Вторая космическая секунда
Ефим Гаммер – член израильских и международных Союзов писателей, журналистов, художников – обладатель Гран При и 13 медалей международных выставок в США, Франции, Австралии, автор 20 книг стихов, прозы, очерков, эссе, лауреат ряда международных премий по литературе, журналистике и изобразительному искусству. Среди них – Бунинская, серебряная медаль, Москва, 2008, «Добрая лира», Санкт-Петербург, 2007, «Золотое перо Руси», золотой знак, Москва, 2005 и золотая медаль на постаменте, 2010, «Петербург. Возрождение мечты, 2003». В 2012 году стал лауреатом (золотая медаль) 3-го Международного конкурса имени Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков и дипломантом 4-го международного конкурса имени Алексея Толстого. 2015 год v дипломант Германского международного конкурса «Лучшая книга года». Диплома удостоена документальная повесть «В прицеле – свастика», выпущенная в свет рижским издательством «Лиесма» в далеком 1974 году. Выходит, не только рукописи не горят, но и некоторые старые книги. Печатается в журналах России, США, Израиля, Германии, Франции, Бельгии, Канады, Латвии, Дании, Финляндии, Украины. Живет в Иерусалиме.
16 апреля 2016 года в России вышла в свет его новая книга ассоциаций – стихов и поэм «Стечение космических секунд», с авторской графикой. См.
В книгу ассоциаций – стихов и поэм «Стечение космических секунд» Ефима Гаммера входят произведения разных лет, отражающие каждую из тех 11 космических секунд, которые, по определению американских ученых, отмерены человеку на земную жизнь.
О СТИХАХ ЕФИМА ГАММЕРА
***
Из рецензии Арье Юдасина, США, на стихи Ефима Гаммера.
Арье Юдасин – литературный критик, философ, прозаик, поэт, международный гроссмейстер, чемпион шахматной олимпиады 1990 года в составе сборной команды СССР, претендент на звание Чемпиона мира, обладатель Кубка СССР, чемпион Израиля. Колумнист Нью-Йоркской газеты «Еврейский мир».
Опубликовано в журнале «РУССКОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ЭХО»
2013, Израиль.
ссылка: http://www.eholit.ru/news/823/
Образы и темы Ефима Гаммера – из нашей непосредственности, а вот средства художественные… Скорее, назваться должно: «поединок с небесами» – зачем? что это значит? где корень и исход?
«Нет нового под Солнцем» – возвещал Коэлет, Собиратель. И мудрецы уточняют: «значит, над Солнцем – в духовном – есть новое». Мне кажется, в своём состязании с небесами Ефим Гаммер старается перевернуть, как бы «проткнуть» эту несводимость — и привести НОВОЕ «под Солнце». Не знаю, возможно ли это, но очень хотелось бы, чтобы – «да».
***
Из рецензии Елены Сафроновой на стихи и поэмы Ефима Гаммера из книги «Замковый камень Иерусалима», опубликовано в журнале «Дети Ра» 2014, №1(111).
ссылка: http://magazines.russ.ru/ra/2014/1/20s.html
У Ефима Гаммера в сборнике «Замковый камень Иерусалима» что ни стихотворение – то поэма.
Сборник с таким торжественным названием вышел в ознакомительной литературно-художественной серии «32 полосы» издательства «Нюанс», где появлялись на свет книги многих известных русских и русскоязычных авторов. Что касается Ефима Гаммера, то сам по себе он в представлении вряд ли нуждается – как указано в книге, в 90-х годах прошлого века этот автор, согласно социологическому опросу журнала «Алеф», был признан самым популярным израильским писателем в русскоязычной Америке, да и книг у него 15. Но в России творчество Гаммера пока было «рассеяно» по различным толстым литературным журналам и поэтическим альманахам («45-й параллели» и т. п.). Эта книга – если не ошибаюсь, первый выход к русскому читателю стихов Ефима Гаммера, публиковавшихся в журналах США, Европы, Израиля, а с начала нового тысячелетия – и России.
