Сергей Жуковский | Цена, ценности, ценники и прочая цифирь…

— Пап?.. – в дверях кухни возникла сонная, растрёпанная девушка в короткой белой маечке и босиком. – Ты опять не спишь? Пап?

— А – ты? – пальцы мужчины зависли над клавиатурой ноутбука. – Кто тут у нас…

Девушка медленно просочилась на кухню, открыла дверцу холодильника, зевнула и замерла.

— О-ой… – новый глубокий зевок. – А что ты опять стро-о-о-о… Чишь… Статейку?.. А где…

Девушка присела перед холодильником.

— Мой… Мой кусочек… Я же вече… А, вот…

— Кто тут у нас… – клацанье прекратилось. – Кто тут у нас – Сонька? А?

Девушка осторожно вытянула из чрева холодильника тарелочку с большим куском бисквитного торта.

— Ага ….– Соня облизала вымазанный в розовом креме указательный пальчик правой руки. – Это только ты… Так можешь… Вкусненький какой тортик… Можешь и носиться весь день… И всю ночку потом по «клаве» клацать…

Девушка закрыла холодильник и посмотрела на отца.

— Для кого пишешь? Про что? Для инета какого? Или – про этих? Жуликов всяких… Которые тырят квартирки у старушек… И деток из детдомов в холодные хаты… В деревни всякие засылают жить… Вместо – квартиры отдельной… Смотри, пап… Как наедут потом на тебя… На нас… Жулики все эти… У них там же всё куплено… Полиции… Конторы нотариальные… В администрациях разных – чинуши продажные…

Мужчина откинулся на спинку углового дивана. Заложив руки за голову, с хрустом потянулся и улыбнулся.

— Помнишь – как после «Московского комсомольца» на тебя наехали? – Соня, поджав правую ножку, умостилась на кухонном табурете и звякнула чайной ложечкой о блюдце. – Помнишь, пап? Мама не горюй – как… И тебе на мобильный молчали… И на домашний – наш… Только раз сказали мамке… Передай, сказали, своему Владимиру Сергеевичу, что… Мол, чтобы не лез в наши дела… Со своими статейками погаными… Расследованиями журналистскими… А то, сказали, и дочуху твою бабахнем… И тебя не пожалеем… Мамку потом неделю трясло… Никакая валерьянка не спасала… Помнишь, пап?

— Сонь… – Владимир Сергеевич встал с табурета, приоткрыл окно стеклопакета и медленно закурил. – Ты… Ты что – замуж собралась?

Девушка замерла.

— Ты хорошо подумала, девочка? – Владимир Сергеевич аккуратно стряхнул сизую горку в большую красную керамическую пепельницу. – Ты уверена, что этот парень… Как его – там? Максим, да? Ты уверена, что твой Максим… Словом, что это – тот человек, для которого ты будешь самым важным, самым главным, самым ценным в жизни?

— Ой, пап не знаю… – Соня помолчала. – Не знаю, пап… Максик… Максик, он… Такой – большой… Сильный… Надёжный…

— Ты его любишь? – из ноздрей мужчины вышло два сизых бивня густого табачного дыма. – Любишь его, Сонька?

— Пап… – девушка, сидя, забралась пяточками на табурет и обхватила коленки руками. – Дай и мне сигаретку…

— Значит, не любишь… – Владимир Сергеевич открыл серебряный портсигар, прикурил и протянул сигарету дочери. – Не надо врать, девочка… Хотя бы – себе… Да?

— Да люблю, люблю, люблю! – обиделась девушка. – Почему это не люблю?! Конечно, люблю! Если бы не любила, разве стала бы с ним вместе…

— А потому что нет в тебе никакого Максика… – Владимир Сергеевич аккуратно замял сигарету и поставил пепельницу на стол. – Пойми меня, солнышко… И не дуйся… Ну да, конечно… Всё у вас – хорошо… Пока – хорошо… И парень он – видный… И в Грецию тебя слетал… И – в Италию… И тряпочек разных дорогущих прикупил… Только всё это… Как бы тебе сказать? А давай вина выпьем? А, котёнок? Давай? Чуть-чуть…

— Давай, папа…

Владимир Сергеевич осторожно вытянул из маленького кухонного бара бутылку «Шардоне», одной рукой снял с никелированных держателей два бокала, посмотрел прозрачное стекло на жёлтый свет круглого плафона под потолком и наполнил оба бокала вином.

— Максик меня любит, пап… – девушка подняла свой бокал. – Я точно знаю, что любит…

— Это невозможно знать, Сонюшка… – Владимир Сергеевич пригубил вино и закрыл ноутбук. – Это надо чувствовать, девочка… Чувствовать всем сердцем… Всем своим существом… Что этот парень… Точнее, что вы с ним – самое главное, что есть у вас… Самое главное, понимаешь… Номер один… Однажды и на всю жизнь… Ни твои ландшафтные дизайны, ни подружки с дружками, ни даже мы с матерью, а – вы… Вы – самое важное, самое ценное, что есть у вас… Это надо чувствовать не в постели… Не три раза в неделю… По – час-полтора… А – ежедневно… Круглосуточно… Всегда… Не смотря ни на что… Надо просто не представлять жизни без этого человека… Без вас… Это, как…

Мужчина залпом допил вино.

— Это, как… Если бы… Как, если бы тебе ногу оттяпали… Или – лёгкие… Если его не будет в твоей жизни… Вот нет его, и ты, словно ампутирована… Тебе так больно, так страшно, так, что… Что ты даже вопить не можешь от этой боли, от этого ужаса… Не можешь ни дышать, ни есть, ни спать… А иначе… Ты знаешь – сколько людей живут рядом, в одной квартире, не любя друг друга? Нет? Миллионы… Миллионы людей живут вместе, не любя… По привычке живут… Из уважения… Из-за детей… Добра нажитого… Всяких там дачек-тачек-клячек… Чтобы не пилить при разводе…

— Пап… – у девушки заблестели глаза. – Ну что ты такое говоришь? Ну почему это не люблю? Я же тебе сказа…

— А потому что лицо тогда другое у человека! – Владимир Сергеевич заходил по кухне. – Другое, понимаешь?! Женщина, которая любит… Которая без ума от кого-то, просто светится! Как – солнышко! Счастьем светится! Она просто ослепляет своим счастьем всех вокруг! Это – такой свет… Его невозможно не увидеть… Он идёт изнутри тебя… Из твоего сердца… Из твоей души… И все вокруг понимают: не в лотерею эта женщина выиграла… Не шубу норковую ей купили… Не «бумер» – с новья… Не особняк – на Лазурном побережье… Все вокруг видят, что женщина любит! Самозабвенно! Без памяти! Без сомнений!

