«В ИСКУССТВЕ ВАЖНО КТО…»

Беседа с Марией Чегодаевой

Мария Андреевна Чегодаева — известный московский искусствовед и потомственный художественный критик, действительный член Российской Академии художеств. Ее книги о семье Митуричей-Хлебниковых открыли целую эпоху, которая замалчивалась и перевиралась различными псевдоучеными на протяжении нескольких десятилетий. Искусствоведы разных поколений непременно обращаются к книгам Марии Андреевны, изданным в серии «Символы времени», — «Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых: Вера и Петр» (М.: Аграф, 2004) и «Два лика времени (1939: один год сталинской эпохи», основу которых составили многочисленные документы из семейного и музейного архивов.

Размышляя о художественной культуре предвоенной — сталинской эпохи, автор рисует картину изобразительного искусства 1937-1939 годов на фоне художественной жизни и политической ситуации тех лет. Чегодаева предложила собственную трактовку духовного состояния творческой интеллигенции в условиях тоталитарного режима и феномена личности Сталина. Разрушает многие официально принятые в советском социуме взгляды на искусство ее книга «Соцреализм: мифы и реальность» (М.: Захаров, 2003). О культовых фигурах нашей живописи Чегодаева написала сборник «Мои академики» (М.: Галарт, 2007), посвятив личности каждого из знаменитых художников глубокую статью. В 2011 году Мария Андреевна отпраздновала 80-летний юбилей. Ее энергичности и блистательному умению писать и рассуждать об искусстве впору завидовать молодежи. Сегодня Мария Андреевна — гость нашей газеты.

— Связаны ли ваши взгляды с философией Вашего деда-филолога и литературоведа Михаила Гершензона (1869-1925), который был знаменит еще в 20-е годы прошлого века? В издательстве «Аграф» в той же серии «Символы времени» недавно была переиздана его книга «Ключ веры. Гольфстрем. Мудрость Пушкина», доказавшая, что его блистательные разборы пушкинских текстов и сегодня не утратили своей актуальности.
— Я глубоко чту своего деда Михаила Осиповича Гершензона, преклоняюсь перед ним как философом, историком, но если говорить о его влиянии на меня как ученого, то, в первую очередь, меня буквально потрясает простота, ясность, литературный блеск его писаний, его способность излагать сложнейшие философские проблемы так, что их может понять даже школьник. Я всячески пытаюсь следовать его примеру, писать как можно проще и яснее — не для специалистов, а для каждого мало-мальски образованного человека. Насколько мне это удается — не мне судить.

— В 2006 году в издательстве «Захаров» в серии «Биография и мемуары» вышли воспоминания Вашего отца «Моя жизнь и люди, которых я знал» — пристрастный рассказ прямого потомка Чингисхана и зятя М.О. Гершензона, князя Андрея Дмитриевича Чегодаева (1905-1994), доктора искусствоведения, профессора, художественного критика, знатока русского и западного изобразительного искусства о своем художественного окружении. Эпиграф к этой книге — четверостишье, которое приписывается Пушкину: «О, Чегодаев, бич Кавказа, // Посланный ветреной судьбой, // Твой путь, как черная зараза, // Напоен кровью и борьбой». Какие качества исследователя и ценителя и какие взгляды на искусство культивировали в вас отец и мать, крупные искусствоведы?
— Я не думаю, что мои чудесные родители Андрей Дмитриевич Чегодаев и Наталия Михайловна Гершензон-Чегодаева как-то специально и последовательно культивировали мои взгляды — я, во всяком случае, никогда этого не ощущала. «Культивировались» мои взгляды всей атмосферой нашего дома, всем, что говорили взрослые, что и как оценивали, какие книги приносил отец, на какие выставки меня брал, на какие концерты маминого дяди известного пианиста А.Б.Гольденвейзера и его друзей и учеников меня с детства водили. Я, такая, какая я есть, — плоть от плоти моей семьи, моей бабушки Марии Борисовны Гершензон, вдовы М.О., растившей меня, моих родителей. Всё, что я пишу, говорю, отстаиваю столько же ИХ, сколько мое.

— В кругу каких художников вы воспитывались?
— В кругу друзей моих родителей. Мой отец был дружен с очень многими художниками 1930-1940-х годов: Ю.И.Пименовым, М.С.Родионовым, С.В.Герасимовым, Г.С.Верейским и другими. Важнее всего для меня близость с В.А.Фаворским и его семьей. В годы войны, эвакуации в Самарканде я жила у них иногда по многу дней.