Стихи и поэмы Ефима Гаммера… По идейно-художественной задумке между ними невозможно провести черту резкого различия. Все они эпохальны. По названию понятно, что доминирующей темой книги является путь иудейского народа с библейских времен до наших дней – по мнению самого Гаммера, это время, «когда спасаются мертвые»:
Когда спасаются мертвые,
живым не до живу в принципе.
В глазах отражаются лицами,
а сталкиваются мордами.
Это строки из триптиха «Не мойте нас вечным огнем» – по сути, трехчастной поэмы-судьбы (даже судеб). С ним соседствует небольшая, но емкая «Стена плача», которой автор дает подзаголовок «поэма пристрастия»; продолжает философический ряд «поэма восприятия» «Конечная остановка – слово», лейтмотив которой – служение логосу, сакральность этого процесса, впрочем, не всегда безошибочного:
Слепые ведут слепых
дорогой слепой надежды.
Им светит слепая звезда,
своим ослепленная светом.
О Слове, о Творении можно рассуждать бесконечно, в том числе и поэтическим языком – к «одному знаменателю» это самое необъяснимое «пристрастие» человека создавать новые миры привести невозможно в принципе. Но каждый пишущий считает своим долгом «откликнуться» на призыв неведомого и все же попытаться проникнуть в суть творчества. Хотя, на мой личный вкус, Ефиму Гаммеру гораздо сильнее удаются стихотворения, что называется, «бытовые», обращающиеся к относительно недавней истории России. Таковы в этом сборнике «Забытые полустанки» – стихотворение из восьми частей, посвященное Файвишу Аронесу (1893 – 1982), знаменитому еврейскому актеру, узнику ГУЛАГа (о нем Ефим Гаммер говорит: «Утомленный человек превозмог разбойный век»), а также потрясающее стихотворение «Инвалид с каталкой». Оно достойно называться и поэмой. Его главный герой – безногий инвалид, бывший снайпер, бегающий наперегонки с семилетним пареньком, лирическим героем, и обещающий, в ходе игры, что о них обоих позаботится «Софья Власьевна». Она и позаботилась — вскоре инвалид исчез. Куда – о том в газетах не писали, а слухи были таковы:
загрузили их на баржи
с открывающимся дном
и утопили, как котят.
Так же содержательны и глубоко гуманистичны по сути «Фронтовые хроники Гило», некогда положительно отмеченные Анной Кузнецовой в журнале «Знамя».Как мне кажется, основной посыл «Замкового камня Иерусалима» – четыре строки:
И небо говорит
в тебе стихами
на языке доходчивом –
любом.
***
Из статьи доктора искусствоведения Григория Островского «Гаммеризм Ефима Гаммера».
Первоисточник: «Иерусалимский журнал», №7, 2001
ссылка: http://www.antho.net/jr/7.2001/14.html
О картинах и рисунках Ефима Гаммера следует говорить как о самоценных и самодостаточных произведениях. Однако мне кажется, ещё полнее художник раскрывается в сопряжении с Гаммером – писателем и поэтом. Потому что искусство – это личность автора плюс всё остальное: стиль, темы, образная система, материал и выразительные средства, техника и т.д. Но личность-то одна – неповторна и неразъёмна.
Сам художник определяет свои произведения просто, непонятно и иронично – гаммеризм*.
Привычные мерки и стандарты здесь не срабатывают и, наверное, уж лучше таинственный «гаммеризм», чем очевидные неточность и приблизительность других определений. Тем не менее, гармония, как известно, поверяется алгеброй, и рациональный подход к рисункам и картинам Гаммера без особого труда вызовет воспоминания о причудливых гротесках Франсиско Гойи и аналитическом методе Павла Филонова, сюрреалистических фантасмагориях Сальвадора Дали и «сатанинском символизме» Бориса Анисфельда.
