Владислав Кураш | Нонконформизм

Бухаю и пишу

Бухаю и пишу,
Пишу, бухаю и пишу,
Бухаю.
И на мгновенье забываю,
Что не дышу,
А только лишь вдыхаю
Какую-то загадочную смесь,
Волшебную невидимую смесь,
И смысл, мне кажется, лишь только в этом есть,
И потому бухаю.
Пишу, бухаю и пишу,
Бухаю
И тупо с болью в мышцах ощущаю,
Как серым отраженьем исчезаю
В бездонной глубине кривых зеркал.
Я от себя давно уже устал,
И потому бухаю,
И всё равно пишу,
И заливаю
Бухлом кривую пустоту,
И затыкаю
Пивными пробками глухую немоту.
И всё равно бухаю,
И всё равно пишу,
Бухаю и пишу.

Безумие

Бритвой режу ладони
Я в кровь.
Прыгаю на подоконник
И вновь
Не хочу соскользнуть я с карниза в бездонную высь,
Как однажды скользнула нелепая глупая жизнь.
Заливаю вином одиночество,
Не торопись
Оборвать надоевшую глупую скучную жизнь.
Листопадом беззвучных симфоний
Прыгаю на подоконник
И оттуда в бездонную высь,
Чтобы хоть на мгновение впрыгнуть в безумно безумную жизнь.

В прицеле

Я взлетаю с простреленной простыни,
Задержись на мгновение
И взгляни,
Как в прицеле я исчезаю,
И взлетаю, взлетаю, взлетаю.
Задержись на мгновение,
Не уходи,
Из навылет пробитой улыбкой груди
Липкой жижею жизнь вытекает,
И взлетает, взлетает, взлетает
Осторожно, тихонько и, не спеша,
В сердце раненная душа,
Растворяясь в небесном свинце,
Улетает.
На прикладе ещё один грубый рубец,
Досылаешь в патронник холодный свинец,
Ослепительным заревом мой силуэт
В окуляре прицела сгорает.
Загляни мне в глаза
Там уже больше нет
Ничего, всё вокруг исчезает.
Задержись на мгновенье в прицеле,
Прости.
Чёрным пеплом я в небо взлетаю.
Не держи, не рыдай, не кричи,
Отпусти.
Навсегда от тебя улетаю.

Что тебе рассказать

Я тебе расскажу, как за синей рекой,
На чужой стороне
Утром солнце встаёт,
Как шумит, разбиваясь о скалы, прибой
И в кипящей, искрящейся, пенной волне
Отражается звёзд золотой хоровод.

Я тебе расскажу, как порой на заре,
Там чужой соловей,
Заливаясь, поёт.
И, как спится там сладко в душистой траве
Под тенистою зеленью пышных ветвей,
Орошённых, прохладой струящихся вод.

Я тебе расскажу, как к подножию гор
С белоснежных вершин
Там приходит весна.
И, как белых фиалок безбрежный ковёр
На ладони долин
Расстилает она.

Я тебе расскажу, как люблю я тебя,
Как скучаю один
В этом райском саду,
И, как снится мне часто родная земля
И дубрава, и пруд,
И трава на лугу.

И, как ты в сарафане и белом платке
На дорогу украдкою
Смотришь в окно,
И, как тихо рыдаешь потом в уголке,
Занавески закрыв,
Чтоб не видел никто.

Я тебе рассказать мог бы много ещё,
Только жгут моё сердце
Слова-угольки
И в раю мне бывает порой нелегко,
От того,
Что с торбою мы так далеки.

Когда-нибудь мы встретимся с тобою

Я заблудился в языковом пространстве
И не найти мне дороги обратной,
Я так устал от далёких странствий,
Я не вернусь никогда, вероятно.

Я отправляю бумажные барки
К твоим берегам в треугольных конвертах,
Ты не сердись на меня за помарки,
Я научился быть откровенным.