— Пап… – Соня бумажной салфеткой промокнула влажные глаза. – Мне – двадцать семь в августе… Забыл? Через три месяца мне стукнет уже двадцать семь лет! Двадцать семь! Я уже прожила… Я треть жизни уже прожила! Треть! И – что?! Ни мужа, ни семьи, ни детей, ни своего дома! Я прожила треть жизни и у меня ничего нет! Ты это понимаешь, пап?! Ничего! У Катьки Легкоступовой – вон… Уже второго сынка своего в школу отдаёт… В престижную какую-то… Верка Завьялова третий раз замуж выскочила! За богатенького какого-то! Все европы с азиями да америками исколесила! А – Олька Мальцева?! Вообще двойню забабахала! Первые роды и сразу – два пацана! Представляешь?! Такие мужички растут! Крепенькие! Умненькие! Олька без ума от них! А – я?!

— Доченька… – Владимир Сергеевич снова закурил. – Послушай меня, солны…

— Нет, это ты меня послушай, папа! – девушка налили полный бокал вина и залпом осушила. – Мне через три месяца – двадцать семь! И я не хочу ещё двадцать семь лет жить в этой квартире! Одна! Как – прокажённая! Чтобы в меня все мои пальцем тыкали и ржали за спиной: что замуж никто не берёт! Больная, видать! Или – дура последняя! Или шлюха! А, может, вообще – лесбиянка какая-нибудь! Косит под нормальную, а сама с девками кувыркается!

— Сонечка, что ты такое гово…

— А вот, что есть, то и говорю, папа! – Соня резко закурила и тут же яростно раздавила сигарету в пепельнице. – Я и такое слышала! Не в лицо – мне, конечно, а – так… За спиной шушукались… Папа… Я – нормальный человек… Я хочу иметь свой дом… Понимаешь – свой?! Не наш – с тобой, матерью, а – свой! Я хочу иметь свою семью! Мужа! Деток! Я хочу жить, как нормальный человек! Как – все живут! Что – много хочу?!

— Нет, – Владимир Сергеевич помолчал. – Не много.

— Ну, да… – девушка зябко повела плечами. – Наверно, не люблю Максика… Нет, он – классный парень… И бизнес свой не хило раскрутил… И меня балует… Ты ж видел –

какое колечко подогнал? С каким брюликом… Ой, пап…

Соня уставилась в тёмное окно кухни.

— Ну, вот зачем, пап? Зачем ты об этом стал говорить? Всё уже решено… Что – обязательно надо так любить парня, чтобы у тебя крышу сносило?! Мало уважать?! Мало быть нежной?! Мало ему верить?! Мало о нём заботиться?! Сидеть и куковать?! Ждать великой любви?! До ста лет?!

— Хоть – до тысячи лет, девочка… – Владимир Сергеевич устало опустился на табурет. – Хоть – миллион лет… Но жить без любви… Жить с человеком, которого не любишь… Это не просто – ужасно, солнышко… Это – отвратительно… Это – унизительно… Лгать ему… Лгать самой себе… Лгать всему миру… Особенно – если он тебя любит… Твой этот Максик… Он ведь уже был женат, да?

— Да… – удивилась девушка. – Был. А кто тебе сказал?! Я же тебе этого не говорила… Ты что – с ним виделся?! Разговаривал с ним?! Когда?! Где?! Что он тебе ещё сказал?!

— Нет, – Владимир Сергеевич помотал головой. – Не виделся. И не разговаривал. Почувствовал. Почему-то почувствовал, что у этого парня уже была семья. И – дети. Сколько: один, два? Или он тебе не говорил? Что молчишь? Не говорил?

— Не говорил, папа… – Соня помолчала. – Я сама узнала. Ещё – полтора года назад. Всё узнала. Сразу…

— Как узнала? – Владимир Сергеевич поморгал. – То есть? От кого?!

— Ни от кого, – девушка налила полный бокал и медленно выпила вино. – Ни от кого, папа… Меня пригласили обустроить территорию… Здесь, рядом… Двадцать километров от кольцевой… Ну, приехала… Женщина – там… Чуть старше меня… За тридцатник – уже… Лет тридцать пять-тридцать семь… Коттедж конкретный… В три этажа… Участок тоже – под тридцать соток… И – голяк… Вообще ничего нет… Травка – одна… Ну, у дома – какие-то ромашки с лютиками… Я тогда… Я тогда эту Ольгу Васильевну – хозяйку, в смысле, – выслушала… Что – она хочет, что – не хочет и так далее… На улице пофоткала – что мне нужно… Чая выпили… Из дома вышли… И тут за забором джип чёрный тормозит… «Крузер»… А из машины Максик вылезает… И – мальчишка малой… Лет двенадцати… То есть, я потом уже узнала, что это – Максик… Тогда подумала, что – муж… Просто – муж… Заказчицы… Ой, папа…

Девушка закурила.

— Я не знаю – зачем тебе всё это рассказываю…

— Ты мне всё это затем рассказываешь, солнышко… – Владимир Сергеевич осторожно поцеловал дочь в золотистую макушку. – Затем рассказываешь, чтобы не сотворить величайшей ошибки в своей жизни… Чтобы потом вся твоя жизнь наперекосяк не пошла…

— Тогда… – Соня помолчала. – Да, вот тогда первый раз и увиделись… На пару минут… Здравствуйте-до свидания… Лицо у него было тогда… Удивлённое… Я ничего тогда не поняла… Упала в свой «опелёк» и покатила… И думать даже забыла… Об этой встрече… Короче… А через недели полторы – звонок… В наш офис… По – городскому… Меня зовут… Мужской голос, говорят… Ну, я трубку беру… А это – Максик… То есть, Максим Леонидович – тогда… Что-то хочет обсудить… По поводу заказа Лебедевой Ольги Васильевны… Мол, она сама не может… В отъезде… Или что-то – типа того… Я говорю: да, конечно, приезжайте обсудим, поговорим… А он говорит, что, мол, в городе буквально – на день, времени нет, не могли бы вы сами подъехать… Туда-то, во столько-то… И ресторан называет…

Девушка пожала плечами.

