрации Николая I и Александра II? (Ведь известно, что политические проблемы — инерционны!) Вы правы: именно завершение заселения степной Украины ( Донбасса), Крыма и начало заселения Северного Кавказа (при Александре «Освободителе» из предгорий Кавказа в Трапезунд как раз вывозили последних «аборигенов»-убыхов!) А для каких целей, скажите на милость, скупал «мертвые души» прохиндей Чичиков? Действительно: для приобретения пустующих земель в южных губерниях! То есть, почти, как в достославных творениях Александры Пахмутовой:

«Слышишь, время гудит: » БАМ»!
По просторам крутых — «БАМ»!
И большая тайга покоряется нам!»
(Музыка: А. Пахмутова Слова: С. Гребенников, Н. Добронравов 1968 г. Исполняет: Иосиф Кобзон)

Очень, очень выражаясь современным языком, политкорректно выстраивал сюжеты своих литературных опытов Николай Васильевич Янковский-Гоголь!
(Интересно, кстати, предположить, чем занимались бы персонажи второго тома «Мертвых душ», после переселения, скажем, на Кавказ? Мне лично кажется, что мистически настроенный в последние годы жизни Гоголь, скорее всего, «оживил» бы «мертвые» крепостные «души», закупленные у Коробочки, Собакевича, Маниловых. И это предположение тем более вероятно, что реальные первые переселенцы на вновь обретенные территории, в большинстве своем, вымерли от неустроенности и болезней!)
Что же касается «малороссийского цикла», то впоследствии, сам Гоголь отзывался о них, как о «незрелых». И это, разумеется, — правда! Все дело в том, что, на самом деле, Николай Васильевич Яновский-Гоголь приехал в Петербург примерно за тем же, зачем в 1990-е годы приезжали в Москву украинские «гастарбайтеры»: Гоголь стремился сделать карьеру. Причем (обратите внимание!), прежде всего, — чиновничью, и только, как вариант — литературную. Важно, однако, что делать «себя» он поехал не в Полтаву, ни в Киев, где она житейские перспективы выглядели очевидно более оптимистичными, а именно в столицу империи — Петербург. Вы скажете: «амбициозный молодой человек»? Современникам юношу Гоголя называли «мечтателем»! (Чего стоит, например, его первый, без преувеличения, наглый, визит на съемную квартиру к Пушкину!) Но на самом деле, в творческой судьбе Николая Васильевича Яновского-Гоголя явственно просматривается то, что воцековленные люди называют «промыслом Божьим». И это обстоятельство критически важно для понимания личности и жизненной трагедии замечательного писателя Н.В. Яновского-Гоголя!
А о своих ранних «малороссийских» литературных опытах Гоголь отзывался критически. И, будучи зрелым художником, он, разумеется, имел на это полное право! Детские «страшилки», сюжетный примитивизм, очевидная надуманность сюжетных линий (помните повесть «Страшная тайна»?; на мой вкус — до Гоголя более искусственного сюжета русская литература просто не знала!; причем, характерно, что «Страшная тайна» была помещена автором в один сборник с лучшими произведениями «малороссийского цикла»!) Но дело здесь не только в незрелости таланта молодого Гоголя! НУ, как вам объяснить?.. Скажите, вы читали повесть Владимира Короткевича «Дикая охота короля Стаха»? Вы не заметили ее сходство с ранними произведениями Николая Васильевича Гоголя? А знаете, в чем это сходство? А вот в чем! И в полесских болотах, и поднепровских степях жили-были, щи варили очень странные люди: русские — не русские, поляки — не поляки, а так себе «всего понемножку»! И вот два персонально незнакомых автора, к тому же жившие в различные исторические и литературные эпохи, решили, что называется, описать этих людей, как самостоятельные этнические образования. Нет-нет, вы не думайте! Быть может, населения Полесья и Поднепровья и были представителями отдельных этносов. (я не утверждаю этого, но и не отрицаю!) Вот только авторы «Вечеров на хуторе близь Диканьки» и «Дикой охоты короля Стаха» мало, что об этом знали! Между тем, они понимали (что называется «нутром чувствовали»), что нации становятся внутри становления национальной мифологии. Чувствовали и пытались ее, эту мифологию «лепить». Вот они «лепят», а мифология «разваливается»! «Лепят», а «польский жупан» никак не садится на турецкие «шальвары»! Страшно? Для подлинного художника — еще как страшно! Страшнее, пожалуй, ничего и не бывает! Вот этот ужас, с одной стороны, от фактического отсутствия четкого предмета литературного осмысления, а, с другой, — от ощущения предполагаемой творческой несостоятельности и порождает, на мой взгляд, феномен литературных «страшилок». Таких, как «Князь Серебряный» в великоросской литературе, «Страшная тайна» — в литературе о Малороссии, «Дикая охота короля Стаха» — в литературе о Белой Руси. Рискну даже предположить, что возникновение «литературных страшилок» — необходимый этап становления национальной мифологии, а, вместе с ней, и новой самодостаточной этнической общности. Впрочем, может быть я и ошибаюсь!
Зато я абсолютно уверен в другом. Если Оноре де Бальзак и Александр Дюма в циклах своих знаменитых романов о Париже ПРИДУМАЛИ собственные небывалые Франции, если Дж.Р.Р. Толкиен во «Властелине колец» и «Хоббите» ИЗОБРЕЛ ни на что не похожий сказочный мир, то историческая заслуга Николая Васильевича Яновского-Гоголя состоит, как раз, в том, что еще в первой трети XIX века он сочинил для петербуржцев невиданную, но крайне востребованную ими (и с нетерпением ожидаемую) древнюю и провинциальную «украину». Прекрасную Украину!
