Владимир Вестер | Альбер Камю. 7 ноября 1913 года

«Если душа существует, неверно было бы думать, что она дается нам уже сотворенной. Она творится на земле, в течение всей жизни. Сама жизнь – не что иное, как эти долгие и мучительные роды. Когда сотворение души, которым человек обязан себе и страданию, завершается, приходит смерть». Альбер Камю «Миф о Сизифе».

Писатель, драматург, журналист, философ, лауреат Нобелевской премии, «отделаться от которой не так-то просто». Родился в Мондови, в Алжире, 7 октября 1913 года. Отец, сельскохозяйственный рабочий, через год после рождения сына погиб в сражении при Марве Великой войны 1914-1918 годов. После гибели отца семья очень нуждалась, жила в страшной бедности и далеко не каждый день сводила концы с концами… Камю замечательные страницы посвятил своему безрадостному детству в книгах «Изнанка и лицо» и «Бракосочетание». Он тем не менее хорошее образование получил, поступив на философский факультет Алжирского университете и проучившись в нем с 1933-го по 1936-й. Его выпускная работа, которую он из-за болезни не смог защитить, называлась «Христианская метафизика и неоплатонизм. Плотин и блаженный Августин». В газетах «левых» сотрудничал в те же годы. Театр дю Травай («Театр Труда») организовал в 1936 году. В этом театре он был актером-любителем и режиссером-любителем. Позже, когда стал известным драматургом, писал о ролях и театре: «Вжиться в каждую из этих судеб, испытать на себе их разнообразие — все равно что сыграть их». Это, добавим, нагрузка колоссальная: только в «Калигуле» ролей и судеб 25.

Версия, что автокатастрофа, в которой через двадцать четыре года, в 1960-м, погиб Камю, была подстроена агентами КГБ, не подтвердилась. Слухи по Парижу ходили, но ни одного документа, хотя бы косвенно намекавшего на участие советских агентов в подготовке катастрофы, никто не нашел. Подтвердилась его «философия абсурда» и то, что тоталитаризм во всех его формах не подразумевает жизнь отдельно взятого человека, полагая ее чем-то слишком мелким, тщетным, пустым, зряшным и незначительным при достижении «великой цели». Человек трагичен сам по себе, а в этой чудовищной гонке – он просто лишнее, и никому не нужен со всей его трагичностью ощущения самого себя, при любых декларациях типа «…я другой страны не знаю, где так вольно жил бы человек». Газета «Правда», верховный бумажный рупор этой «самой человеколюбивой страны», писала о вручении Камю Нобелевской премии: «Совершенно очевидно, что он получил премию по политическим мотивам за нападки на СССР. А ведь когда-то был членом компартии». Припомнили, что выступал резко против подавления советскими войсками Будапештского восстания в 1956 году; потом не простили поддержку в 1958-м Бориса Пастернака. Крайне негативно относились в СССР к автору «Постороннего», «Калигулы», «Мифа Сизифе», «Чумы», «Человека бунтующего». Считали махровым наветом и форменным идеологическим кошмаром такие его слова: «Фашизм предполагает восхваление палача самим палачом. Коммунизм более драматичен: его суть — это восхваление палача жертвами». («Человек бунтующий»). Это, дорогие товарища, зловредная клевета и происки врагов социализма.

В 60-х на 6-й части планеты стало несколько посвободней. Что-то оттаяло в самом воздухе, и напечатали в 1968-м в «Иностранке» роман «Посторонний», указав, чтобы было понятней, на его пессимизм и мрачную безысходность. Большую часть того, что было создано писателем, обладавшим «средиземноморским» талантом, издали в перестройку и после нее, когда уже канул в известную неизвестность СССР. Надо бы теперь продолжить издавать, но отчего-то застопорилось. Один издатель другого спросил: «А кто теперь у нас будет читать Альбера Камю?» Другой ответил: «Мы с тобой и еще человек двадцать». Умышленно занизил цифру, однако против истины не погрешил: интерес к одному из самых значительных французских писателей ХХ века, по сравнению с 60-70 годами, сильно упал, и не такая уж банальная шутка, что одноименная марка французского коньяка взяла верх над изящной словесностью. Правда, есть еще люди, которые удачно совмещают.