— Я как-то тогда вообще ни о чём не подумала… Ну, ладно, говорю… Хорошо, говорю… Подъеду…

Соня рассмеялась.

— И голодная была, к тому ж… Днём только кофе с безе выпила… Ну, думаю, может, заказчик и поужинает меня… Приехала… Смотрю: опять – тот же «крузер»… Чёрный… И тут Максик из ресторана выныривает: мол, прошу вас… Заходим: мама мия… На столе – печёнка гусиная, «Вдова Клико», устрицы, трюфеля, ещё какие-то безумства…

Владимир Сергеевич улыбнулся.

— И что: и тогда ты ещё ничего не поняла? Что клеят тебя… Конкретно…

— Да, поняла! – захохотала Соня. – Всё сразу поняла! Я ж – не дурочка! И – не малыха сопливая! Сразу въехала, что клиент клеит! Потому и не притронулась ни к чему… Слюнки текли… Но чтобы к мужику женатому с дитём в любовницы снаряжаться… Это уж – дудки! Так и сказала Максику… То есть, не так, конечно… Сказала: спасибо, я не голодна, о чём вы хотели переговорить, у меня ещё сегодня – дела и всё в таком духе… А Максик ведь парень – не глупый… Сразу въехал – откуда ухи растут… По смете поговорили чуть… Я ему цифры кой-какие пояснила… Чтоб понимал: не с потолка – они и не из пальца высосанные… Он головой покивал… Ещё по срокам уточнили… Может быть, всё-таки, – бокал вина, говорит… Нет, говорю, спасибо, я – за рулём… А Максик улыбается… И тихо – так… Я, говорит, с женой – Лебедевой Ольгой Васильевной – в разводе уже шесть лет… Но фамилию мою на свою девичью она не стала менять… Да я и не настаиваю… Пусть будет Лебедева… А в тот день сына, Сашку, к матери привёз… От бабушки с дедушкой… Так что ешьте, говорит… Не волнуйтесь… И снова улыбается… И выпьем шампанского давайте, говорит… А мой шофёр вас потом отвезёт… Куда скажете… Словом…

— Налопалось солнышко моё трюфелей под «Вдову Клико»? – прищурился Владимир Сергеевич. – Всех устриц уговорила?

— Нет, – Соня помолчала. – Не уговорила. Бокал минеральной воды выпила. Сказала: спасибо за ужин, всего хорошего и на офис поехала… По пути пиццу купила… И потом слопала… В офисе – уже… А после…

Девушка вылезла из-за кухонного стола, настежь распахнула пластиковое окно и посмотрела на далёкий, мерцающий тысячами тусклых огоньков, ночной город.

— Июнь – уже… Лето… Совсем – лето…

Владимир Сергеевич глянул на длинные, стройные, белые ноги дочери. Окно захлопнулось.

— А потом… Нет, конечно, заказ я сделала… Всё – что наметили… И – японский садик… С таким деревянным водоводом-колотушкой… И камешков разноцветных навезли… И голубых ёлочек насажали… И бассейн ещё один выкопали… С водичкой артезианской… Там, в доме, уже был один бассейн… Небольшой… Впритык – к сауне… Мы ещё один соорудили… Во дворе… С подогревом… С подсветкой разноцветной… Ну, дорожки, конечно, проложили… Газон на новый поменяли… Фонари декоративные по всему участку расставили… Словом – как с картинки… Заказчица осталась довольна… Ой, пап…

Соня медленно опустилась на табурет.

— Что-то у меня сердце – не на месте… Ты, наверно, – прав…

— Что – не на месте? – встревожился Владимир Сергеевич. – Тебе – плохо, девочка? Что ты вдруг такая бледная стала?! В чём я прав?!

— Плохо, пап… – девушка прикрыла глаза. – Очень плохо… Я вот уже какую неделю пытаюсь себя убедить в том, что… И не получается… Никак не получается… Да, наверно…

Соня открыла глаза.

— Не наверно, а точно… Буду за Максиком, как – за каменной стеной…

Девушка усмехнулась.

— Как – за каменной стеной… Без входа и выхода… И не обойти эту стену будет… И не перелезть… И не перепрыгнуть…

Соня посмотрела на отца.

— Пап? Ведь, когда любишь, всегда ревнуешь? Правда, ведь? Всегда?

— Да, доченька… – Владимир Сергеевич посмотрел на голенькую коленку девушки. – Ревнуешь… Где ты такой синячок опять набила? На коленках где-то ползала? Только эта ревность… Эта ревность, доченька… Да, иногда бывает от чувства собственничества… Мол, это – моё и никто не имеет права на моё покуситься… Но бывает и другого толка ревность: ревнуешь не из-за того, что кто-то – только «моё» и никого другого, а из-за того, что доверяешь человеку свои чувства, свои мысли, свои планы, всю свою жизнь, а тот человек доверенное исключительно ему может запросто слить на сторону… Каким-то неизвестным тебе людям… Понимаешь? Твоё личное, твоё сугубо интимное, доверенное единственному близкому, родному человеку и – на сторону. И где-то там, за твоей спиной, кто-то будет это твоё личное обсуждать, потешаться, перемывать… От одной только мысли об этом…

Владимир Сергеевич закурил.

— Ты Васильевых помнишь? Таню Васильеву и её мужа, Олега. Нет, не помнишь?

Соня пожала плечами.

— Ну, правильно… – Владимир Сергеевич осторожно стряхнул пепел. – Ты же тогда ещё совсем малая была… В классе третьем, кажется… Когда они последний раз у нас в гостях были…

— Максик однажды… – тихо сказала девушка. – Чуть всех наших не поубивал…

— Как – чуть не поубивал? – Владимир Сергеевич недоуменно посмотрел на дочь. – За что?

— О, Господи… – Соня подняла глаза, полные блестящих слёз. – В том году – ещё… Осенью…

Девушка вытянула из пальцев отца сигарету, сделала несколько затяжек и замяла окурок в пепельнице.

