Вера Левинская | РЕКИ И РЕЧЬ (триптих). Поэма 2 «ХУАНХЭ»

Издавна воды текут по земле
Где их начало, то скрыто во мгле
Сколько с водой утекло и времён
Судеб, событий, племён и имён!..
Cлово людское течёт, как река –
Звонкое эхо и дням, и векам.
Реки – и речь… Вечно им течь,
Память минувшего оберечь.

2. Хуанхэ

– Ну ладно, упрямица, так уж и быть,
Скажу тебе сказку. В далёкой стране
И в давнее время сложили её,
А после по свету молва разнесла…

Вдали на востоке, у края земли,
Где неба и моря смыкается синь,
Где солнце с утра промывает глаза
Пред тем, как по небу пойдёт колесить,
Лежала у моря большая страна –
Весь мир Поднебесной её называл.
Быть может, когда-то упала с небес
Страна эта – столько в ней было чудес!
Природа, как мать, одарила её:
В обширных долинах царило тепло,
Там ветры с морей приносили дожди,
И два урожая давала земля.
В прохладе нагорий леса разрослись,
Там тигр караулил пугливую лань,
Порхали фазаны, паслись кабаны,
А выше — вершины, орлы и простор.
И люду там было, что в море песку! –
Раскосый и смуглый, толковый народ:
Крестьяне, солдаты, купцы, лекаря,
Садовники, пекари – всех и не счесть!
Настроил усердный народ городов
И самый красивый столицею звал.
В ней рос на холме удивительный сад,
Что цвёл непрерывно весь год напролёт!
Вели там дорожки к прозрачным прудам,
Где сонные карпы скользили в воде,
И дикие утки искали свой корм,
И розовый лотос у берега цвёл.
Резные беседки таились в тени
И радугой мостик висел над ручьём
Павлины свои распускали хвосты,
А в гротах фонтаны играли струёй.
Но лучшим в саду был чудесный дворец,
Нефритом и яшмой украшенный весь,
Звенели бубенчики из серебра
Под каждым шатром его загнутых крыш.
Струили курильницы свой аромат
В разубранных пышно покоях его.
А жил во дворце император с семьёй,
Со свитой и стражей, и множеством слуг.
Правитель, известно, правителю – рознь,
Но тот император, о ком разговор,
Был мудрым и добрым. Держава его
При нём процветала, беды не боясь.
Умел он с соседями дружбу вести
И миром превыше всего дорожил.
Он славы геройской совсем не искал
И в бой генералов своих не пускал.
Зато караваны товары везли:
И рис, и ревень, и фарфор, и шелка.
От пошлин торговых ломилась казна,
И рисом крестьянин набил закрома.
Чтоб мир укрепить, семерых сыновей
Женил на принцессах соседних земель
И жил он спокойно. Но тут подросла
И стала красавицей младшая дочь.
А в дочке не чаял правитель души
И баловал очень. Почтительный двор
Смотрел на принцессу глазами отца,
Хвалил и старался во всём угодить.
И лишь императора старая мать,
Что чинный порядок блюла при дворе
И знала, что можно принцессам – что нет,
Порою сердилась на внучку всерьёз.
«Уж взрослою смотрит, а сердцем – дитя!
Как жаль, что давно умерла её мать!
Растёт непоседа, не зная «нельзя»,
Беспечна, игрива, а жизнь – не игра!»
И внучку бранила: «Ужо погоди!
Вот выдадим замуж – проказам конец!
Муж быстро сумеет тебе объяснить,
Что можно, прилично и должно жене.
А с мужем не спорят. Что скажет – закон!
Он в жизни и смерти жене господин…»
Принцесса пугалась от этих речей
И день или два себя чинно вела,
Не дольше. Скажу по секрету тебе:
Учёба принцессе в досаду была,
А правила скучны. И трудно её
Наставникам было зазвать на урок.
Писала принцесса и криво, и вкось,
Считала небрежно. Но хуже того –
Не помнила подвигов предков своих
И все рукоделья терпеть не могла!
Охотней принцесса бежала к пруду,
Где карпов любила она покормить,
Носилась по саду с огромным сачком
За бабочкой – потная и босиком.
Как рыбка, принцесса ныряла в волну,
Взбиралась на скалы, рискуя упасть,
Охотилась с братьями ранней зарёй
И пела, как птичка, весь день напролёт.
А свита усталая, еле дыша,
За ней торопилась, взывая к богам
И их укоряя, что дали они
Принцессе такой непоседливый нрав!
Вот так и велось. Но однажды с утра,
Когда император корону надел
И, сидя на троне, послов принимал,
Три грамоты были ему вручены.
Писал императору северный хан
Сурово и просто, что ищет жену,
Что если сроднятся, то будет всегда
Стране Поднебесной союзником он.
Из южного царства любезный раджа
В посланье узором изысканных слов
Прекрасной принцессе свой трон предлагал
Отцу же – всё то же, что северный хан.
Каган из степей, что на запад легли,
Принцессу считал наречённой своей.
Он страстно принцессу манил в свой удел,
Но больше других предложить не сумел.
Созвал император министров своих
И после совета принцессе сказал,
Что скоро приедут её женихи,
И нужно ей выбрать из них одного.
Тут девушка вспомнила бабкину речь
О том, каково это – замужем жить,
И им заявила, что замуж она
Не хочет идти ни сейчас, ни потом.
Отец возразил ей: «Придётся, дитя!
Я не был бы мудрым, когда б отказал
Таким благородным, достойным мужам,
Нанёс бы обиду и нажил врагов».
И тут все заметили – поздно и вдруг,
Что очень строптива принцесса у них
И что не имеет понятий она
О сане и долге совсем никаких!
Не зная дотоле отказа ни в чём,
Принцесса рыдала, сказалась больной,
Не ела, худела… Но твёрд был отец
И всех женихов на смотрины созвал.