По вечерам я учу эсперанто
И пью багасу в оливковой роще,
Твоё восторженное постоянство
Меня немного смущает, а, впрочем,
Я не прошу у судьбы подаяний
И не хочу начинать всё сначала,
Я так устал от больших расстояний
И всё равно по ночам у причала
Я жду, когда же рванёт с океана
И паруса затрепещут в отчаяньи
Я лишь боюсь, что в неведомых странах
Мы разминёмся с тобою случайно.

А за окном уж рассвет пламенеет
И облака вдаль бегут, как фрегаты,
Я с каждым днем понемногу старею,
А ты всё такая же, как когда-то.

Неприкаянный

Когда природа выплачется вдоволь
И сбросит пожелтевшую листву,
Я загляну в твоё окошко снова,
А ты отрежешь девичью косу
И раскраснеешься, как спелая рябина,
И улыбнёшься снежностью зимы,
И, словно в сказках, криком журавлиным
Вспорхнёшь над милым краешком земли.

И улетишь в неведомые дали,
Сквозь снег, сквозь лёд, сквозь злые холода,
Лишь через год напишешь, чтоб не ждали,
И не вернёшься больше никогда,

А я пропью последнюю рубаху
И брошусь в прорубь на краю зимы,
И где-то под затопленной корягой
Напьюсь студёной, как февраль, воды.

Природа будет весело смеяться,
Шуметь ручьями, шелестеть листвой,
И я со дна ей буду улыбаться
За то, что стала верной мне женой.

Нет более надежды и любви

Я, может быть, к тебе ещё вернусь,
Но лишь на несколько недолгих дней,
Какая-то неведомая грусть
Нахлынет с золотых полей.

И, окунувшись с головой в простор,
Я убегу, куда глаза глядят,
Я не бродяга, ни палач, ни вор,
Но нет уж мне пути назад.

Дубрав знакомые услышав голоса,
Я разревусь, как двадцать лет назад,
Печально улыбнутся небеса
И голубые мокрые глаза
Навек закроются в чужой степи
И места в них не будет синеве,
Лишь только жухлый полевой ковыль
Невольно будет помнить обо мне.

Тигровая шкура

Я брошу тигровую шкуру на пол
И ты упадёшь в её мягкие лапы,
И будешь мурлыкать и нежно царапать,
Как дикая кошка с Тибетских хребтов.

Когда по саванне проходят слоны
И клонится день в напряжении сонном,
Я наблюдаю при свете луны
Твои очертания на небосклоне.

Туманным созвездьем из детства спешит
Через Европу и через Сахару
Пустая, нелепая, глупая жизнь.
Тогда я был молод – теперь я уж старый.

В надёжный приют из тенистых шатров
Под бронзовой прелестью южных загаров
Мы убежим из чужих городов
К заваленной снегом Килиманджаро.

Я буду охотиться на обезьян,
А ты будешь ждать меня в нашей берлоге
И нежно царапаться по вечерам,
И тихо мурлыкать на шкуре тигровой.

Хулиганское

(подражание Есенину)

Распрощался с юностью кудрявой,
С зеленью молоденьких берёз,
По ночам зарёванный и пьяный
Под твоим окном скулю, как пёс.

Месяц с лошадиными глазами
Смотрит на тебя через окно.
Ничего не говори – я знаю,
Что меня не любишь ты давно.

И, умывшись горькими слезами,
Закружившись в карусели дней,
Матерными, пьяными стихами
Расскажу я о любви своей.

Как когда-то целовала нежно
В губы ароматом тополей,
Как ласкала кудри ветром снежным
С запорошенных, непаханых полей,

Как любила преданно и верно,
А потом забыла навсегда.
Оттого и стал таким я скверным,
Оттого и вся моя беда,

Оттого и пью теперь с ворами,
Оттого пишу теперь стихи
И с растрёпанными русыми кудрями,
И с глазами, что от слёз давно сухи,
Я читаю их бродягам в подворотнях
И под хохот проституток в кабаках.
Да, я стал теперь поэтом модным,
Хулиганы меня носят на руках.