— Осенью того года… На ноябрьские… Мы всем бюро на дачку к одному из наших махнули… На шашлычки… Максик был в командировке тогда… В Германии… Должен был только числа десятого-одиннадцатого прилететь… Ну, думаю, чего киснуть одной? И рванула… Со всеми нашими… И погодка в тот день была чудная… Ноябрь, а – тепло вдруг… Солнышко – такое… Яркое… На небе – ни тучки… Приехали, словом… Парни наши шашлыками занялись… Мы с девчонками салатиков напридумывали… Собачка там ещё была… Овчарка… Весёлая – такая… Всё носилась… С улицы – в дом, из дома – во двор… А сели за стол… Стол ведь тоже во двор вынесли… А что? Прекрасный денёк… Сидим, хохмим, шашлычки лопаем, собачку с руки кормим… И вдруг… О, Господи… Даже вспомнить страшно… То есть, нет… Не страшно… А – как-то… Не знаю… Словно меня перед всеми… Перед всеми нашими ребятами голой высекли…

— Я ничего не понимаю, доченька… – осторожно заговорил Владимир Сергеевич. – Почему – голой? Кто высек? Что там у вас случилось? Кто тебя обидел?

— Мы сидим… – глаза девушки опять набухли слезами. – И вдруг – визг страшный… Все оборачиваются… Смотрю: «крузер» Максика – в столбе пыли… Стоит… Как – вкопанный… Максик из машины выскакивает… Весь – белый… Лицом, в смысле… Нет, даже – не белый, а зелёный какой-то… Во двор заходит… Медленно-медленно – так… Перед нашим столом останавливается… И на меня смотрит… И я вдруг понимаю, что смотрит он на меня, но не видит… От ярости не видит… Наши парни… А тогда там трое наших парней было… И – пять девочек… Со мной вместе… Наши парни что-то говорят, а я от ужаса ничего понять не могу… Голоса только слышу: гыр-гыр-гыр… И Максик что-то говорит… Вижу: губы у него шевелятся… А слов не могу разобрать… А потом – щёлк… И звук включился… Или уши мои слышать стали? Я тебе сто раз звонил, слышу, где ты была? Я хочу что-то ответить, а губы не слушаются… И язык – точно деревянный… А потом… Парни наши: Славка Шепелев, Димка Волков, Сашка Истратов… Встали из-за стола, короче… Смотрю: а у Максика в правой руке – нож… Огромный – такой… Ну, тесак – просто… У нас хлеб закончился… Так Анжелка наша подрезала… Порезала этим ножом… И, видать, на столе и оставила… Там, во дворе… Парни наши замерли… А я… А я, словно, с того Света… Голос Максика слышу… Марш в машину, звенит… Марш в машину, тебе говорят… Не знаю – как дошла… Ноги, как ватные, были… И опять всё слышать перестала… Словно уши мне заложило… Ватой… Села на заднее сиденье… Смотрю: все наши стоят… Как – вкопанные… И – парни, и – девчонки… И не шевелятся… Точно стоп-кадр кто-то на видике нажал… Даже овчарка не шевелится… И – ни единого звука… Как до города доехали – не помню… Всё вдруг плыть стало… Очнулась только тогда, когда машина остановилась… Возле – сквера какого-то… Выходи, слышу… Выходи из машины… Я на ватных ногах кое-как выползла… А «крузер» – по газам и умчался… И тут как стало меня рвать… Все шашлыки вылетели… В кусты эти… До желчи рвало… Пока на траву не повалилась… На коленки…

Соня помолчала.

— Это – такая любовь, папа? Это теперь всегда будет так? Мне до сих пор стыдно нашим всем в глаза смотреть… Нет, никто ничего не вспоминает… Никогда… Мне самой стыдно, понимаешь? Словно – точно: меня голой у всех на виду высекли…

— Это… – Владимир Сергеевич бумажной салфеткой промокнул глаза. – Это, солнышко… Не знаю… Да, наверно, – любовь… Его любовь… Персональная… Твоего Максика… Такая любовь, что в следующий раз… Когда до тебя не дозвонится… Или в кампании с кем-то где-то увидит… То – да… Наверно, тогда на куски порубит… Ножом… Или – топором…

— Он потом прошения просил… – шёпотом заговорила девушка. – На другой день… Сказал, что волновался очень… Что дозвониться не мог… А я-то свой мобильный зарядить забыла… Вообще забыла про него… Так, разряженный, у меня в сумке и лежал… А Максик прямо из Германии обратно рванул… Ближайшим рейсом… Как он нас на той дачке нашёл – ума не приложу… Да, наверно…

Соня помолчала.

— Наверно, и это тоже – любовь… Но мне от такой любви… Не знаю… Чтобы меня, как Настасью Филипповну Рогожин из ревности… Ножом для разрезания бумаги заколол… Или порубил топором… На мелкие кусочки… Ой…

Девушка посмотрела в сизое окно.

— Скоро – утро… А мама опять не звонит…

— Солнышко… – Владимир Сергеевич поднялся с табурета и приоткрыл кухонное окно. – Пусть проветрится… Мама скоро приедет, а у нас – точно… Хоть топор вешай… А не звонит… Что ж ночью-то звонить? Мама же не знает, что мы с тобой пол ночи проговорили… Думает, что спим… Без задних лап… А дежурство в приёмном… Ты же сама знаешь: это тебе не шашлычки трескать… «Скорые» одна – другой… И в свою кардиологию надо забежать… Обратно – в приёмное… Ещё – куда-нибудь… По другим делам…

— Пап… – Соня помолчала. – Да, я не люблю Максика… Ты – прав… Не надо ни свою, ни его жизнь превращать в ад… Я не пойду за него замуж… И его любовь… Такая любовь… Мне тоже не нужна… Что от его такой любви потом сгораешь от стыда…

— Нет, Сонечка… – Владимир Сергеевич посмотрел на первые багровые всполохи зари над горизонтом. – Не поэтому…

— А – почему? – девушка прижалась к спине отца. – Скажи, папа: почему? Я не понимаю…

Владимир Сергеевич повернулся и осторожно обнял дочь.

— Потому что… Потому что, солнышко… Да, конечно, ты не любишь этого парня… Для меня это абсолютно ясно… Как – Божий день… Как – этот рассвет… Потому что, если бы любила… То ни в коем случае не рассказала бы мне всего того, что я услышал… И, тем самым, стал участником вашей с ним личной жизни… Интимной жизни… Той жизни, в которую вхожи только вы… И – никто другой: ни – я, ни – наша мама, ни – твои подруги с друзьями… Это значит, что ваши отношения с этим парнем для тебя не важны… Ты их готова выставить напоказ… И любой человек может в них запустить свои лапы…

— Папа! – вдруг крикнула девушка. – Ну, как ты можешь?! Как ты можешь так говорить?! Я же только – тебе! Одному – тебе! И больше – никому! Ни – одной живой душе!