В парадном наряде, на троне большом
Воссел император в назначенный день.
Принцессу у ног усадили его –
Дары принимать, жениха выбирать.
В жемчужном уборе и жёлтых шелках,
В блестящих браслетах на тонких руках
Сидела принцесса – прелестней цветка.
Ещё бы улыбку – и лучше уж нет!
Вот хан из суровых таёжных земель
Вошёл, поклонился, а слуги его
Пред троном раскинули чудо-меха:
Собольи да куньи, да чёрных лисиц.
Сказал он: «Принцесса, твоей красоте
Нужна моя сила. Поедем со мной.
Хозяйкою чума, хозяйкой тайги
Ты станешь. Олени уж ждут у крыльца»
Принцесса отвесила чинный поклон,
Но птичкой её трепетала душа
И клетки боялась. Взглянула: «Седой,
Насупленный, строгий. Наверное, злой!
В таёжную стужу меня увезёт,
И в чуме задымленном стану я жить,
А если ему угодить не смогу,
Сурово накажет и, может, побьёт!»
А следом подходит – и томен, и юн –
Раджа из таинственной южной земли.
И свита подносит ларец золотой,
Где камни бесценные жаром горят.
И молвит: «Принцесса, твоей красоте
Оправой – изысканность, тайны наук,
Поэзии чары. На белом слоне
За джунгли в мой город тебя увезу».
Принцесса тем временем думает: «Нет!
Уж слишком изнежен и слишком учён.
Посадит, как в клетку, в покой золотой
И станет стихи дни и ночи читать.
А если начнёт философствовать он,
От скуки, пожалуй, сойду я с ума,
И жизнь моя будет, как вечный урок!
Уж лучше послушаю третьего я».
И тот подошёл. Как он быстр и красив!
Во взгляде и властность, и страсти огонь.
А рядом узду натянул чудо-конь –
Серебряный, стройный – подарок его.
Каган ей сказал: «И ветрам не догнать
Коня, что любимую в дом мой помчит!
Бери и меня, и бескрайнюю степь,
Народ мне покорный и все табуны!»
Принцесса смутилась под взглядом его,
Но детские страхи вернулись опять:
«Ведь он же – кочевник! И вся его жизнь –
Дорога: отары, гурты, табуны,
Кумыс и конина. Какая любовь!
Степные тюльпаны недолго цветут,
Их солнце сжигает. И я там умру,
В степи этой голой от дома вдали!»
Меж тем уж ответно дары вручены
Всем трём женихам. И объявлено им,
Что ценит принцесса высокую честь,
И равно их всех уважает отец.
Но чтоб не обидеть из них никого,
Он их испытает. Пусть в честной борьбе
Покажут и силу, и ловкость, и ум. –
Наградою лучшему станет жена.
И вот состязанья: Силён, как медведь,
Сибирский властитель – играя, легко –
В борьбе одолел и других женихов,
И всех силачей Поднебесной страны.
Но в скачке кагана никто не догнал,
Его джигитовкой был двор восхищён.
И все уж решили: «Принцесса – его!»
И было бы так, но вмешался раджа:
Потряс он познаньями всех мудрецов,
Лишь он все загадки сумел разгадать,
Он в шахматной партии всех победил
И песней прославил невесты красу.
Кого предпочесть? Император изрёк:
«Пусть тот будет зятем, кто дочке милей».
До завтра подумать он ей разрешил
И пиром богатым тот день завершил.
В искусстве себя превзошли повара!
Все ели, хвалил, принцесса одна
Не ела. «Устала!» — сказала отцу
И первой покинула праздничный пир.