— Вы по профессии — художник-сценограф, почему вы выбрали искусствознание?
— По чисто «женским» обстоятельствам. Начала писать критические статьи еще в 1960-е годы, параллельно с работой в театре, а потом родила подряд двух сыновей и работать в театре (он требует всего человека, все время и силы) уже не получалось. Искусствознание шло у меня легко и успешно — вот так и переключилась. Писать об искусстве неизмеримо легче, чем его создавать. Это абсолютно точно!

— Две ваши книги посвящены Маю Петровичу Митуричу-Хлебникову, его отцу — Петру Митуричу и его матери — Вере Хлебниковой. Какой вклад эти художники внесли в современное искусство?
— Все трое большие мастера, а Петр Митурич и Май просто замечательные художники, из крупнейших в русском искусстве середины и конца ХХ века. Их «вклад» — их блестящие работы. Большое искусство всегда «современно».

— О чем вам интереснее всего писать?
— О хороших художниках.

— Что вам дорого больше всего в художниках? В книге «Мои академики» каждому из героев — действительных членов Российской Академии Художеств вы даете оригинальную характеристику.
— Отец любил рассказывать, как однажды в Ленинграде художники затеяли традиционный спор: что важнее в искусстве: «что» или «как»? Замечательный наш художник Владимир Васильевич Лебедев молча слушал, а затем изрек: «В искусстве важно не «что» и не «как», а «КТО». Я с этим целиком согласна. Мне в художнике дороже всего он сам — как личность, как мастер, как творец своей, единственной в мире «вселенной».

— Кого бы вы выделили в сегодняшнем изобразительном искусстве и почему?
— Сейчас нет такого одного мастера, даже такого одного направления, которое я бы решилась выделить как ведущее, действительно, направляющее. Большего разброда, противоречий, абсолютно несовместимых тенденций не было никогда, во всяком случае, за мою достаточно долгую «жизнь в искусстве». Мне ближе всего и кажутся наиболее жизнеспособными тенденции, идущие от искусства 1920-х, годов, «по эту сторону» авангарда, (тогда его называли «неореализмом», «фантастическим» реализмом и т.п.); через 1960-70-е: искусства «оттепели, «семидесятничества» с его трагической театральностью и вплоть до наших дней. Последние работы Павла Никонова, Татьяны Назаренко, Ольги Булгаковой очень интересны и современны. У них есть и хорошие ученики. Есть надежда и на возрождение религиозного искусства, как в лучших церковных росписях (они есть!) так и в станковых работах на религиозные темы.

— Расскажите о вашем последнем научном труде.
— Моя недавно законченная большая книга называется «Искусство, которое БЫЛО. Русская школа художественной иллюстрации 1917 — середины 1930-х годов». Издаю сборник своих статей последних пяти лет о современном искусстве «Сумерки разума».

— Как вы относитесь к деятельности Зураба Константиновича Церетели, главе нынешней Российской Академии художеств?
— Зураб Константинович Церетели буквально возродил Российскую Академию художеств. Отреставрировал великое здание Академии в Питере (во многом на свои деньги), всячески сохраняет ее мастерские, музеи. Академия сейчас — почти единственный центр, куда обращаются художники всей России за какой-то реальной поддержкой. Академия жива только благодаря Церетели, его способности отстаивать художественную культуру, художественное образование. Он создал (опять-таки почти целиком на свои деньги) четыре музея в Москве. Огромные средства отдает (не афишируя) благотворительности. Это человек большой души и очень большого таланта. Лучшие его работы и в живописи и скульптуре едва ли не сильнейшее, что сейчас есть и в России, и в мире. Настоящее большое искусство ХХ века, принадлежащее к тому направлению «неореализма», о котором я сказала выше.

— Какие тенденции вас беспокоят в современном отечественном искусстве? Есть ли то, что вас радует?
— Очень беспокоит так называемое «актуальное искусство». Это очень серьезное и очень опасное явление не столько искусства, сколько того мировоззрения, которое навязывается современным людям, прежде всего, молодежи. Мировоззрения вседозволенности, цинизма, права разрушать всё, что было создано человечеством вплоть до конца ХХ века; глумиться над Пушкиным, Чайковским, Моцартом, Микеланджело, Рембрандтом и т.д. Недавно Евро-ньюс (ТВ) поведало о новом «проекте» центра актуального искусства в Италии: на экране компьютера в натуральную величину предстает великое произведение, скажем Сикстинская мадонна, и каждый может на компьютере ее уничтожить, рассыпать, превратить в прах. Спасибо хоть, что пока только на компьютере. Но психика у такого «разрушителя» в это время работает вполне определенно: «Ничего святого! Никакой нравственности, никакого чувства прекрасного! МНЕ, любимому, все дозволено, Я, хозяин надо всем и в праве разрушать, уничтожать всё, что МНЕ заблагорассудится.» Вот так! На «радость» уже места не остается.

Беседу вела Лола ЗВОНАРЕВА, Москва