— Я знаю, Сонечка… – мужчина ещё крепче обнял дочь. – Я знаю, что – никому… Я знаю, что ты мне веришь… И ты знаешь, что я тоже никогда и никому ничего про вас не расскажу… Я не об этом говорю, родная… Я говорю о том, что, если бы ты по-настоящему любила этого парня, если бы безусловно дорожила вашими отношениями, если бы не могла без этого парня жить, то никогда бы и никому ничего не рассказала… Вообще. Никогда. Никому. Это было бы выше твоих сил… Но ты своего Максика не любишь… Не доверяешь ему… А вот теперь ещё и боишься его… На неверии, страхе, унижении нельзя построить будущего, моя девочка… Свари-ка нам кофе… И успокойся… Твои великие года абсолютно ничего не значат… Люди находят друг друга и влюбляются без памяти и в тридцать лет, и в сорок, а пятьдесят… Ты – дивная, волшебная, нежнейшая умничка… И обязательно встретишь того парня, которого полюбишь… Всем сердцем… Взаимно… Навсегда… И вы будете счастливы… Всю вашу жизнь…

— Да… – девушка в объятьях отца чуть пошевелилась. – В пятьдесят лет… Встречу. Или не встречу. Ты меня задушишь, пап… Пусти меня… Пожалуйста…

Владимир Сергеевич опустил руки.

— Да, Максик этого никогда бы не сделал… – Соня помолчала. – Никогда… Никогда бы и никому не стал сливать нашу с ним жизнь… Потому что любит меня… Да, вот такой любовью… Странной любовью… Нет, не странной… Своей… Каждый человек ведь любит по-своему? Как – он может… Не могут люди любить одинаково… Правда, ведь? А я… А я просто – дура… Что всё тебе выболтала… Мне надо было самой… Во всём разобраться… Услышать своё сердце… И понять – как жить дальше… А я к папочке прибежала… Мне скоро – тридцать лет, а я всё к папочке бегаю… Боже мой, какая я – дура… Садись, пап… Я сварю нам кофе…

Владимир Сергеевич аккуратно поставил пустую бутылку из-под вина на разноцветную – в красных, чёрных, белых, фиолетовых квадратах – плитку пола. Присел на табурет. И прислонился спиной к стене кухни.

— А что ты начал говорить про Васильевых, пап? – девушка, спиной к отцу, длинной деревянной палочкой помешивала содержимое большой серебряной турки. – Я не поняла… Я их совсем не помню… Пап?

Соня обернулась.

— Ты спишь? Может, не надо варить кофе? Может, ты ляжешь поспать? А? Ты же всю ночь работал… А потом я тебе… Чёрти чего наговорила…

Владимир Сергеевич открыл глаза.

— Нет, доченька… Мне надо закончить и сдать материал… Сегодня… До 10.00. А потом уже… Приеду… И отдохну… Вместе с мамой отдохнём… Она ведь тоже после дежурства никакая приедет… Вот и отдохнём… Да, солнышко…

Мужчина помолчал.

— Твой Максик этого бы никогда не сделал… Это – точно… Потому что любил тебя… Почему любил? А потому что его уже нет… С тобой нет… В тебе его никогда не было… А сейчас и тебя в нём нет… Что-то такое случилось… Я даже не знаю – как сказать… Нет, не его нет… Вас больше нет… И не будет… Никогда… Как и – Васильевых… Олега-то не стало уже лет пять тому назад… А Таня… Не знаю… Может, ещё сидит… Или по амнистии вышла… Никто про неё ничего не слышал…

Девушка замерла с туркой в руках.

— Как сидит? Кто сидит? За что?

— А ведь как всё замечательно у них было… – усмехнулся Владимир Сергеевич. – И любили друг друга… И своя квартира… Шикарная… В центре города… На Садовом… Олег её… Он же архитектором был… Так квартиру перепланировал… Так перестроил, что… Из четырёх комнат две сделал… Огромные… Светлые… Со всякими штуковинами техническими… С какими-то приводами электрическими… С пультом управления… В отпуска весь мир объездили… Не по одному разу… Двое деток чудесных: сын с дочкой… Коттедж за городом начали строить… Недалеко от Серебряного Бора… Две тачки: «бумер» и «аудюха»… А потом… В один миг… Всё прахом пошло… В тартарары… Наливай-то кофе, Сонь… Что ты, как не живая, стоишь?

Девушка, чуть дрожа, разлила дымящийся кофе по чашкам.

— Замёрзла, может? – Владимир Сергеевич привстал с табурета. – В маечке одной… А, Сонь? Прикрыть окно?

— Нет, нет, нет… – замотала головой девушка. – Пусть проветрится хорошенько… А то накурили мы тут с тобой… А что… А что – потом? Что с ними случилось? С Васильевыми… Почему ты сказал, что его не стало… А она где-то сидит… Я не понимаю…

Владимир Сергеевич помолчал.

— Знаешь, Сонь… Не хотел тебе рассказывать… Но расскажу… Чтобы ты знала – какова цена слов… Всего – нескольких слов… Брошенных не думая… Невзначай… Под «вискарь»… Подшофе…

Соня осторожно пригубила свой кофе.

— Так вот… – Владимир Сергеевич посмотрел на красные глаза дочери. – Вот как ты нынче побежишь на работу, а? Заплаканная, не выспавшаяся, надутая… Давай-ка… Допивай кофе… Ныряй в душик… Приведи себя в порядок… Да, солнышко?