Так пляши в развратном танце сука,
Соблазняй до одури в висках,
Но в моей груди тоска и скука
От любви, распятой на досках.

И тебе за это дам я в рожу,
Кровью вымазав и платье, и кулак.
И воткнут в живот мне финский ножик
Наконец в одной из пьяных драк.

Ну а если я не сдохну, всё же,
Брошенный на растерзанье псам,
То июльским вечером погожим
Удавлюсь верёвкою я сам.

И меня ты больше не увидишь,
И не вспомнишь больше никогда.
И на небе разноцветным дышлом
Засверкает радуги дуга.

Пусть дождями зарыдает осень,
Листьев золотом засыплет небеса,
Пусть в земле мне черви тело гложут,
Путаясь в кудрявых волосах.

Эрнсту

Научи меня воевать, Эрнест,
Так, как воевал ты сам,
Глядя смерти в глаза,
Я прошу тебя — научи.

Научи меня стрелять, Эрнест,
Из-за кипарисов по диким быкам,
С первого выстрела наповал,
Я прошу тебя — научи.

Научи меня писать, Эрнест,
Так, как писал ты сам,
Отдавая всю силу словам,
Я прошу тебя — научи.

Научи не прощать, Эрнест,
Ни предателям, ни врагам,
Не верить лживым слезам,
Я прошу тебя — научи.

Научи меня ненавидеть, Эрнест,
Для чего я не знаю сам,
Ненависть сжигает сердца,
Всё равно, прошу — научи.

Научи меня любить, Эрнест,
Так, как любил ты сам,
Поднимаясь от чувств к небесам
Я прошу тебя — научи.

Научи меня всему, Эрнест,
Всему-всему научи,
Только не молчи, Эрнест,
Я прошу тебя: не молчи.

Одалиска

Твои глаза – два лунных диска
Под звёздным небом покрывала,
Закрой их лучше, Одалиска,
Чтоб нагота нас не смущала.

Сегодня не хочу я слушать
Твоей Шахеризады сказки,
Ты лучше вылечи мне душу
Своею красотой и лаской,
Своею огненною страстью
И мёдом поцелуев нежных,
Плени меня своею властью
Под покрывалом без одежды.

Кровавым яблоком заката
Твоя улыбка пламенеет
Над минаретами Багдада.
И в моей сумрачной постели
В лучах божественной Ириды
На простыне под покрывалом
Цветут сады Семирамиды,
Где ты ни раз уже бывала.
И в час блаженства забывала
О горькой участи рабыни
Под куполом из покрывала,
Таким же, как и небо синим.

И лёгкой поступью неслышной
В лучах рассветных исчезала
И забывала всё, что было,
Чтоб ночью всё начать сначала.

Где ты теперь, моя Гетера?
С кем делишь кров и своё ложе?
Оставь в покое моё сердце,
Я ничего тебе не должен.