Верно сказано: Камю надо читать. Пересказывать бесполезно. Не имеет смысла. Надо вникать в то, что написал человек, который в своей Нобелевской речи сказал: «Я верю в справедливость, но я буду защищать сначала свою мать, а потом уже справедливость». И о труде писателя: «…Писатель может обрести чувство живой солидарности с людьми, которое оправдает его существование — при том единственном и обязательном условии, что он взвалит на себя, насколько это в его силах, две ноши, составляющие все величие его нелегкого ремесла: служение правде и служение свободе». И он же был единственный из известных французских журналистов, резко осудившим 8 августа 1945 года взрыв атомной бомбы над Хиросимой: «Техническая цивилизация достигла последней степени зверства. В ближайшем будущем можно будет выбирать между коллективным самоубийством и умелым применением научных достижений».

Камю известен был почти всей французской столице, представляясь многим как человек уверенный в себе, но ощущения его самого себя были иными: «Собственно говоря, я никогда толком не мог в себе разобраться. Но всегда инстинктивно следовал за невидимой счастливой звездой… Во мне царит какая-то путаница, устрашающий хаос. Сочинять для меня — крестная мука, потому что тут нужен порядок, а во мне порядку все сопротивляется. С другой стороны, без порядка я рассыплюсь на части». А когда оставался наедине с собой, то иногда казалось ему, что любит весь мир, а потом вдруг начинал ненавидеть переходы метро или соседний почтовый ящик. Чем досаждали ему эти переходы и почтовые ящики, он не говорил, однако среди самых ненавистных вещей были крайне вредные для здоровья сигареты натощак, которые тем не менее заядло курил. И пустая квартира. Пустота в жилых стенах и вообще в жизни была для него наполнена настоящим «экзистенциалистским ужасом». И кипы писем, на которые надо отвечать, и телефонные звонки, и обеды в небольшом ресторане “У Липпа”, и работа в издательстве Галлимара, и даже театр, в который надо ходить и хлопать кому-то, кроме исполнителей всех 25 ролей в «Калигуле», представляющей собой выдающуюся пьесу абсурда, где высшая цель – самоубийство на почве умершей любви в лице родной сестры безумного императора…

Думали граждане Парижа, что знаменитый писатель и драматург в браке чрезвычайно счастлив, а он в нем счастлив не был. Больше того, он, как человек рассеянный, чуть не забыл обоих своих первенцев-близнецов в родильном доме. О существующей путанице между браком и любовью говорил с глубиной подлинного философа, тогда как Жан-Поль Сартр считал его «глубоким философским дилетантом», что привело к их знаменитой ссоре в 1952 году после резкой и обидной критики Сартром «Человека бунтующего». Тем не менее слова Камю навсегда актуальны с сороковых годов прошлого века: «Люди упорно путают, с одной стороны, брак и любовь, с другой — и счастье и любовь. Но между ними нет ничего общего. А так как отсутствие любви встречается чаще, чем любовь, то и получается, что браки лишь изредка оказываются счастливыми».

Из очередной поездки на родину, в Алжир, в Америку, еще куда-нибудь он возвращался домой и вновь погружался «в привычные семейные передряги». Он в своем дневнике об этих передрягах пишет: «Квартира тесна, некуда деть ребят, некуда уложить тещу, некуда складывать уголь. Впрочем, самого угля тоже нет, а есть дрова, которые занимают чертовски много места. И прислуги тоже нет. Короче, можно сойти с ума. Мне все настолько осточертело, что я готов сотворить что-нибудь непоправимое… Становлюсь пессимистом. У меня больше нет ощущения, что доверять можно всем на свете. Мало кого мне хочется назвать другом, а люди в целом видятся трусливыми и жестокими… Я становлюсь старым грибом… наверное, мне лучше спрятаться от всех и бросить писать».

У него часто обострялся туберкулез, впервые обнаруженный врачами в 1930 году. Болезнь помешала ему в 1939-м пойти добровольцем на разгоравшуюся в Европе Вторую мировую войну. Он остался в Париже, когда столицу Франции оккупировали гитлеровские войска. Был в рядах Французского сопротивления и рисковал жизнью, выпуская вместе с товарищами подпольную газету «Комба».

До обнаружения в организме палочки Коха, одной из главных причин «отчуждения», мотивов «безысходности» в его творчестве, Камю был хорошим спортсменом: играл в футбол. Свою болезнь он называл «гриппом». А когда этот «грипп» обострялся, набрасывалась депрессия, от которой спасали погружение в работу и подготовка к новым поездкам.