— Цена каких слов, папа? – девушка, не мигая, смотрела на отца. – Не бойся, скажи… Я уже – большая девочка…

— Слов? – Владимир Сергеевич пожал плечами. – Да я и не знаю точно – что там Танька тогда в том клубе ночном своим подружкам ляпнула… Олег-то… Муж её… Работал, как проклятый… Сразу несколько проектов вёл… Как – архитектор… Как – инженер-строитель… Словом, уставал, видать… Ну, и… Как я понял, какой-то сбой у него с Танькой случился… По мужской части… Понимаешь? Раз-два-три… Может – больше… А Танька в тот вечер… Вискаря со своими бабами надёргалась… И поделилась, так сказать… Слила, то есть… Мол, у муженька не встаёт… Ну, чего ж в пылу веселья не ляпнешь? Подругам дорогим… Ляпнула и забыла через пять секунд… Ну, может, бабы её нашептали в подмогу мужу кого завести… Раз такое дело… Муж, мол, пусть пашет на пяти работах… Деньгу заколачивает… А для тела вон… Сколько жеребцов молодых… Только пальцем помани…

Соня, не сводя немигающего взгляда с лица отца, отпила кофе и тихо звякнула чашечкой о блюдце.

— Она завела любовника? Да, пап?

— Нет, – Владимир Сергеевич тыльной стороной запястья утёр мокрое лицо. – Не успела… Потому что… Словом, то, что Танька ляпнула… Я уж не знаю – каким макаром… Её болтовня об Олеге, одним словом… С языков её дорогих подружек влетела в другие, пятые, десятые, сотые уши, свершила несколько оборотов вокруг Земли и в один прекрасный день попала в уши Олега… Мол, давно у него все мужицкие дела – на пол шестого… Это… Это я только сейчас понимаю – какого здоровому, сильному, молодому ещё мужику такое услышать… От чужих людей… От ржущих баб каких-то… А кто слил? Жёнка родная… В которой он души не чаял… С которой пылинки сдувал… Которой Олежек не просто доверял, а верил… Безусловно… Безгранично… С которой у него – детишки дивные… Семья… Дом… Жизнь… Будущее… Понимаешь, солнышко? В один момент вся жизнь человека превратилась в отстой… В свинарник…

Владимир Сергеевич подошёл к открытому окну кухни и быстро закурил.

— Короче… В тот же день Олега стукнуло… Обширный инфаркт… Несколько дней промаялся в реанимации какой-то кардиологии… И – exitus letalius… В сорок три года… В самом расцвете сил, энергии, планов, жизни… Дальше – больше… Уже – эффектом домино… Это, когда одну костяшку роняешь на другую… И начинается… Цепная реакция… Разрушение всего вокруг… Словом, когда Олега не стало… Всё легло на плечи его дурной Таньки… Дом, двое детей, деньги… Нет, ну на первое время деньги были… Не зря же Олег на пяти работах горбатился… Танька тоже работала, конечно… Салон у неё был… Этот… Словом: причёски, маникюры-педикюры, лифтинги, эпиляции, массажи разные и тому подобное… Олег однажды разорился, помню… Какое-то оборудование новейшее в этот салон прикупил, ремонт сделал, фасад конкретно оформил… Да и по жизни миллионером никогда не был… Воротилой каким-то – тем более… И не копил деньгу-то… В банках да в кубышках… Все, что зарабатывал, на семью пускал, на дом, на заграницы всякие… Чтоб Танька не скучала… А когда его не стало, вся Танькина весёлая житуха под откос пошла… К хорошему ведь быстро привыкаешь, да, Сонька?

— Не знаю… – шепнула девушка. – А что – дальше?

— Дальше? – прищурился Владимир Сергеевич. – А дальше – ещё веселее, доченька… Деньги у Таньки кончились… Пришлось машину продать… Сначала Олега шестой «бумер»… Потом – свою «аудюху»… Золотишко с брюликами – после… Которые ей муж понадаривал… Дачку недостроенную – в Серебряном бору… А затем, в один прекрасный день, к Таньке и коллекторы пожаловали… Квартирка-то шикарная та на Садовом под ипотекой, оказывается, была… Разумеешь? Олег, конечно, исправно платил… Каждый месяц… А Танька один платёж пропустила, другой, третий… Вот банк на Таньку коллекторов и нагнал… Дали, вроде, неделю на погашение… А где за неделю кучу денег взять? Танька – туда-сюда… Всюду ей фигу показали и через месяц… Пяток молодцов крепких к Таньке пожаловали… Всё её добро с мебелью, ложками-плошками да тряпками во двор вынесли, в двери квартиры другие замки врезали и укатили…

— А – дети? – замерла Соня. – Ты же говорил, что у них было…

— А что – дети? – пожал плечами Владимир Сергеевич. – Дети из школ своих элитных домой вернулись, а дома уже и нет… Мать одна стоит… На улице… Среди мебели, коробок, узлов… И всё – закону… По пунктам договора ипотеки, то есть… Не платишь по долгам – квартирку отбираем… И катись на все четыре стороны… Хоть у тебя там – сто детей…

Владимир Сергеевич затушил окурок в пепельнице.

— И вся ж родня! Итит их через качель… Что – Олега, что – Таньки… Не знаю уж – что за там люди оказались… Танька с малыми к ним, конечно, кинулась… Мол, так и так… Пустите пожить… Так никто ж… Никто, Сонечка, не впустил… Ни один родственник… Словно заразиться боялись… Нет, ну… Как Олега не стало, по родне, видать, слушок прошёл, что это Танька его до инфаркта довела… Жадностью своей… Стервозностью… И прочими делами бабьими… Никто ж не знал – откуда ноги растут… Ну, да… Довела… Только – не жадностью… Дурью своей… Да – языком длинным… Короче, никто из родни Таньку с детьми не пустил… Пришлось снимать квартиру… Одну… Другую… Третью… Пока совсем за границами всех географий не оказалась… В однушке хрущобской… С тараканами… А после… На Таньку свои же наехали… Девки из салона её элитного… Не сами, конечно, в наглую… Через дружков-знакомых своих… Короче, в одно прекрасное утро она на метро прикатила на работу… А в её кабинете какая-то девка не знакомая сидит… И бумажки Таньке под нос суёт… Подписывай, ржёт, давай… Что салон продаёшь… А то тебя мои парни на фарш пустят… Да котлеток наделают…

— Папа… – Соня приложила ладони к вискам. – Зачем ты всё это… Я просто чувствую, что там такой кошмар ещё случи… Зачем ты всё это рассказываешь?

