ЮМОР ВЕНИЧКИ ЕРОФЕЕВА И ЕВРЕЙ В ШКАФУ

Попытка журналистского расследования

Володе Фромеру — замечательному писателю и историку — смертельно надоела громкая известность \»первопечатника\» гениальной поэмы Венедикта Ерофеева \»Москва — Петушки\». Но он, как я выяснил, даже не догадывается, почему это произведение впервые увидело свет в Иерусалиме. Дело в том, что иначе и быть не могло.

\»Веничка чувствовал себя в мире… евреем. В этом он признался в своей трагедии \»Вальпургиева ночь\», в которой вывел себя как еврея. Если Абрам Терц Синявского — это тщательно отработанная поза, то Гуревич из Вальпургиевой ночи, несущий в себе явные черты веничкиного облика, — исповедание веры, попытка с жесткой точностью и емкостью определить особенность своего пути в жизни и искусстве, специфику своего исключительного художнического бесстрашия. Веничка не столько был отвергнут миром, сколько сам его отверг, но при этом не отгородился, а бросил вызов, горько и страшно выразив свое несогласие с устройством мира, показав, что он другой, что он сам выбирает свое гетто. Осмысляя свою миссию, Веничка и взглянул на себя как на еврея. Игорь Авдиев, один из персонажей поэмы \»Москва — Петушки\», отмечает: Без сомнения, Веня был евреем. Я это понял в самые первые дни нашего знакомства. Нельзя вынудить еврея не быть евреем, раз он родился таковым, как нельзя евреев разлучить водой, огнем, тюрьмой, сумасшедшим домом, — мы сердцем едины. Kонечно, родиться сразу евреем — это рок, фатум, предопределение\». (Ефим Курганов).

Сам Игорь Авдиев пишет о \»еврействе\» Ерофеева подробней: \»Как-то, сидя с Веней у Тихонова на Пятницкой, мы ловили \»вражеские\» голоса и попали на голос Тель-Авива: голос говорил о поэме \»Москва-Петушки\». Мы разволновались… Голос закончил: \»Кто бы ни скрывался под этим вычурным псевдонимом \»Венедикт Ерофеев\», ясно одно: писатель — еврей!\» Без сомнения, Веня был евреем…\» — и далее по приведенному тексту.

Конечно же, захоти Веничка, светлой памяти, перебраться в Еврейское государство по Закону о возвращении, он бы столкнулся с непреодолимыми проблемами. Курганов и Авдиев, наверняка, имеют в виду другой закон от Марины Цветаевой, в котором: \»В сем христианнейшем из миров поэты — жиды\». А в том, что Ерофеев был изгоем и поэтом — сомневаться не приходится, как и в том, что творчество Цветаевой он оценивал высочайшим образом. Однако отождествлять Веничку с Гуревичем я бы не стал. Верная подруга Ерофеева Наталья Шмелькова, на руках которой писатель умер (она же Перельман по папе) пишет в своей книге \»Последние дни Венедикта Ерофеева\»: \»Спрашиваю его: \»А откуда взялся Гуревич из \»Вальпургиевой ночи\»? Ответил, что во Владимирском пединституте учился вместе с ним студент Гуревич — очень веселый, остроумный, интеллигентный еврей. Рассказал про него много смешных и интересных историй\».

С евреями Веничке повезло: влюбленный в творчество Иосифа Бродского, он дружил с Евгением Рейном, Генрихом Сапгиром и Анатолием Найманом. Правда, с самим прототипом Гуревича произошла осечка: \»А как-то ночью, когда моя бессонница меня томила, я подумал об этом, и возникла идея пьесы. Реализовал ее в один месяц. Теперь уже и в театре идет. Только зачем им нужно было еврейскую тему убирать, не знаю. А вот несколько фраз типа \»евреи очень любят выпить за спиной у арабских народов…\» оставили\». Из интервью Ерофеева Ирине Тосунян.