В работе ставил такие цели, осуществить которые, казалось, и здоровому человеку невозможно: «…всучить моему издателю-кровопийце пять томов, перед тем как отправиться в Южную Америку. Я имею в виду “Веревку” — пьесу в пяти актах, “Человека бунтующего” — эссе в 250 страниц, том критических очерков, том политических статей и том литературных эссе о Средиземноморье. Хочется скинуть все, что висит надо мной уже много лет, ничего больше не писать в течение нескольких месяцев, а затем начать второй цикл, который обеспечит мне мировую славу. Тем временем эти пять томов должны принести достаточно — если только львиная доля, принадлежащая Галлимару, не слишком велика — и гарантировать мне скромное существование. Но чтобы сделать все, что я наметил, до июня месяца, мне надо работать не покладая рук, и чтобы никто ко мне не приставал, и всерьез надавить на мою природную беспечность. Правда, кое-кто меня поддерживает, и в принципе этого достаточно, если хоть чуточку повезет».

Актриса Мария Казарес, женщина с неподражаемым голосом, жгучая испанская брюнетка огромного темперамента была его многолетней любовью. Он и ее любил, и жену свою, и сестер жены, и Испанию, куда собирался уехать, но не уехал, опасаясь, что франкистские законники упрячут его надолго в тюрьму, припомнив его выступления в защиту республики. И то, что с 1935 по 1937 годы был членом Алжирской компартии, покинув ее ряды из-за разногласий с позицией Коминтерна и обвинений в «симпатиях к троцкизму». А о Марии Казарес надо сказать, что страшнее не было для него мысли, что она вдруг умрет. Она уйдет навсегда, а он тогда перестанет смеяться. Останется в прошлом все, что пережили вместе… Ненужной станет и ревность к ее работе, и требование к ней: «Играя, ты должна думать обо мне». Близился 1949 год, и в канун его Альбер Марии написал: “Счастливого Нового года, любовь моя, хочу, чтобы мы были вместе и я не умер вдали от тебя”. Друзьям своим Камю признавался, что не создан для семейной жизни, но о разводе не помышляет: есть дети, которых он очень любит. И снова одно из его рассуждений: «это так же, как в любви: любить больно, но человек любит; больно писать, но человек все равно пишет».

Он думал, что Нобелевскую премию дадут не ему, но дали ему, и стал он еще одним «литературным символом Франции», полагая, что эта «премия меня старит» и не очень хочется «видеть свой профиль на памятной медали». Награжденному было 44 года. Из всех лауреатов премии, учрежденной изобретателем динамита, только Редъярд Киплинг был на два года моложе. На вручение в Стокгольм отправились всей семьей: жена, дети и Камю с обязательным по такому случаю фраком, взятым им напрокат. Дочка перед отъездом спросила: «А акробатам дают Нобелевскую премию?» Он сказал, что каждому могут дать по заслугам перед человечеством, а жену еще раз поставил в известность, что «жизнь всегда похожа не роман».

Бюст Нобиля, украшенный лавровым венком, и присутствие на церемонии вручения короля Швеции очень понравились. Как и речь Камю – почти всем присутствующим. Более десяти раз он повторил в ней слово «творчество», рассказал свою жизнь, полную промашек и разочарований, надежд и просчетов, вспомнил родной Алжир, «незабываемую природу средиземноморья», свое бедное детство, и, перейдя к современному миру, сказал об его «страшном антигуманизме» и о том, что против «любой тоталитарной системы». Вернулся в Париж и постоянно не знал, что ему говорить многочисленным журналистам, которые донимали ежедневно. Работал много, стараясь не замечать «этого дурацкого нимба вокруг моей головы». 14 декабря 1959 один из журналистов спросил его: «Вы – левый интеллигент?». Камю ответил: «Я не уверен, что я — интеллигент. А что до остального, то я за левых, вопреки себе и вопреки им самим». И не добавил то, что есть теперь во всех его опубликованных биографиях: всю жизнь Альбер Камю был одиночкой, счастливым любовником, заядлым путешественником, упорным журналистом, никогда не был богат, читал лекции в Нью-Йорке и то, что «Чума», скорее всего, один из лучших его романов, в котором человек своей смертью спасает всех остальных, почти уже обреченных погибнуть от кошмарной болезни.

Среди обломков машины, которая 4 января 1960 года на всем ходу слетела в обледеневшего национального шоссе №5 и врезалась в платан, нашли часы с приборной доски, остановившиеся в 13.55. Черновика его последней рукописи в машине не было. Альбер Камю задумал роман о себе. Он назывался «Первый человек» и, по мысли автора, не должен был быть закончен… «Каждый человек умирает незнакомцем» — слова из романа прежнего, впервые опубликованного на русском языке в 1968-м под названием «Посторонний».

Владимир Вестер