— Я хочу, чтобы ты знала, доченька… – Владимир Сергеевич помолчал. – Нет, даже не знала… Чтобы осознала… Каждой своей клеточкой… Всем своим нутром… Чтобы осознала – какова цена предательства… Близкого тебе человека… Человека, который доверил тебе свои чувства, мысли, жизнь… Какова цена нескольких слов… Брошенных по пьяни… Невзначай… Всуе… Под «вискарь»… Поэтому, Сонечка… Выслушай эту историю до конца… И потом уже реши… Сама реши – как тебе с собой дальше жить… С кем жить… И – зачем… Короче… Когда Таньку и дела её лишили… Ну, совсем же без денег осталась… Пришлось детей из школ элитных в обычные муниципальные перевести… А самой… Ну, она помыкалась, поискала, ничего толкового денежного не нашли и… Я точно и не знаю – кто конкретно Таньку в эту аферу затянул… Скорее всего – подружки её заклятые… Которые втихаря долго сидели да желчной завистью исходили от благополучия Танькиного, от квартиры шикарной, от мужа не бедного, от всех этих заграниц бесконечных…

К тому ж, малая её… Наташка… Под грузовик тогда ещё угодила… На роликах своих… Жива, правда, осталась… Но черепно-мозговую тяжёлую получила… Почку разорванную ей удалили… Ноги переломанные кое-как собрали… А чтобы дальше лечение продолжать и дитя на ноги поднять, сколько надо, знаешь? И – денег, и – нервов, и – времени, и – ухода, и – лекарств… Вся ж родня отвернулась… А на блюдечке с золотой каёмочкой никто тебе ничего не поднесёт… Вот Танька и решила, видать… Одним махом заработать не хило… На афере этой… Знаю только, что со строительством всё было связано… То есть, под дом и жилплощади, которые только – в виртуале, с людей – будущих жильцов – берётся денежка… Причём – сразу за всю квартиру… Со скидочками, конечно… И, вообще, – на процентов 15-20 ниже её реальной рыночной стоимости… Собирается денежка… Договора, реквизиты, всякие другие бумажки людям на руки отдаются… План дома даже показывается… Место люди смотрят, где домик стоять будет… И – всё. Через месяц эта контора исчезает. Начисто. С концами. Без следа. А домик этот распрекрасный и проданный авансом даже и строить никто не собирается… Люди, кто заплатил, – туда-сюда: всё везде закрыто, никого нет или на том месте другая фирма открылась… На месте стройки – бурьян-бурьяном… И – тишина… Обманутые людишки – в полиции, суды, прокуратуры… Ограбили! Обокрали! Лишили! Ага. Сейчас. Все всё бросят и кинутся жуликов искать… Но только вот… Той шайке-лейке, в которую Таньку затянули, не повезло… Очень не повезло… То ли среди «кинутых» будущих жильцов какие-то «шишки» оказалась… То ли – сами прокурорские с полковниками полицейскими… Я точно не знаю. Только вот мигом всю эту Танькину шушеру загребли… Причём – с поличным… Никто даже пикнуть не успел… Это там по поводу кого-то чего-то левого они могут годами мурыжить и по розыску, и по следствию, и по судам… А когда их личных персональных шкур касается, мигом работают… Сразу всех Танькиных жуликов нашли и закрыли… В сизо… И Таньку, разумеется, – туда же… Ума-разума набираться… До суда…

— Ой, папа… – едва слышно выдохнула Соня. – Какой – кошмар…

— Нет, доченька… – Владимир Сергеевич снова закурил. – Не кошмар. Расплата. За несколько брошенных спьяну слов. Ты так ничего и не поняла, детка…

— Что я не по… – прошептала девушка. – Что мне надо пони…

— Когда Таньку посадили… – Владимир Сергеевич резко выдохнул в распахнутое окно табачный дым. – И Наташку её поломанную, едва живую, из больницы выперли… Башлять же эскулапам перестали… Ну, и какого чёрта тогда дитя задарма держать-лечить? Койко-место казённое бесплатно пролёживать… Нет, не на улицу, конечно, выперли… Какой-то там фонд подвернулся… Типа – благотворительный… С хосписом своим… Туда Наташку малую и перевезли… Помирать… А сынка их, Петьку, – в детдом… До совершеннолетия… И ни одна курва из их родни даже пальцем не пошевелила! Хотя все всё знали. Знали и сидели молча, гниды…

Владимир Сергеевич стрельнул окурком в открытое окно.

— Короче, Таньке семь лет впаяли… От души… Главного их мужичка на червонец определили… И прочим с остальными: от пяти и выше… С конфискациями, конечно… На полную катушку, то есть… По – совокупности… Организация преступной группировки… Мошенничество… Подделка документов… И – всё такое прочее… Про детей Танькиных и не вспомнил никто… Наташка так и не встала на ноги… Её, вроде, потом в какой-то другой хоспис перетащили… Там же под каждого помирающего гранты не копеечные закладываются… И счета благотворительные заводятся… Куда, правда, и кому потом эти деньги идут – никому не известно… Но точно – не на памперсы и ночные горшки… А что? Чтобы люди достойно помирали, и хосписы должны не бедствовать…

— Папа, скажи… – тихо заговорила девушка. – Ты всё это придумал? Придумал, папа? Ты же – такой придумщик… Ведь это всё – неправда? Да, пап? Ничего этого не было… Не могло ведь такого ужаса быть… Ты всё это придумал… Для меня… Чтобы меня… Не знаю… Вразумить, что ли… Чтобы я…

О, Господи…

Соня перевела дыхание.

— Я же… Я же призналась Максику… Он мне предложение ещё месяц назад сделал… С кольцом этим… С брюликами… Я ему тогда ничего не ответила… А потом всё-таки… Потом собралась с духом… И сказала… Что не люблю его… Так и сказала: я тебя не люблю… Прости… Собрала вещи и съехала… С его квартиры… В высотке на Котельнической… Какие-то мои вещи там ещё остались… Я потом уже вспомнила… Ну, и чёрт с ними, подумала… Не буду забирать… Ни приезжать не буду, ни звонить не стану… Захочет – сам вернёт… Сам позвонит… А он так и не позвонил… Ни разу… Ни – на мобильный… Ни – в офис наш… Ни – сюда, на домашний… Я хотела, правда, сама… Хотела сама его набрать… Несколько раз… Да передумала… Что я ему скажу? Кроме – того, что уже сказала… Про то, что не люблю… Хотя… Хотя, наверно, люблю… Какой-то странной любовью… Или жалею его? Не знаю… Он меня странной любовью любит… А я – ещё более странной… И не ревную его… Почему-то… И не ревновала никогда… Нисколечки… Вот он – в командировках своих… А у меня сердце за него не болит… Не волнуется… Не ревнует… Почему – так? Не знаю… Может быть, у меня вообще сердца нет? Один мешок для перекачивания крови остался? А, может, и не было у меня сердца никогда, раз оно…