И вновь не все сходится. Та же Шмелькова пишет: \»Приезжал режиссер из театра Пушкина (примерно 30 лет). Предлагал поставить \»Вальпургиеву ночь\». Заплатят 3000 рублей. Поставил условие: убрать \»еврейство\». Фамилию Гуревич поменять на русскую. Убрать мат. (Ну и дурак!)\». Последнее определение вряд ли принадлежит одной подруге Ерофеева. Надо думать, что и сам Веничка послал, куда подальше тридцатилетнего режиссера. Однако, бедность проклятая, и в конце концов, театр \»еврейскую тему\» убрал. Время было такое, угрожающе смутное (1988 год): из всех щелей полезла коричневая сволочь. Юдофобское \»Общество память\» стало массовой и весьма активной организацией. Судя по всему, ее штурмовики в еврействе Венички не сомневались. Шмелькова вспоминает о множестве угроз по телефону: \»Ерофеев, если вы не оставите свои семитские штучки, мы и вас не пожалеем, когда сила будет на нашей стороне\». Чуждый зоологического национализма, Ерофеев реагировал на его проявление в людях с отвращением. Иногда мог и пошутить: \»Если начнутся еврейские погромы, то в знак протеста переименую себя в Венедикта Моисеевича\».

Веничка честен. Ему отвратителен пафос высоких слов, как и героических намерений, а потому Ерофеев добавляет: \» Кого-то могу спрятать в шкаф, но при случае и выдать, если предложат, например, хорошую закуску\». Ситуация, хоть и воображаемая, но любопытная. Ту, первую алию конца 80-х, начала 90-х годов прошлого века в Израиле любили называть \»колбасной\», но вот русский человек, живущий в центре Москвы, свидетельствует, хоть и в шутку, о возможных погромах. Даже в шкаф готов Веничка спрятать одного (!) представителя народа Торы. Интересно кого: Сапгира, Рейна, Ноймана, свою любовь последних лет жизни — Шмелькову — Перельман? Но, если верить писательской честности, спасти от смерти ненадолго — до первой бутылки с закуской. В общем, понятно, что евреям той поры было не до шуток, и в шкафу им сидеть совсем не хотелось, даже в шкафу замечательного писателя, так что понять беженцев той поры можно. Однако, Веничка и другие русские люди явно преувеличивали силу своего народа, силу народного гнева. Черносотенцы России всегда были публикой трусливой и зависимой. Погромы организовывались, как правило, властями. Трудно представить себе Горбачева и его окружение в роли таких организаторов.

Приведем рассказ еще об одном интервью с Ерофеевым: \»А как вы относитесь к евреям?\» Веня не выдерживает: \»Я считаю, что за этим народом будущее\». Галя (жена Ерофеева. Прим. А.К.) добавляет: \»Народ, который родил Христа, не может быть плохим\»). Впрочем, и с Галиным юдофильством я бы не стал торопиться. Нерв книги Шмельковой-Перельман в том, что повествует она о жизни втроем: муж-жена-любовница и жизни совершенно открытой. Само собой, без конфликтов (холодных, теплых и горячих) такая жизнь проходить не могла. Об одной такой сцене и рассказывает автор книги: \»Галя: \»Какая красавица Жанна! А Яна? От одного профиля можно сойти с ума. А ты связался с этой седой стервой!\» Мне: \»Из-за тебя я стану антисемиткой. Больше сюда не придешь!\» И уже не зная, что сказать, Галя вдруг произносит: \»Ерофеев, я вас обвенчаю\». Понимаю, шутит так жена Венички, но в каждой шутке, как известно, всего лишь доля шутки. Выходит, народ, родивший Христа, плохим быть никак не может, но \»стерва\» — любовница мужа способна превратить несчастную жену в антисемитку. Здесь очевиден трагизм дуализма христианского мира, тревожная дисгармония веры. Одна из бесспорных причин юдофобии в том, что евреи, придумав бога-сына, подбросили эту идею другим, а сами остались со своим, первозданным Богом. Многие считают, что сделали они это, чтобы загнать в тупик сознание сопредельных народов. Но оставим общие и семейные разборки, вернемся к \»еврейству\» самого Ерофеева.

Многими, очень многими критиками, ориентированными национально, \»Москва — Петушки\» кажется вещью русофобской, а кто способен так поносить русский народ? Понятно кто. Вот две такие рецензии на поэму Венички: \»Москва-Петушки\» — безобразная апология алкоголя, глупость, недостойная не то что прочтения, но даже и упоминания. Я думаю, что к столь радикальному неприятию можно отнести и то мнение, что \»М.-П.\» — это \»лишенная \»политического нерва\» исповедь российского алкоголика\». Максим Кононенко. \»Эта книга — верх пошлости, дегенератизма и пьяной романтики. Ерофеев — пошляк из пошляков мало того — не знаком с азами литературного творчества. Кроме того книга русофобская на сто процентов. Недаром эту книгу так хвалят жиды\». Александр Робертович.