В саду было тихо. Светила луна.
И плакать принцессе никто не мешал.
В досаде решила она: «Убегу
И спрячусь! Меня им вовек не найти!»
Не думая вовсе, что будет потом,
Дорожками сада бежала она.
Потом за ворота, где стража спала,
И дальше, и дальше – не зная, куда.
Полями и лугом, лесною тропой,
Гористым ущельем, дорогой людской –
Петляла и пряталась, путала след
И к утру от дома была далеко.
Но рано ли, поздно – устала она,
Упала и чувствует: дрожь по земле
И топот погони. Она поняла
И снова заплакала горько и зло.
Где спрятаться? «Ветер! Везде тебе путь!
В далёкие дали меня унеси!»
Но ветер сказал ей: «Сегодня я слаб.
Дождись-ка ты бури, поможет она».
«О, бор мой сосновый! Укрой же меня,
Спаси от погони!» А бор ей в ответ:
Стволы мои тонки, прозрачен я весь,
И быстро отыщут тебя женихи.
Сумел бы тебя я в сосну превратить,
Но сосны, что в землю корнями вросли,
Должны оставаться на месте весь век.
А ты, непоседа, сумеешь ли так?»
Ручей, что поблизости тихо журчал
И мельницы сельской крутил колесо,
Ей голосом детским шепнул: «Подскажу
Тебе я, принцесса, как горю помочь:
Уж раз тебе воля дороже всего –
Смотри, ты наплакала целый ручей! –
Земле поклонись, пусть по миру она
Тебя разольёт полноводной рекой,
Наряд золотистый рассыплет песком,
Мостом разноцветным твой стан обовьёт,
В ракушки упрячет твои жемчуга. –
Теки, куда хочешь! Никто не указ!»
Принцесса решилась. Но трижды Земля:
«Ты вправду ли хочешь?» – спросила её.
«Хочу! – торопила принцесса, – Скорей!»
Ах, как не мешало подумать бы ей!..
И встала погоня пред новой рекой,
Ни с чем возвратились домой женихи.
Их щедро правитель добром одарил
И с миром отправил. Забудем о них.
Но было понятно, что дочкин побег
Его уваженья соседей лишил.
И, дабы извлечь из событий урок,
Издал император строжайший указ:
«Отныне – поскольку принцессы должны
Иметь представленье о благе страны –
Держать их престрого и больше учить,
Чтоб им образованней быть и умней.
Внушать послушанье, манеры и тон.
И ножки им сызмала так бинтовать,
Чтоб нежными были, поменьше росли,
Чтоб из дому дочки бежать не cмогли».
И позже принцессы в восточной стране
На диво усидчивы были всегда,
Писали иероглифы, помнили счёт
И были примером изящных манер.
Они полюбили мечтать при луне,
В садовой беседке читали стихи
И слушали музыку, а иногда
Певали и сами под лютню и цинь.
Тех куколок милых – послушных принцесс
Просватать, наверное, было легко.
Но все их забыли. А помнят о той,
Что в беге стремительном стала рекой.
Заметим, что вскоре принцесса-река,
Наскучив теченьем, сказала Земле:
«Верни мне мой облик, хочу я домой!»
И что ж услыхала принцесса в ответ?
«Не станет побегом высокий бамбук,
И птице нельзя возвратиться в яйцо.
Что сказано – сделано! Будешь теперь
Прекрасной рекою во веки веков».