— Ну, что ты, Сонюшка? – Владимир Сергеевич поцеловал дочь в макушку. – Как это – нет сердца? Что ты такое говоришь? Всё в тебе есть… И даже – больше… Молодость, прелесть, нежность, ум…

— Нет… – девушка покачала головой. – Не надо звонить… Я Максику письмо напишу… Не это – электронное, нет… Настоящее письмо напишу… От руки… Как раньше писали… Напишу, что… Нет, просто покаюсь перед ним… За – всё… Прощение попрошу… Может, простит меня, дуру… Письмо – в конверт… И – в ящик почтовый… На – адрес его… Домашний… Получит… Откроет… Прочитает… И, может, меня простит… А не простит… Что ж… Буду жить не прощённой… Не знаю, правда, – как так жить… Не прощённой… Ничего… Как-нибудь научусь… Придётся научиться… А кольцо это проклятое… Не знаю – как вернуть… Бандеролькой ведь не отошлёшь… А встречаться я с Максиком не хочу… Боюсь встречаться… И – не потому что он может… Да, наверно, может мне… Нет, конечно, никогда этого не сделает… Никогда руку на меня не поднимет… Никогда… Я себя саму боюсь… Чтобы встретиться… А он хотел… Он хотел, чтобы на медовый месяц мы в Америку полетели… На – целый месяц! Представляешь? Прямо – в Америку… Я почему-то тогда… Не знаю – почему… Я тогда про Свидригайлова вспомнила… Из Достоевского… Помнишь, пап? Он тоже про Америку говорил… А потом застрелился…

В глубине квартиры что-то не громко звякнула, стукнуло и нежно завыли дверные петли.

— Ой, мама… – прошептала девушка. – Пап, ты только маме ничего не говори, да? Не надо ей ничего рассказывать, хорошо? У ней и так… Без меня… Столько всякого-разного…

— Быстренько – в душик… – улыбнулся Владимир Сергеевич. – Потом – я… А то всюду опоздаю… И мама захочет ополоснуться… А кольцо это… Мне дай… И адрес своего Максика напиши… Я на обратном пути заеду… А если этого парня дома не будет, так консьержке оставлю… Передаст… Лично… Из рук – в руки… В той же домине на Котельнической есть консьержка?

— Есть… – прошептала Соня. – Да, есть пост… За стеклом таким… Там всегда такие строгие бабушки сидят… Так просто ни одна мышь не проскользнёт… Нет, папа…

Девушка помолчала.

— Я сама отдам. Сама. Не надо тебе никуда ехать. Он мне это кольцо подарил, я и должна отдать. А – не папа мой…

Высокая, полная женщина устало опустилась на коричневую кожаную коридорную банкетку и прикрыла глаза.

— Лизонька… – Владимир Сергеевич осторожно подошёл к женщине. – Доброе утречко… Устала? Очень? Давай я помогу тебя снять туфли…

— Доброе, Володичка… – женщина не открывала глаза. – Ну, и ночка была… Ни разу ни присела… Как – Сонька? Дрыхнет ещё? Как – всегда? Без задних лап?

— Сонька – в душе… – мужчина присел на колено и осторожно снял туфли с ног женщины. – Рано проснулась… Выпила со мной кофе… И душиться побежала… Много работы было, да? Сейчас я сварю тебе пару яиц… Салатик из помидорок сделаю… Перекусишь… Ополоснёшься… И отдыхать, да?

— Восемнадцать «скорых» было… – женщина приоткрыла глаза. – За ночь… Я даже к своим, в отделение, не смогла заглянуть… И все – тяжёлые… Пару – экстренных… А за полчаса до конца дежурства… Я уже собираться начала… Ещё одного подвезли… С Котельнической… Со двора высотки… Молодой ещё парень… То ли с восьмого, то ли с девятого этажа упал… Или выпал… Или сам прыгнул… Или кто помог… Я так и не поняла… Всё переломано… Руки, ноги, позвоночник… Вместо головы… Череп расколот, одним словом… Но живой – парень… Без сознания… Но живой… Был… Хирургия сразу начала работать… Но… Пятнадцать минут ещё пожил… Мы же – не боги…

Да, свари мне пару яиц, Володь… Парочку… Больше – не надо… И парочку тостов – к ним… Я сейчас ополоснусь… И приду… Хорошо?

— Как его звали, Лиза? – Владимир Сергеевич замер с туфлями в руках. – Как звали этого парня? С Котельнической… При нём были документы?

— Парня? – женщина помолчала. – Ой, не помню… Да, были документы… Права при нём были… А звали… О, Господи… Совсем память отшибло… Максим, кажется… Фамилию не помню… А – что?

Женщина посмотрела на мужа.

— Ты что – его знал? Ты знал этого парня?

— Лебедев? – Владимир Сергеевич помолчал. – Максим Леонидович?

— Да… – удивилась женщина. – Лебедев… Я же историю болезни заполняла… А потом из головы выскочило… Со всей суетой этой… Точно. Лебедев. Максим Леонидович… Господи… А как ты узнал, Володь? Ты был знаком с этим парнем? Ты знаешь – что с ним случилось? Не молчи… Что ты молчишь? Ты мне никогда про него не говорил… Это – твой знакомый? Да? Ой…

Женщина закрыла рукой рот.

— Это – Сонькин… Сонькин этот Максик? Это – он?! Он?!

— Мам? – в коридор высунулась голова Сони с тюрбаном из разноцветного махрового полотенца. – Доброе утречко! Очень устала? Я тебе душик освободила! Напор только – маленький… Почему-то… Ты до конца краники крути… До самого конца… А то едва-едва будет брызгать… А что вы там так сидите? И молчите… Мам, что-то случилось? В клинике, да? Или ты просто очень устала?

Девушка медленно вошла в коридор.

— Мама? Почему ты не отвечаешь? Почему у тебя такое лицо? Что-то случилось? У тебя в клинике что-то случилось? Папа? Почему ты молчишь?! Что произошло?! Почему вы оба молчите?! Что случилось?! Да не молчите же!!! Не молчите… Не молчи… Не мол… Не… Не… Не…

Сергей Жуковский