Надо признаться, что нюх у русских нацистов всегда был превосходен. \»Семитские штучки\» Ерофеева можно было определить без особого труда. Достаточное количество ернических упоминаний Израиля и евреев никак не могли обмануть блюстителей чистоты русской нации. Точно пишет об этом Лев Анинский: \»Зачем такие вещи пишет Ерофеев — понятно: ради \»люмпенской широты восприятия\». Никакого биологического антисемитизма у Ерофеева, разумеется, нет, а есть художественная задача, есть игра, мифологизация пропащего русского, от имени которого Ерофеев и пишет\».

Владимир Лазарис, видимо заслуженно, критикует перевод поэмы Венички на иврит: \»Совершенно замечательная находка (через двадцать лет после первого чтения книги) состоит в том, что Израиль и евреи не только не были обойдены молчанием проницательным автором, но он сумел показать, как в опьяненном сознании простого работяги выглядит \»зримый враг\» родного советского государства. Эпизод поимки безбилетника в поезде ничем вроде бы не примечателен, разве что публика смотрит на несчастного \»зайца\» и думает: \»Совесть заела, жидовская морда!\» Нили Мирски вообще выбросила эти слова. То ли испугалась, что непонятливые читатели сочтут автора антисемитом, то ли сама не поняла, с чего это обычного \»зайца\» народ обзывает \»жидовской мордой\». В другом месте Ерофеев пишет: \»Это значит в переводе с древнежидовского…\», а Мирски переводит — \»с древнееврейского\». Или вспоминает автор о соратниках-алкашах, что \»они были в совершенном восторге от Израиля, в восторге от арабов, и от Голанских высот в особенности. А Аба Эбан и Моше Даян с языка у них не сходили… И один у другого спрашивает: \»Ну как? Нинка из 13-й комнаты даян эбан?\»

Ну, не могу не привести этот абзац, насчет Нинки, полностью: \»Я расширял им кругозор по мере сил, и им очень нравилось, когда я им расширял, особенно во всем, что касалось Израиля и арабов. Тут они были в совершенном восторге — в восторге от Израиля, в восторге от арабов, и от Голанских высот в особенности. А Абба Эбан и Моше Даян с языка у них не сходили. Приходят они утром с блядок, например, и один у другого спрашивает: \»Ну как? Нинка из 13-й комнаты даян эбан?\» А тот отвечает с самодовольной усмешкой: \»Куда она, падла, денется? Конечно, даян!\»

Тот же бредовый стёб и в \»Вальпургиевой ночи\». Полный псих, по фамилии Прохоров, (действие происходит в сумасшедшем доме) говорит: \» Как только появляется еврей — спокойствия как не бывало… Ну уж не знаю, насколько он был Густав, но жид — это точно… До появления этого Густава — зайцев было столько в округе, что буквально спотыкаешься об них… Так исчезли для начала все зайцы, потом косули… пропали сами собой\».

В \»Записных книжках\» Ерофеев серьезен. В круг его чтения входили книги Мартина Бубера, притчи хасидов… Впрочем, не станем преувеличивать интерес Венички к \»избранному народу\». Вот творчество ярого юдофоба Василия Розанова он исследовал с академической дотошностью. Но и здесь Ерофеева зачем-то пытаются увести от католической веры, в которой он был крещен: \»В своем противостоянии гибнущему миру, в осознании себя грозным свидетелем общего распада и Ерофеев, подобно Розанову, открыл в себе иудея. Им обоим казалось, что русская позиция выражается словами: хреново, но все равно будем жить. А им по душе была позиция: так жить нельзя; лучше взорвать все к чертовой матери, чем так жить. Оба они определяли эту вторую позицию как еврейскую (точнее было бы ее назвать линией ветхозаветных пророков, линией поругания миру) и как особенно близкую себе\».

Ефим Курганов. Вновь ничего не сходится. Знаю, что Курганов — доктор философии, преподает в университете Хельсинки, но не верю, что есть у этого человека хоть какие-то познания в иудаизме. Василий Розанов страдал болезненной страстью к тайнам Торы и Талмуда, но страсть эту в себе ненавидел и вытравлял из себя иудея ненавистью к \»народу избранному\». Ветхозаветные Пророки беспощадно бичевали греховное человечество, но никому из них и в голову не приходило \»взорвать\» Божий мир. Исправить? Да, но пафос Апокалипсиса — это от Иоанна Богослова. Он, хоть и был евреем, но первоапостолом христианским. Ветхозаветные пророки здесь не причем. Получаем \»не две большие разницы\», а целых десять. Увы, \»русская позиция\» никогда не была отмечена особым жизнелюбием. Да и сам Веничка жил на грани суицида. Нет, не потому увлекся Ерофеев Василием Розановым и никакого иудея он в себе не открыл, читая тексты автора \»Опавших листьев\».