И в графике, и в поэзии Ефима Гаммера слышится эхо «серебряного века» русского искусства, в изысканную метафоричность властно вторгаются космизм Велемира Хлебникова и хаотичные ритмы дадаизма.
Общим остаются универсальные качества искусства Гаммера: профессионализм в работе с материалом, графическая культура, опосредованная, а нередко зашифрованная ассоциативность образных структур, развитая фантазия, густо настоянная не столько на букве иудаизма, сколько на мистике каббалы.
* В энциклопедии современных израильских художников его художественный стиль так и назван «гаммеризм». См. «Лексикон», Тель-Авив, изд-во «Акад», 1994 (на иврите и английском).
Ефим ГАММЕР
© Ефим Гаммер, 2016
Из цикла:
11 КОСМИЧЕСКИХ СЕКУНД
американские ученые установили:
жизнь человеческая равна
11 космическим секундам
ВТОРАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СЕКУНДА
1
Дверь чужая. Окна тоже.
На стене чужой портрет.
Жду – мороз змеей по коже –
в гости жду чужой рассвет.
Вот и он. И дверь без стука
пропускает его в дом.
Что теперь? Он будет другом
или станет мне врагом?
2
В развалинах быта –
робость и стыд.
Не лодка – корабль
напоролся на быт.
Но песня придумана,
песня о том,
как вычерпать небо
звездным ковшом.
– Кому это надо? –
сказала она.
Не жить ей без неба,
хотя не луна.
3
Я строил
воздушные замки.
Но был ли в тех замках
я замкнут?
Казалось бы,
ездил по миру.
А, может быть, мимо?
А, может быть, мимо?
4
Мне казалось: проходит мимо
то, что пройти не должно.
Мне казалось: фигляром-мимом
надо мной смеется окно.
Мне казалось, что, свесившись с неба,
месяц кажет рога, дразнясь.
Мне казалось, что сердце слепо
и буксует, взметая грязь.
Мне казалось, казалось, казалось.
Жил в «казалось», людей дразня.
Задевало все, что касалось,
хоть чуть-чуть касалось меня.
Это было и, может, осталось.
Но теперь я не так раним,
да и чувствует ныне усталость
пересмешник – оконный мим.
Прополол я в себе под старость
все «казалось», как сорнь-траву.
Но, быть может, мне это казалось,
и прошел только сон наяву.
5
Буду жить, как живут поэты.
Без семьи, без гроша за душой.
Буду песни слагать «про это»
и «про то», как себя не нашел.
Буду жить, как живут поэты.
Может быть, где-то в дикой дали
мне местечко отыщет планета
на земле или в толще земли.
6
– Надоели сюжеты
с их разъятою пастью событий.
Мне метафору дай,
столь же яркою, как соитье.
Чтобы сердце мое
вышло горлом от страстных объятий.
Чтобы кровью оно
изошло метафоры ради.
Чтоб сплетение тел –
метафоричного и живого –
породило на свет то,
что этому свету ново.
– А свету этому
подай
чуть-чуть вина,
чуть-чуть страданий,
и он себе
построит рай
из всякой
дряни.
7
Контрасты:
черное на белом.
Контрасты:
белое на черном.
И зайчик солнечный
забегал,
игрою детской
увлеченный…
8
Игрушка:
пляшет человек.
На нитке, бедного,
таскают
А он,
калека средь калек,
за счастье
это почитает.
Игрушка:
пляшет человек…
9
На черном фоне
сгусток белых пятен –
слепок моей жизни.
– Не проецируйте
жизнь мою на экран,
пока не допишу
продолженья.
Но кинопроектор,
похожий на гаубицу.
целится сквозь меня
в пристреленную мишень
экрана.
10
Когда река течет века
по руслу неизбывных рек,
над ней из облаков река
бежит в обратный век.
В те облака вхожу, как в дом –
в тот дом, что прежде жил во мне.
Здесь каждый угол мне знаком,
как взрыв сирени по весне.
И осыпаюсь я дождем –
туда, где ждет меня река.
В нее вливаюсь день за днем –
века…