Дифирамб

Ты Дионису пела дифирамбы,
Лозою виноградною сплетая
Слова в двустопные хромые ямбы,
И в темноте ждала совсем нагая,
Укрывшись теплой шкурою козлиной,
Когда на небе запылают звезды
Над сонною Нисейскою долиной,
Сжигая пламенем туманов проседь,
Чтобы впустить в младое свое лоно
Весны, огнем цветущей, дуновенье
И с наслажденьем боль исторгнуть стоном,
И слиться с ней хотя бы на мгновенье.
Но Орион с толпой Гиад игривых
Разбудит день и всё проснётся разом,
И выползут из нор своих сатиры,
И сонм менад, невидимых для глаза,
Вспорхнет с ветвей многоголосым роем
Над белоснежною вершиной Нисы,
И хлынут все бурлящею волною
Встречать всегда хмельного Диониса.
Он явится, как гром с небес, сверкая
Огнем и светом, в алой колеснице,
Десницею своей провозглашая
Всем пробужденье утренней зарницы.
На голове его венец из винограда
И тирс в его руках плющом увитый,
А на осле в объятиях дриады
Старик Силен его учитель знаменитый.
Под звуки флейт, свирелей и тимпанов
Закружатся сатиры в дикой пляске,
Кружа менад от счастья полупьяных
И от любви, и поцелуев страстных.
И опрокинутся бездонные сосуды
В кувшины и на вспаханную землю,
И жизнью расцветёт весна повсюду,
И прорастёт оброненное семя
Любовью, счастьем, радостью земною,
Благоуханием природы юной,
Кудрявой виноградною лозою
И шелковистою травою тонкорунной.
И ты вплетёшь в златые свои кудри
Бутоны роз и гроздья винограда,
И маслом из олив и незабудок
Натрёшь себя, и утренней прохладой
По кронам эвкалиптов и платанов
Ты устремишься вслед за Дионисом,
И на мечах героев и тиранов
Ты засверкаешь радостью лучистой,
И вся сгоришь в своих лучах рассветных,
От счастья и любви к нему пылая,
А он пройдет и даже не заметит,
И никогда об этом не узнает.
И все ветра: Зефир, Борей и Нот
Развеют прах твой по долине Нисы,
И ты родишься ровно через год,
Чтоб вновь встречать хмельного Диониса.

Цветок зла

(подражание Бодлеру)

Ты слишком дурновата, чтобы быть
Красавицей, и слишком грубовата,
Чтобы прелестницею быть, но одного
Тебе достаточно лишь взгляда,
Чтоб страстью грязною и пагубной пленить
Иль ангела, иль демона, иль гада.

В твоих глазах бесовски колдовских
Желанная утеха и услада,
Бездонная, как ночь кошмарных снов,
И чёрная, как подземелья ада.
Для каждого, кто окунулся в них,
Иль ангела, иль демона, иль гада

Спасенья нет в плену твоих оков.
От жажды наслаждения до праха
Один лишь шаг. Но всякий в них готов,

Не думая, низринуться без страха,
Чтоб сгинуть там. И это ль не награда
Для ангела, для демона, для гада?

Очищение

(подражание Бодлеру)

Я цитрою своею доброту
Пытался пробудить в тебе, но тщетно
Искал я красоту в обличье бледном,
Греховную не замечая наготу.

Ты разжигала ядовитый тлен
В душе моей так скорбно безутешной;
И я мечтал попасть в порочный плен
Твоих желаний и капризов грешных.

А в эмпиреях падшая душа
Летала и просила о прощеньи
Средь ангелов полупрозрачной тенью,

От счастья и восторга трепеща,
Предчувствуя минуту очищенья.
Что может быть достойней восхищенья?

Амазонка

Там, где в небе маленькая дверца
Прячется от глаз в слоях озона,
Я тебе отдам частицу сердца,
Ты моя смешная Амазонка.
Дней прошедших сосчитать не в силах,
Сколько нам осталось Бог лишь знает,
Не жалею я о том, что было,
Не боюсь того, что ожидает.
Ты уж далеко теперь отсюда,
Понт Эвксинский греет твои руки
И двугорбые везут тебя верблюды
Прочь от городской дремотной скуки
И с тобой увозят моё сердце,
Полное надежды и печали.
Там, где в небе маленькая дверца,
Нас с тобою ангелы венчали.
Ты тогда была ещё девчонкой,
Грудь твою сожгли в огне щипцами,
Чтобы не мешала стрелам звонким
Пролетать под голубыми небесами.
Ты не знала жалости и страха,
Как волчица, шла по загнанному следу
И пьянела от любви в объятьях Вакха,
И в сраженьях за собой вела победу.
Но предательства продажная улыбка
Улыбнулась и набросила удавку.
И на вавилонском чёрном рынке
Там тебя купил купец из Дакки.
Ты моя смешная Амазонка,
Спи спокойно, ты свободна, Бог с тобою,
Ты вернёшь и царство и корону
Справедливости безжалостной рукою,
И когда-нибудь в зените своей славы
Вспомни обо мне в своих чертогах,
Вспомни, как нас ангелы венчали
В небесах у райского порога.