Украину уморительно смешную, добродушную, лукавую, простоватую, вечно пьяную (в духе Рабле и «Фацеций» итальянского Возрождения); Украину колдовскую, мистическую, и беззлобно-чертовскую (жены петербуржских сановников были в восторге!); но ГЛАВНОЕ: Украину предельно ТОЛЕРАНТНУЮ имперской власти!!! Замечательную сказочную страну Украину! Которая, — и это было, пожалуй, самым востребованным в Петербурге обстоятельством! — к реальной Малороссии-Украине никакого отношения не имела!
Вы представляете, сколько радости своими сочинениями принес господин Яновский образованным москвичам и петербуржцам? Судите сами!
Первая треть XIX века — это период литературного размежевания российских «западников» и «славянофилов». При этом оба крыла образованного класса России непрерывно апеллировали к «нуждам народным». Можно даже сказать, что российская интеллигенция уже в момент своего зачатия «была беременна» идеей «ученичества у народа», а родилась и вовсе — с «кукишем в кармане»! И в этой ситуации, в контексте извечного поиска «сермяжной правды» (она же, по выражению О.Бендера, «посконная» и «домотканная») на литературной арене сумрачного Петербурга возникает лукавая и добродушная, полная неподдельного малороссийского юмора и житейской практичности, одновременно, как бы и «своя, родная», и все же чуть-чуть «нерусская» улыбка гоголевского пасечника «Рудого Панька!» Да разве можно было бы встреть эту «сморщенную, как перезрелая слива, харю» иначе, чем громом аплодисментов «восхищенной публики»? Российская интеллигенция буквально «алкала» «сермяжной правды» (вспомним, Жуковского, Пушкина; вспомним, «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» Салтыкова-Щедина!)
А как к такой «украине» должен был отнестись царский двор? Цари ведь наши, Романовы, чуть ли не начиная от Александра I, и не осознавали себя иначе, как «лучшие ИЗ ПЛОТИ народной»! А у Гоголя кузнец Вакула вначале, как простой дворовой девке, «втирает» царице Екатерине, какие у нее «сахарные ножки», и только затем, нагло, по холопьи выклянчивает у нее вожделенные «черевички»! Лесков бы до такого не додумался! Тем более — Адам Мицкевич!
Да, и сам пан Яблонский-Гоголь в реальной жизни строго придерживался линии поведения своих персонажей. Ведь, согласитесь, разве это случайность, когда еще в конце 1820-х годов, то есть именно в тот период, когда созревало кровавое польское восстание, нежинский гимназист Николай Яновский-Гоголь внезапно «забыл» первую часть своей сложносоставной фамилии и на века остался в истории литературы просто Гоголем (по-русски — «селезнем»)!
А знаете, на самом деле, драматург Гоголь был крайне недоволен манерой в которой роль Хлестакова в «Ревизоре» исполняли актеры Александринского императорского театра… Дело в том, что Дюр и Ленский видели в Хлестакове заурядного мошенника, каких во все времена хватало в Российской империи (кто не знает, даже Александра Сергеевича Пушкина в провинции пару раз принимали за ревизора!). И актеров, пожалуй, не стоит судить слишком строго: в первой трети XIX века комедий гражданского звучания на российской сцене явно не хватало, а о российском обывателе театральные деятели, как, впрочем, и сегодня, всегда были не самого высокого мнения. Так вот… Н.В. Яновский-Гоголь постановкой «Ревизора» в Александрийке был недоволен. Знаете, почему? По мнению Н.В. Гоголя, Хлестаков, прежде всего, должен был САМ поверить в те побесенки, которые он спьяну «вешал на уши» провинциальным чиновникам! Вначале поверить и только затем — убедить в них многоопытного прохиндея Городничего! И убедить его еще и потому, что сам Городничий был отчаянным вралем и мошенником! (Ведь, как известно, лучшими клиентами «чудотворцев» являются именно экстрасенсы!)
Аналогичная ситуация произошла и с гоголевской «Украиной». Гоголь, конечно, придумал свою Украину. Украины Яновского-Гоголя никогда не бывало. Но именно эта выдумка оказалась столь затейливой и убедительной, что, в конечном счете, и сам господин Яновский вполне в ней уверился! Да так, что даже взял на себя смелость — см. выше — баллотироваться на кафедру истории древнего Киевского университета!
А, между прочим, так ли важно, что, на самом деле гоголевской Украины никогда не было? Быть может, гораздо более значимо, что, вслед за Яновским-Гоголем, в существование его Украины поверили целые поколения российских и украинских политиков? Да так, что и по сию пору судит об украинском национальном характере по персонажам «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и «Миргорода»!
Что же… СЛАВА ВЕЛИКОМУ ПИСАТЕЛЮ ГОГОЛЮ, ИБО ДАЖЕ СПУСТЯ 200 ЛЕТ ПОСЛЕ ЕГО РОЖДЕНИЯ, ЛЮДИ НЕ ТОЛЬКО ВЕРЯТ В СОЗДАННУЮ ИМ НЕБЫЛИЦУ, НО И ГОТОВЫ ЖИЗНЬ ПОЛОЖИТЬ ЗА ТО, ЧТОБЫ ИЛЛЮЗИЯ Н.В. ГОГОЛЯ СТАЛА РЕАЛЬНОСТЬЮ!