С тех пор пролетели уж тысячи лет.
Принцесса-река всё бежит по земле
Причудливой линией путь её лёг
Меж гор и лесов, плодородных полей.
Зовут её Жёлтой рекой – Хуанхэ –
За то, что как золото волны её,
Как шёлк того платья, что было на ней,
Когда из дворца убежала она.
Сильна и красива река Хуанхэ,
А всё ж своевольничать любит она:
То русло изменит и вспять потечёт,
То дамбу прорвёт, заливая поля!
Но люди привыкли и любят её:
«Что делать? – Принцесса! Таков её нрав!..»
И песни слагают, и сказки о ней
Такие, как эта. И лучше ещё.

Послесловие автора

Наше время достойно своего эпоса. И оно не станет последним временем человечества, если люди осознают необходимость нового, всепланетного мышления и такой же всепланетной гражданственности. Мир спасёт ответственность.

Три фрески моего триптиха «Реки и речь»: «Дунай», «Хуанхэ», «Горская легенда» – я написала в жанровых рамках и стилистике былины, сказки и легенды.

Былина Дунай, открывающая триптих, навеяна картиной К. Васильева. Это история трагической ошибки. Но разве редко во все времена невинные люди расплачиваются за ошибки сильных?

«Хуанхэ» (2) – интермеццо, сказка о капризной и беспечной китайской принцессе. После “весомости” Былины мне хотелось сделать её изящнее и веселее.

В «Горской легенде» (3) дан драматический любовный треугольник с чеченцем Тереком, казачкой Кубанью и грузинкой Ингури. При всей условности сюжета проблема кавказских конфликтов и их суть в легенде выражена вполне ясно.

Эпос триптиха осовременен не только идеей. Век за окном стремителен, сегодняшний читатель нетерпелив, и автору это известно. Тем не менее, и Балда, и Снегурочка, и купец Калашников присутствуют в нашем сознании и, скорее всего, переживут ещё много поколений. У меня есть даже неплохой английский перевод “Песни о вещем Олеге” в репродукциях Васнецова, читанный поколениями и многожды подклеенный.

Сама я отдаю дань эпической традиции неспешного повествования в экспозиции Былины, но далее – в основном действии – темп его ускоряется, драма начинает доминировать, а дальше уже работает энергия сопереживания. Сказка и Легенда уже не требуют таких технических ухищрений. Но “китаистый” декор и юмор одной, как и руставелиевские хореи другой – вкупе даже с крепким сюжетом не лишни. Только это уже авторская рабочая лаборатория, едва ли интересная читателю. Его я просто приглашаю читать мои стихи и буду рада записать в друзья.

Вера Левинская
26 марта 2017