При неизбежном расколе в среде творческой интеллигенции той поры он, дитя андеграунда, просто пытался быть на стороне людей порядочных и не кровожадных. \»Зоологическим национализмом\» Веничка, конечно же, болен не был, но, если оставить в стороне зоологию, ничто человеческое Ерофееву не было чуждо. Один мой знакомый любит перелицовывать старые поговорки. Вот один образчик такого творчества: \»Поскреби русского — получишь антисемита\». Признаемся — холодная, равнодушная отстраненность Ерофеева к проблемам чужого народа очевидны, да и легкий недоброкачественный привкус есть в юморе Венички на еврейскую тему. Здесь, в Израиле, было не до шуток, когда повторялось имя Моше Даяна. Мне скажут, что есть святое право писателя защищаться от ужасов жизни улыбкой и смехом и разве не исконно еврейское это качество: находить юмор там, где его и нет вовсе? Ладно, вспомним о \»семитских штучках\» и простим \»даяна эбана\» автору.

Увы, юмором дело не ограничивается. Вот предлагает подруга — Шмелькова посетить первую выставку Марка Шагала в Москве и что же ей отвечает Веничка: \»Не пойду на Шагала, не надо нам этих жидяр\». Получается, что Генрих Сапгир, Иосиф Бродский, Евгений Рейн — евреи, а нечастные обитатели Витебска начала ХХ века — жиды. Есть еще одно подозрительное обстоятельство: слишком часто появлялась в доме Ерофеева некая фашиствующая дама — Светлана Мельникова. Ее не гонят, с ней не спорят, ее терпеливо выслушивают, и опять в дневниковых заметках Шмельковой-Перельмам всплывает тема закуски и пресловутого шкафа: \»Веня очень расстроен. Гуляем почти три часа. Все острит по поводу намеченного на 5 мая, по свидетельству Светланы Мельниковой, погрома. Меня предлагает спрятать в шкафу. \»Но при случае, — говорит он, — выдам, если предложат хорошую закуску. Жертвой еще намечается живущий неподалеку Евгений Пастернак\». На этом тема погромов не исчерпывается. 14 марта, до смерти Ерофеева меньше двух месяцев: \»…приезжала С.Мельникова с журналистами во главе с С.Куняевым. Брали у Ерофеева интервью. За привезенным коньяком несли черт знает что против евреев…

Веничка, как обычно, \»тихонько наблюдал\». \»Тихонько наблюдал\»! Нет, что-то не так было с юдофильством автора \» Моей маленькой ленинианы\». Боюсь, что воспитанный с младых ногтей в атмосфере юдофобии, Веничка не мог не подхватить вирус этой болезни. Вирус, к счастью, оказался легким, не агрессивным и мало заметным, что, конечно же, делает честь Ерофееву. Этим и утешимся. Но в утешении не уйти от извечного вопроса: и зачем мне это все надо?! Читай себе с превеликим удовольствием замечательную, горькую и светлую книгу \»Москва-Петушки\». Радуйся, что жил когда-то на свете талант Венички Ерофеева и оставил замечательные следы своего пребывания на нашей печальной планете. Гордись тем, что первый печатный оттиск этого шедевра появился в Иерусалиме. Так нет же — ищешь то, что искать не нужно и опасно. Тысячу раз был прав мудрый Соломон, предупреждая потомков, что \»умножая знания, умножаешь скорбь\».

И все-таки, уверен, не зря предпринят и этот розыск. Проще говоря, история с \»иудеем\» — Веничкой говорит в очередной раз о том, что, потомкам Иакова, не стоит ждать милостей от природы, природы человеческой, а надеяться следует только на себя. Нет никакого смысла сетовать на одиночество, множество врагов и искать друзей и соратников там, где их отродясь не было.

5 мая 1990 года погромы в России так и не начались. Через шесть дней умер Венедикт Ерофеев — может быть, последний гений русской словесности.

Аркадий КРАСИЛЬЩИКОВ
Еженедельник \»Секрет\» (velelens.livejournal.com)