Попробуй понять себя

Армену Григоряну

Где бы ты ни был,
В джунглях или в саванне,
Или на мягком диване
В своём кабинете
С сигарой в зубах
Или с ромом в стакане,
Помни, мой друг, что где-то
На белом свете
Есть тот,
Кто всё это видит и знает,
Тот, кто за всё это в полном ответе.
А ещё есть тот,
Кто по ночам,
Глядя на звёздное небо,
Думает о самом главном
И просто мечтает.
Он тоже многое видит
И многое понимает.
А ещё есть тот,
Кто во сне летает,
Касаясь крылом звёздного неба,
И из-под купола наблюдает
За тем,
Как внизу копошатся букашки,
Карабкаясь друг на друга,
Как они лапками тянутся к свету,
Но свет их не греет
И не дарит надежды,
Свет безнадежно мерцает.
А ещё есть тот,
Кто, слоняясь по склону дня,
Пытается заглянуть в себя,
И думает, что многое увидит там,
И пытается себя понять,
И построить свой храм,
И хочет научиться жить, любя,
И просто любить,
Хочет научиться жить.
Всяких чудаков хватает на свете,
И, может быть,
Ты один из них,
Но об этом знает,
Лишь тот,
Кто за всё это в полном ответе,
Тот, кто за нами
Из-под небесного купола наблюдает.

Скрещенье судеб

Миле Машновой

Ты куришь опиум, а я курю гашиш
И от безделья заплетаю рифмы в банты,
Ты на груди моей материком лежишь
И над тобою держат горизонт атланты.

Ты на груди моей тихонечко сопишь
И в полумраке невесомость тонет,
Ты куришь опиум, а я люблю гашиш
И влажное тепло твоих ладоней.

Как ни беги, но от себя не убежишь
И лет прошедших не вернуть назад,
Ты куришь опиум, а я люблю гашиш
И губ твоих морфейный аромат.

Варшава, Харьков, Лиссабон, Париж,
Досадные пунктиры наших судеб,
Ты куришь опиум, а я курю гашиш
И думаю о том, что завтра будет.

А завтра будет снова та же жизнь
И больше ничего, увы, не будет,
Ты куришь опиум, а я курю гашиш,
Такое странное у нас скрещенье судеб.

Устал я жить в чужом краю

Миле Машновой

Мила,
Расскажи о том, как всё это было,
Расскажи о том, как сильно его ты любила,
Расскажи о том, как сильно тебя он любил,
Расскажи о том, каким красавцем он был,
Как коней на Днепр купать он водил,
Как быка кулаком валил,
Как на медведя один ходил,
Расскажи о том, как он силён был и смел,
Как голосисто пел,
Как в огонь на Купала скакал,
Как залихватски плясал,
Расскажи о том, как любил он тебя и ласкал,
Как жарко тебя обнимал,
И как сладко тебя целовал,
Расскажи о том, как вы сильно друг друга любили
И как долго и счастливо жили,
А потом, словно кто-то его подменил,
Расскажи о том, как он загулял и запил,
И как по пьяному, по-дурацки,
Его зарезали из-за шлюхи кабацкой,
Расскажи о том, как ты его хоронила,
На высоком кургане его могила,
Оттуда видны и Днепр, и Чёрного моря равнина,
И Полесье, и Карпатские горы, и вся Украина.
Мила,
Расскажи, почему ты его не простила,
Расскажи о том, как сильно его ты любила,
Расскажи о том, каким красавцем он был,
Расскажи о том, как сильно тебя он любил.